Избранное - Роже Вайян

Красавчику тотчас стало стыдно. Он повернулся и пошел по набережной большими шагами, кипя гневом против самого себя, против Натали, против Пьеретты.

Натали, вся похолодев, стояла как вкопанная. Филипп и Бернарда втащили ее в машину. Бернарда села за руль, и «альфа» тронулась. Натали, казалось, спала с открытым ртом, при каждом толчке голова ее падала на грудь.

Не помня себя от ярости, он шел куда глаза глядят и перебирал свои обиды. В Клюзо итальянцев берут только на черную работу, которой избегают французы; их нанимают в качестве землекопов, лесорубов, батраков в сельском хозяйстве. Ну пусть его считают парией, но разве можно примириться с мыслью, что для Пьеретты он только поденщик в любви.

На предложение мадам Эмили Прива-Любас Пьеретта ответила наобум:

— Условия труда в Америке не такие, как здесь.

Она хотела выиграть время по примеру старика Амабля, посмотреть, куда клонит противник. Зачем явилась к ней мадам Прива-Любас и почему делала ей такое необычное предложение, она, конечно, не догадывалась. А мадам Прива-Любас по-прежнему была убеждена, что Пьеретта все знает и ловко пользуется своим стратегическим преимуществом. Однако холодный ответ на сверхсоблазнительное предложение поехать в Америку показался ей просто наглостью.

«Деревенщина! — подумала она. — У мужланов никогда нет чувства меры. Очевидно, мне придется повозиться, прежде чем я ее вышколю». Мадам Эмили и мысли не допускала, что возможность побывать в США не вызывает у молодой работницы восторга; сама она презирала американцев, за исключением членов семейства Дюран де Шамбор, но была убеждена в полнейшем их превосходстве над всеми прочими смертными; когда ее муж выражал уверенность в неизбежном провале западного блока, она считала его слова проявлением еврейского зловредства. Услышав ответ Пьеретты, она перешла в наступление.

— Вы железная, — сказала она. — Но много ли вы от этого выиграете, как вы думаете?

Пьеретта устремила на нее внимательный взгляд.

— Вам, конечно, хочется сделать политическую карьеру, — продолжала мадам Прива-Любас, — но вы лучше моего знаете, что после войны никто из молодых в вашей партии не «выдвинулся». У вас выдвигают в порядке старшинства. Вы надеетесь стать депутатом? Однако в Национальном собрании выступают с речами все одни и те же — старая гвардия. Вам, вероятно, известно, что, если вас изберут депутатом, ваша партия будет отбирать у вас три четверти депутатского жалованья — вам оставят только тридцать пять тысяч франков в месяц. А сколько времени надо еще ждать даже такого жалкого успеха! Кончим наш разговор. Я не угрожаю вам увольнением. Мне кажется, к вам такие методы неприменимы. При желании вы могли бы занять видное положение на фабрике. В данный момент вы мне мешаете. Воспользуйтесь этим обстоятельством. Ставьте свои условия.

— Я вас не понимаю, — совершенно искренне ответила Пьеретта.

— Мои дети прибегли к шантажу, но ведь это лишь игра, и долго она не продлится. Не злоупотребляйте таким положением. Вы идете ва-банк смотрите, проиграете.

Пьеретта не знала никаких азартных карточных игр и соответствующих терминов и, кроме того, не сразу догадалась, что слова «мои дети» относятся к Филиппу и Натали. Она поняла только, что визит хозяйки и ее странные речи объясняются каким-то недоразумением. Как человек честный и глубоко убежденный, что проблемы рабочего движения не могут разрешаться личными сделками, она сказала самым простым, естественным тоном:

— Я уверена, что здесь какое-то недоразумение.

Мадам Прива-Любас теперь и не знала, восхищаться ли этой работницей за твердость характера, проявленную в столь важных для нее переговорах, или презирать за то, что глупышка не спешит воспользоваться своими преимуществами. Она закурила сигарету и, желая выиграть время и поразмыслить, удобнее уселась в кресле.

«Боже мой, она устраивается у меня всерьез и надолго!» — с раздражением подумала Пьеретта.

— Да что это такое? — воскликнула она. — Кто вас уполномочил прийти ко мне? Я вас не знаю и не имею желания знать. Как делегатка рабочих и служащих фабрики я должна иметь дело только с дирекцией.

«Нет, она просто дурочка, — подумала Прива-Любас. — Нобле стареет и переоценивает силы противника».

— Знаете что? — сказала она. — Совершенно напрасно вы делаете ставку на Филиппа, а не на меня. Он никогда долго не увлекался одной женщиной…

Только, тогда Пьеретта поняла наконец, откуда идет недоразумение, в звонко расхохоталась.

