Судьба попугая (География одиночного выстрела - 2) - Андрей Курков

- Вот яблочко принесла тебе, касатик! - сказала. - Ты сегодня как? Три дня тому, как привезли тебя, побледнее сегодняшнего был...

- Хорошо уже... - негромко ответил Марк.

- Есть для тебя новость хорошая, - старушка улыбнулась хитровато, словно держала за спиной письмо для него. - Сказать?

- Да, - попросил Марк.

- Группу яды тябе определили... - подержала паузу и продолжила: - Теперя ты у нас "хищник". Сто тридцать граммов мяса сырого в день...

- Так я ж не могу сырого...- озабоченно выговорил Марк.

- А я, старая, для чего? - снова улыбнулась Анна Владимировна. - У меня тут в кладовочке керогаз есть, я яго тябе жарить буду и вместе кушать станем... А то ж, понимаешь, трудно было Ефрему Миронычу. Он два дня маялся, говорит: "Запишем его крупным рогатым, так что - овсом кормить, што ли?!" Но вот нашелся, как тебе получше устроить.

Поболтав, старушка ушла, перед этим бегло осмотрев собак, кошку и белку.

Марк повернулся на бок, чтоб лучше ему был виден Кузьма.

Лежал он на столике в маленькой, как бы игрушечной кроватке, забинтованный весь, кроме шеи и головы.

- Кузьма! - позвал негромко Марк. - Кузьма! Птица покосилась на своего хозяина. Открыла клюв, подержала его так, открытым, с минутку, потом закрыла и отвернулась.

Марк улыбнулся.

- Кузьма, говори! - попросил он.

Давно уже не произносил Марк эту фразу, и сейчас ему показалось, что и интонация не та, и голос у него вроде изменился. Теперь Кузьма, может быть, и читать ничего не будет. А может, из-за ранения у него все его удивительные способности пропали?

Кузьма молчал.

- Кузьма! - снова позвал Марк, прислушиваясь к собственному голосу. Кузьма, Теркина прочитай!

Попугай снова покосился на хозяина, но клюв не открыл.

Марк заволновался и почувствовал, как ему становится жарко и уже не хватает воздуха для дыхания.

Полежал, посмотрел в потолок, успокоился и снова на бок повернулся. Решил сам почитать птице.

Вспомнил откуда-то с середины и стал декламировать:

Драка-драка, не игрушка!

Хоть огнем горит лицо,

Но и немец красной юшкой

Разукрашен как яйцо...

Сделал короткую паузу. Вдох... и дальше:

Вот он - в полвершке - противник...

И тут Марка приятно приподняло что-то, он бросил взгляд на Кузьму - клюв его был раскрыт и двигался. Марк приглушил свой голос и продолжал:

Носом к носу. Теснота.

Так и было: Кузьма тоже произносил стихи, и этому Марк страшно обрадовался.

До чего же он противный

Дух у немца изо рта,

сказали они оба, глядя друг на друга.

Прочитали еще несколько строф вместе.

Марк внутренне ликовал.

Потом снова лежал на спине, глядя в потолок.

Пришли две старушки, увезли собаку, ту, что лежала под стенкой. Увезли на операцию. Собака как-то жалостливо посмотрела на Марка.

Анна Владимировна приходила с первой мясной поджаркой.

- Почему так мало получилось? - удивленно спросил Марк, глядя на два коричневых подгоревших кусочка, лежавших на странноватом глубоком блюдце с синими буквами "ЦКВЛ".

- Ужарилось, голубчик, да и я кусочек съела... Мясо оказалось подгорелым, но Марк все равно был довольный.

- Я уж так плакала тогда, так плакала! - рассказывала Анна Владимировна, как совсем недавно в соседней палате помирала лошадь маршала Луганского. - И врачи тут дежурили, несколько дней, бедные, домой ночевать не ходили... Не спасли...

Поохала старушка, поохала и снова ушла куда-то. А час спустя в палату женщина заявилась в белом халате, накинутом на длинное зеленое пальто. Увидела Марка, рот открыла. Выбежала.

- Почему там человек? - донесся ее возмущенный голос из коридора.

В ответ невнятно прозвучал мужской голос. Марк напрягся, прислушался.

- Он не заразный? - спросила в коридоре эта женщина. И следующий ответ Марк не расслышал, но женщина снова вошла в палату, была она уже спокойнее. Прошла к кроватке с кошкой. Придвинула табурет и села.

- Ну как ты, - говорила, поглаживая ее. - Пальмирочка, мы все так соскучились по тебе, и Гарик, и Петя, и Машенька! Доктор сказал, что через пять дней тебя уже можно будет забрать!..

Потом она достала из черной блестящей сумочки сверток, развернула и стала кормить кошку тоненько нарезанными кусочками хорошо прокопченной колбасы. Запах колбасы тут же заполнил всю палату.

Марк сглотнул слюну, отвернулся и снова уставился в потолок.

Собака, лежавшая с другой стороны, заерзала.

Марк покосился на нее. Кажется, это была настоящая кавказская овчарка. Двумя широкими ремнями она была "прикована" к кроватке и лежала мордой к Марку, а значит видела и женщину, и кошку, и колбасу.

"Бедный пес!" - подумал Марк.

Женщина, не сказав Марку ни слова и даже не посмотрев на него, ушла.

Марк подумал про кошку плохо. Он всегда их недолюбливал, этих "домашних пушистых животных".

Снова заглянула Анна Владимировна, видно, выдалась свободная минутка.

Задержалась у собаки.

- Никто тебя не проведывает, Раульчик! - ласково проворковала она. Хозяин на фронте, а хозяйка путается, поди, с кем-то, ей што! Это хозяин тебя любит, а эта... профундыть ее... ай, бедная собачка!..

Пес смотрел на старушку тепло и слезливо, как на мать. Пожалев его, Анна Владимировна присела у кровати Марка.

- Ну как тябе? Через часик мясца принясу, хорошо? Как птичка твоя? - и повернулась к Кузьме. - Смешной такой! Не припомню, чтоб у нас такие вот цветные лечились! Ястреб, помнится, лежал тут, сова лежала, а вот таких не было...

Когда через час старушка опять появилась в палате с блюдцем, на котором лежало несколько маленьких кусочков поджаренного мяса, Марк спал. Ему снился фронт, снились выступления их концертной бригады.

Старушка присела на табурет у его кровати. Положила блюдце себе на колени. Подождала пару минут.

Потом глянула на попугая и не спеша съела принесенное мясо.

Глава 14

До узловой станции поезд-рельсоукладчик ехал не меньше четырех суток. Остановились только один раз - в том месте, где в снегу среди сильных кедров, росших здесь на почтительном расстоянии друг от друга, были похоронены, а точнее - присыпаны снегом - мальчишки в военной форме.

- Сосчитать их надо! - сказал, спрыгнув с теплушки, Тауфенбах.

Все шестеро - машинист с помощником, Тауфенбах с Брузе, Добрынин, и Ваплахов - выбрались из поезда и топтали снег, переходя от одного белого холмика к другому, иногда разрывая его в одном месте, чтобы проверить: могила это или просто занесенный на зиму снегом муравейник.

Посчитали. Вышло сорок два мальчика.

Когда состав уже тронулся, Тауфенбах, Отогрев руки у химической печки-буржуйки, сел за стол и, достав из кармана толстую автоматическую чернильную ручку, написал небольшой - в два листа - отчет об обследовании неизвестного кладбища.