Свободные (СИ) - Эшли Дьюал

- Никогда так не делай.

- Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Хочу вновь его ударить, однако не выходит. Теперь Теслер сжимает два моих запястья, и он с силой пихает меня назад, так, чтобы я намертво впечаталась в стену.

- Почему ты так поступаешь? – срывающимся голосом тяну я. – Зачем это делаешь? Ты же совсем другой. Ты же спас меня в баре, не бросил, как остальные!

- Забудь об этом, - он наклоняется вперед, сильнее сжимает мои руки, вдавливая их в стену, и шепчет, - я не знал, кто ты.

- Теперь знаешь.

- Какая разница.

- Ты делаешь мне больно.

Неожиданно глаза Андрея становятся совсем другими, живыми, красивыми, с примесью сожаления и желания. И он закрывает их, и я думаю, что вот-вот упаду в обморок от каскада безумных, смешанных чувств.

- Ты мне тоже, - вдруг отвечает он.

Мне не пошевелиться. Я открываю рот и ощущаю слезы, которые тонкими, горячими линиями катятся по моему лицу и падают к нему на плечи. В голове все смешивается. Я крепко зажмуриваюсь и с силой прикусываю губы, чтобы не закричать от обжигающих чувств.

- Я должен отвезти тебя.

- Куда?

Он поднимает тяжелый взгляд и говорит:

- Это часть заказа.

Обиженно и горячо вырываюсь из его хватки и потираю зудящие кисти. Часть заказа? Еще никогда мне не было так больно. Я желаю рассыпаться на сотни частей, прямо здесь, лишь бы не чувствовать того, что чувствую. Но реальность продолжает обжигать меня своим огнем, не щадит ни одной моей просьбы, ни одной моей надежды, и мне ничего другого не остается, кроме как поддаться.

- Как скажешь.

Равнодушно вытираю лицо. Отхожу от стены и спускаюсь по лестнице. Обещаю, что не произнесу ни слова, не посмотрю на Андрея, не подумаю о нем. И я, правда, держу обещание. Держу его ровно пару секунд. А затем перевожу взгляд и с силой зажмуриваюсь. Мне никогда не смириться с тем, кто он есть. Никогда его не простить. Стоит остановить все сейчас, пока еще есть, что спасать; пока есть, чему биться. Но я упрямо не верю своим же мыслям. Пытаюсь побороть это дикое отвращение, которое возникает каждый раз, когда я замечаю его синие глаза или черные волосы. Пытаюсь, сопротивляюсь, спорю с собой и медленно схожу с ума.

Возле входа нас ждет черный «Харлей». Не хочу уезжать, не хочу садиться, но у меня нет выбора. К тому же я знаю, что виновата в смерти рыжеволосого незнакомца, ведь если бы я не ушла с вечера, если бы я послушала Диму, он был бы жив. И потому поджидающая меня участь уже сейчас кажется мне справедливостью. Я должна поплатиться за то, что обрекла человека на гибель лишь потому, что он захотел провести со мной время. Должна, пусть звучит это глупо и невероятно. Но, кажется, я, действительно, убила человека, пытаясь убежать от того, что было впереди меня.

Дрожащими руками обхватываю талию Теслера. Зажмуриваюсь и пытаюсь выкинуть из головы все мысли о том, что произошло в номере. О выстреле. О крови. О том, как я в ужасе убежала прочь. Но сердце у меня разрывается на куски от истошных, колючих чувств, и я подаюсь вперед, и кладу голову Андрею на спину, и морщусь от этой новой, неизведанной пока мне боли, не в состоянии сдержать эмоции. Возможно, Дима был прав. Теперь я должна привыкнуть к этому чувству. Должна принять его и жить с ним, как живет он со своим безумием и одиночеством. Но это так сложно.

Мы приезжаем на шумную улицу. Я нехотя отстраняюсь, поднимаю тяжелый взгляд и вижу красивый, большой дом, переполненный толпой оголтелых подростков. Повсюду витает запах алкоголя, из окон рвется дикая, оглушающая музыка. И я недоуменно замираю, боясь даже представлять, что ждет меня внутри.

Порывисто слезаю с байка. Поправляю мятое платье, вытираю мокрые глаза и вздергиваю подбородок, желая выглядеть увереннее, желая заставить себя быть увереннее.

- Единственное, что я могу для тебя сделать – это больше ничего для тебя не делать.

Устало оборачиваюсь. Вижу напряженное лицо Андрея, его устремленный вдаль взгляд и бледные костяшки пальцев. Я не отвечаю. Не хочу с ним говорить. Или попросту не нахожу в себе сил или смелости. Не знаю. Почему-то мне кажется, что если я сейчас открою рот, то вновь заплачу, а мне нельзя больше плакать. Только не здесь. Только не при этих людях, которые так и ждут, когда я сломаюсь и разрыдаюсь у всех на виду.

Он тоже больше не произносит ни звука. Лишь переводит на меня взгляд и крепко стискивает зубы, будто ему больно в той же степени, что и мне. Но это вряд ли. Вряд ли он вообще понимает, что я сейчас чувствую. Люди толком-то и не способны друг друга понять. Они могут лишь притворяться, но это дело времени. Ощущения у всех нас разные и болевой порог – тоже. Они могут сказать, что знают, но знать не будут, и не потому, что вдруг решат обмануть, а потому, что попросту не сумеют идентично испытать то же самое.

Однако в какой-то момент, во мне все-таки что-то ломается, мы смотрим друг на друга слишком долго, и я хочу безмерно, отчаянно, чтобы он вдруг вскочил с места и забрал меня отсюда как можно дальше. Дальше от этих гнилых людей. Дальше от себя самого, коим он становится, находясь рядом с ними. Но ничего не происходит. Мы оба понимаем: ничего хорошего ни его, ни меня не поджидает в будущем, но мы не сопротивляемся. Он уезжает. А я иду в дом. Он понимает, что не простит себя за это. А я понимаю, что не смогу это пережить.

В доме полно подростков. Все они кричат, пьют, танцуют и забивают помещение едким, мутным дымом от сигарет или наркоты. Я вижу, как она девица сидит верхом на парне, как она лижет ему шею, и с отвращением отворачиваюсь. Прохожу мимо орущих дрыщей, для которых уже один стакан пива – смертельная доза, и поднимаюсь на второй этаж. Не знаю, почему иду туда. Наверно, чувствую, что Дима именно там. И что он меня ждет.

Заглядываю в комнаты. Постоянно натыкаюсь на какие-то потные, сосущиеся парочки и уже сама едва сдерживаюсь от тошноты. Неужели у богатеньких подростков нет иных вариантов? Или трахаться на подобных вечеринках – особая традиция? Обряд посвящения? Привилегия высшего класса?

Я открываю очередную, широкую дверь и удивленно застываю на пороге. Здесь пусто. Как же так вышло, что гормональные бомбы не заметили свободного уголка? Не могу стоять на ногах и решаю отдохнуть. Запираюсь, иду к кровати и устало присаживаюсь на ее край. И что дальше? Было бы классно, если потолок вдруг рухнул и придавил меня с безумной силой, и я бы прекратила дышать, и сдохла бы. Да, точно было бы интересно.

Дверь вдруг открывается. Входят три человека. Один из них выше остальных, красивее и опаснее. И он смотрит на меня, не скрывая улыбку, будто подтвердились его самые худшие опасения.