Но тут вдруг послышались чьи-то быстрые шаги. Дверь распахнулась. Вошел Красавчик.

— Мне надо с тобой поговорить allʼistante stesso [18], — сказал он, схватив Пьеретту за руку.

Он заметил, что в комнате сидит посторонняя женщина, но не обратил на нее внимания, решив, что к Пьеретте зашла какая-нибудь товарка.

— Mi scusi [19], — сказал он. — Мне надо объясниться с Пьереттой.

Галстук у него развязался, волосы растрепались, по раскрасневшемуся лицу сбегали капли пота. Он до боли сжимал Пьеретте руку.

Пьеретта мягким движением высвободила свою руку. Ее бледность и спокойные жесты подействовали на него умиротворяюще. Он затих. Пьеретта пристально посмотрела на чужую женщину, потом указала рукой на Красавчика.

— Мой любовник, — сказала она.

Мадам Прива-Любас поднялась.

— Как видно, для удовольствий вы предпочитаете сицилийцев, — прошипела она и торопливо направилась к выходу.

Красавчик хотел броситься за ней, но Пьеретта остановила его. С порога мадам Прива-Любас крикнула:

— Я поделом наказана. Как я могла забыть, что иду в разбойничий притон!..

Хлопнула дверь, потом с улицы донеслись быстрые удаляющиеся шаги.

Пьеретта повернулась к Красавчику. Она смеялась.

— Если бы ты знал… — сказала она и не могла удержать смеха. — Если б ты только знал, — все повторяла она. — Если б ты знал, кто эта женщина…

Она прижалась к нему. Вот так же ей хотелось в сосновой роще прильнуть к нему, но тогда она не позволила себе этого. И так же, как тогда, глаза у нее полны были слез, но теперь они брызнули из черных глаз. Пьеретта тихонько заплакала. Красавчик крепко обнял ее.

В ту ночь они уснули вместе на широкой кровати в форме ладьи, покрытой красным пуховым одеялом, подарком старика Амабля.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Выйдя от Пьеретты Амабль, мадам Прива-Любас разыскала свой старомодный «роллс-ройс» с высоким кузовом и укатила обратно в Лион, не повидавшись с Нобле, не заглянув к своему сыну. Это было, если читатель помнит, в последнее майское воскресенье.

На следующий день директор по кадрам Филипп Летурно сидел в конторе фабрики в своем служебном кабинете и читал «Историю русской революции», написанную троцкистом; Филипп сначала усматривал в этой книге благожелательное отношение к Советскому Союзу, ибо, как и большинство молодежи его круга, был круглым невеждой в вопросах современной истории. Но в тот день он задался вопросом, к чему же клонит автор книги, и как раз в минуту его раздумья раздался телефонный звонок. Как известно, у Филиппа Летурно не было друзей в Клюзо, не было их у него ни в Лионе, ни в Париже, где он жил прежде, — имелись только приятели, с которыми он встречался в барах и по большей части знаком был с ними через Натали; они позабыли о Филиппе, как только его услали в Клюзо.

В телефонной трубке раздался голос его отчима, банкира Валерио Эмполи; он просил пасынка приехать к нему в банк по важному делу, «если возможно, немедленно», машина за ним уже послана. Филипп недолго думая согласился; почти тотчас же пришла машина, он сел и уехал в Лион, но повидавшись с Натали, которая ждала его во флигеле. Он предчувствовал, что сводная сестра воспротивится этой сепаратной встрече, между тем как свидание, вероятно, будет посвящено важным переговорам. Филипп редко осмеливался противоречить Натали, безмолвно признавая ее превосходство по части твердости характера.

Вечером, возвратившись домой, он уже не застал Натали, она исчезла вместе с Бернардой, а на постели он нашел адресованную ему записку:

«Несчастный!

Я узнала (ведь я всегда все узнаю), что ты ответил: „Слушаюсь!“ — на первый же их телефонный звонок. Наверняка ты сдашь по всем пунктам. Ну что ж, тем хуже для тебя. Твоя мягкотелость мне так же противна, как мертвая хватка твоей мамаши. Тем хуже для вас обоих. А я рассудила, что климат вашего ущелья мне вреден. Уезжаем сейчас с Бернардой на Юг. Если хочешь что-нибудь сообщить мне, пиши в Канны, до востребования.

Натали вернулась в Клюзо только в октябре. Впоследствии она помогла мне разобраться в их переписке с Филиппом за это время. Первое письмо Филипп написал тотчас же, как обнаружил записку Натали, оставленную на его постели.