Кабанье урочище - Евгений Константинов

Во-первых, я находился на не берегу любимой речушки, а в какой-то не то огромной норе, не то в маленькой пещерке, наполовину заполненной водой. Свет в пещерку проникал, сквозь щель между отвесным берегом и наполовину обрушившейся площадки, на которой я недавно сидел и под которой теперь оказался, и также через неширокую полосу между водой и противоположной стороной площадки. Во-вторых, кисти моих рук оказались кем-то вставлены в расщелины двух толстых веток торчащих из воды по бокам от меня. При этом вода чуть-чуть не доходила мне до паха. В-третьих, в пещерке я был не один. Напротив меня, точно в таком же полуподвешенном положении находилась девушка в фате – та самая невеста… И, в-четвертых, я различил в сумерках, слева и справа от нее две уставившиеся на меня морды. Одна из которых принадлежала не иначе как тому самому жениху, вторая, хоть и мало чем от нее отличалась, но все-таки была не человеческой а бобровой! И в зубах у этой бобровой морды был букет цветов, завернутых в серебристую обертку.

Мне часто снятся сны, и не всегда радужные, бывают и неприятные, и страшные, и кошмарные. И бывало, что когда кошмарный сон подходил к своей кульминации, я, отказываясь в него верить, заставлял себя проснуться, и… просыпался!

Сейчас я попытался проделать то же самое, то есть зажмурился и замотал головой, приказывая себе проснуться…

– Вот мы и встретились, охотничек за ценным мехом! – прозвучало над моим ухом.

– Что происходит? – открыв глаза, хрипло выдавил я.

– У меня сегодня свадьба, – сообщил жених. – Все, как у людей. Гости, невеста в свадебном платье, первая брачная ночь… Должна была бы быть…

– Какого черта вы меня здесь держите? – мне совершенно не было дела до чьей-то там свадьбы. – У меня ноги замерзли!

– Могла бы быть. Первая брачная ночь, – никак не отреагировал на мои крики жених. – Если бы не тот твой выстрел…

– Какой выстрел?! Я на рыбалку приехал!! Отпускай, давай! – Я рванулся, но только причинил рукам боль. – И девушку отпустите! Она вон тоже…

Перед моими глазами вдруг возник мосток и на нем то, что осталось от невестиной ноги.

– Она же… Ты же у нее ногу… отгрыз?

– Это чтобы привлечь твое внимание, пока моя бобриха доканчивала дело с деревом…

Бобриха вытащила лапами изо рта букет и, показав огромные зубищи, издала то самое «хрум-хрум-хрум».

– Нога деревянная была, – подала голос невеста. – Протез.

Я вновь замотал головой в надежде проснуться. Но какой там сон! Стал бы я спать, будучи погруженным в холоднющую воду, да еще в обществе говорящих бобров и невесты с отгрызенной ногой!

– А ты с ним, поди, целовалась? – задал я глупейший в подобной ситуации вопрос.

– Я не знала…

– Что там было знать?! – перебил невесту жених. – Кому она, одноногая нужна? Она и мне не нужна. А вот тебе…

– Да что здесь происходи-то, в конце концов! – вновь перешел я на крик.

– Кричать – бесполезно! – спокойно сообщил жених-бобер. – Ты, охотничек, себе по-другому помочь сможешь. И себе, и девушке, и моей бобрихе…

– Как – по-другому?

– Как? – переспросил он и замолчал, будто размышляя над собственным ответом. – А вот послушай.

Своим выстрелом тогда, в ноябре, ты мог прервать одну из ветвей рода бобров. Моего рода, который населяет эти места многие сотни лет, и который так и не был истреблен людьми даже в самые голодные времена…

– Уверен, что мне все это не снится, – не выдержал я его монотонного повествования. – Но почему ты разговариваешь? Причем, разговариваешь точно так же, как и я, с той же интонацией… Ты – мутант, да?

– Я – результат вмешательства человека в жизнь бобра.

– То есть, человек научил тебя говорить…

– Научил говорить? – мне показалось, что бобер усмехнулся. – Он сделал гораздо большее! Он образовал новую бобровую ветвь, потомком которой я и являюсь, и которую ты почти оборвал своим идиотским выстрелом!

– Может, все-таки объяснишь? – попросил я. Конечно, в моем положении выслушивать бредни мутирующего грызуна было верхом идиотизма, но дело в том, что я нащупал ногой под водой какой-то корень и теперь пытался приноровиться, чтобы, оттолкнувшись от него, подняться из воды и освободить застрявшие в расщелинах руки.

– Да. И тебе, и ей, – бобер кивнул на дрожавшую от холода невесту, – надо все объяснить и тем самым вас подготовить.

Корень под моей ногой, оказался довольно шатким, надо было придумать что-нибудь еще, а пока – послушать, что там собирался объяснять нам с невестой ее жених.

– Впервые это случилось с моей прабабкой, – стал рассказывать тот. – В то время среди людей шла война, была разруха, и по сравнению с нами – бобрами, жили они впроголодь. Поэтому многие старались, как можно больше пользоваться дарами природы: собирали грибы, ягоды, ловили рыбу, добывали птицу и зверя. Зверя добывали не ружьями, а силками да капканами.

Жил в то время в округе деревенский рыжеволосый дурачок-переросток по прозвищу Игорюня. Люди его не жаловали, всячески потешались над Игорюней, издевались. Поэтому, когда наступали теплые деньки, уходил дурачок из своей деревни в лес, в самую глухомань и жил там поблизости от ручья и плотины, которой мы, бобры, этот лесной ручей перекрыли. Ночевал в шалаше, питался тем, что добывал своими руками в лесу, да все за нашей бобровой общиной подглядывал. Нравилась Игорюне наша жизнь, со временем он даже вместо шалаша соорудил себе хатку наподобие бобровой.

И вот как-то раз попалась рыжему дурачку в капкан молодая бобриха. Пружина капкана сломала ей правую заднюю лапу. Но убивать бобриху Игорюня не стал, а притащил к себе в хатку, лапу залечил, выходил… А потом стал с ней совокупляться, как бобер совокупляется с бобрихой, и как мужчина – с женщиной. Остальные бобры боялись человека и ничем не могли защитить свою соплеменницу. А человек, обделенный раньше вниманием женщин, теперь день и ночь занимался любовными утехами с бобрихой.

Наступили холода, но Игорюня и не думал возвращаться, как в прежние годы, в родную деревню. Хоть и был он дурачком, но понимал, что среди людей не будет ему житья вместе с полюбившейся бобрихой. А бобриха тем временем принесла потомство – четырех бобрят. Которые стали расти в хатке вместе с ней и человеком. Однако зима в тот год выдалась слишком суровой, и если бобры питались ветками деревьев, то человеку была необходима другая еда.

Первое время Игорюня наведывался по ночам в свою и соседние деревни и, уподобляясь лисе, пытался стянуть там хоть какую-нибудь еду. Но деревенские и без того бедствовали, и поживиться ворюге удавалось немногим. Да еще и не повезло дурачку – угодил он ногой в капкан, поставленный людьми на зверя. Из капкана он освободился, но до своей укрытой в дебрях леса хатки, истекающий кровью и обессиленный, еле-еле добрался. Благо шедший всю ночь снег надежно замел следы, по которым его могли бы выследить деревенские жители.