Свободные (СИ) - Эшли Дьюал

- Слухи не возникают из ниоткуда.

- В таком случае, в этом зале нет ни одного хорошего человека.

- А вы думали иначе? - мужчина растягивает лицо в игривой улыбке, а у меня в груди все сжимается. Мы кружимся быстрее, быстрее и быстрее, и вдруг размыкаем руки. Томная музыка прожигает все мое существо, скрипка и виолончель играют мелодию на моих личных струнах, а я вдруг перехожу по кругу к новому партнеру. Он подхватывает меня за талию и сжимает ее так грубо, что я тут же – даже не поднимая глаз – понимаю, к кому попала в ловушку.

- Хороший вечер, не правда ли? – шипит мне прямо в лицо Дима, а я с вызовом стискиваю зубы. Поднимаю на него взгляд и к собственному удивлению широко улыбаюсь.

- Лучший в моей жизни.

- Лгунья, ты портишь мне настроение.

- Я не виновата в том, что тебя обыграли.

- Меня нельзя обыграть.

- Можно, - чувствую, как блондин с силой сжимает запястье, и рвусь его из оков. Тщетно. Мне становится больно, но я лишь искреннее улыбаюсь. – Что? Закончились все идеи? Больше ничего не планируешь сделать? Давай, сожми мою руку до такой степени, чтобы я отключилась прямо здесь и сейчас, на глазах у всей этой толпы. Давай!

- Алкоголь придает тебе уверенности? – Дима тянет меня к себе и так грубо сжимает за плечи, что я с трудом могу дышать. – Ты никуда не пойдешь. Ты останешься со мной.

- Нет. Ты проиграл.

- Я не позволю.

- Отпусти меня! – музыка взрывается в кульминации, скрипка, похожая на мой истошный крик, взмывает до небес, и я со всей силы пытаюсь оттолкнуться руками от парня, беспомощно вертясь из стороны в сторону. – Я не твоя собственность!

- Ты ошибаешься.

- Это ты ошибаешься! Я…

- Ты сейчас же закроешь рот и сделаешь то, что я скажу! - он сжимает мою кисть, скалит зубы и вдруг начинает идти на меня так стремительно, что я едва не валюсь с ног. – Сегодня, завтра, через неделю, месяц, ты будешь слушать меня, будешь приседать, говорить, лежать, раздвигать худощавые ноги, когда я скажу! Ты больше не имеешь права дышать без моего разрешения! Не имеешь права закрывать глаза, пока я не разрешу тебе это сделать! Ты – моя, полностью, без остатка. Услышала? Услышала меня?

Я спотыкаюсь на краю собственной юбки и неуклюже валюсь на пол. В ужасе поднимаю глаза вверх и дышу так тяжело и громко, что перебиваю музыку.

- Зои! – рядом оказывается отец. Он обходит Диму, приближается ко мне и порывисто поднимает с пола. – Ты в порядке? - Оборачивается через спину на блондина, ждет хотя бы какого-то объяснения, но тот занят своими мыслями. Отдергивает темно-серый, шерстяной пиджак, холодно отрезает:

- Прошу прощения, - и срывается с места.

- Зои, - отец вновь поворачивается ко мне. – Что происходит? Что это было?

Не слышу Константина. Смотрю вдаль удаляющейся фигуре блондина и едва удерживаю в груди дикий ужас. Глаза покалывает, и мне приходится сжать их с безумной силой, чтобы не разреветься на виду у любопытной толпы: черт! Дима сумасшедший, он спятил, выжил из ума! О чем он вообще говорил? О какой собственности? О каких правилах? Неужели он и, правда, думает, что я соглашусь на подобное? Что смирюсь с его безумными, неадекватными мыслями?

- Мне надо отойти.

- Ты в порядке?

В порядке ли я? Да, я сейчас заору на весь чертов зал от ледяного ужаса, стискивающего костлявыми пальцами мое горло!

- Да, - отрезаю я. – Все хорошо. Просто хочу пройтись.

Я выхожу из зала под пристальным вниманием тысячи глаз. Выпрямляю спину, чувствую себя отвратительно и думаю: что Диме от меня нужно? Почему он решил, что может надо мной издеваться? Плевать, что я как-то связана с Сашей. Здесь другое. Здесь что-то личное, будто он ненавидит меня, хочет уничтожить. Но с какой стати? Мы едва знакомы!

Я забегаю в темный угол, облокачиваюсь спиной о стену и крепко стискиваю себя руками за талию. Грудь так и трясется от коротких, прерывистых вздохов, и мне вдруг кажется, что вот-вот и я разревусь. Сломаюсь, как и все до меня, к кому успел притронуться Дима. Неужели они тоже чувствовали себя так беспомощно и глупо, ведь нет ничего смешнее подростковых, дурацких проблем; проблем, когда внутри появляется такое чувство, будто весь мир против тебя, хотя на самом деле все до банального просто и категорично.

Протираю холодными руками лицо и откидываю назад голову. Как же хочется унестись отсюда как можно дальше, забыть обо всем, что тут творится. Кто бы мог подумать: у богатых гораздо больше проблем, чем у бедных. Они улыбаются, носят эти маски и лгут друг другу день ото дня, скрывая собственные чувства, эмоции, мысли за толстенной стеной равнодушия. Как так вообще можно жить? В постоянном напряжении. В постоянном страхе, что кто-нибудь да увидит твое настоящее лицо.

- Идиот!

Я слышу удар и растеряно выплываю из мыслей. Выглядываю из-за угла, прищуриваюсь и вдруг испытываю странное отвращение. Желудок вмиг сворачивается, неприятно сводит, и мне приходится сильнее облокотиться спиной о стену, чтобы не согнуться от боли.

- Щенок! – очередной удар. Пощечина по красному от предыдущего наставления лицу. Но Дима не двигается. Крепко стискивает зубы, закрывает глаза, молчит, а я вижу, как играют его острые желваки. – Что ты устроил? Что за цирк? - Старший Болконский кружит вокруг сына, будто акула. Он не срывается, не орет во все горло, но он шипит и рычит так резко, яростно, что даже мне становится не по себе. – Испортить вечер из-за какой-то девчонки.

- Я не портил тебе вечер.

- Ты испортил его себе.

- Это мое дело. – Дима недовольно кривит лицо. Видно, как ему неприятно отчитываться перед кем-то, когда обычно кланяются перед ним. – Я разберусь.

- Разберись, - рычит старший Болконский. – Разберись, иначе разберусь я. И тогда никому хорошо не будет. Ты меня понял?

- Да.

- Не слышу?

- Да, отец. Я все сделаю.

Они испепеляют друг друга похожими, темными взглядами, а я вновь впечатываюсь в стену. Почему-то становится не по себе. Знаю, что должна ненавидеть Диму, но вдруг лишь начинаю больше его понимать. Он псих не от того, что сам решил сходить с ума. Он псих потому, что умерла его мать; потому что жив его отец. Потому что существовать здесь и не сходить с ума – мечта лишь наивных идиотов, верящих в сказочные концы и всепоглощающие чувства. Однако способно ли это оправдать его поступки?

Я возвращаюсь в зал. Вижу рыжеволосого мужчину и улыбаюсь, надеясь, что он еще не записал меня в список людей-с-которыми-определенно-не-стоит-общаться. Однако незнакомец лишь кивает и приподнимает чуть выше бокал с шампанским, обнадеживая мои безнадежные сомнения. Я хочу подойти к нему, как вдруг кто-то осторожно берет меня под локоть.