Пусто: пусто - Анна Бабяшкина

Вместо традиционных 65 килограммов стрелка подобралась к самой цифре 80!

«Ну пару кило можно списать на гипс, — размышляла Люся, возвращаясь к столу. — А остальное? Откуда оно взялось?» Г-жа Можаева вздохнула, решительно вылила чай с сахаром в раковину и заварила себе новый — без сахара.

Тортик скрылся в холодильнике. За ним последовала Люсина порция макарон.

— Ты чего? Подумаешь — десятком кило больше, десятком меньше! — отговаривал ее Соловьев.

— Ну уж нет! Я не хочу испытывать тебя на прочность, а судьбу на доброту! — отбивалась от ужина г-жа Можаева.

А еще через пару месяцев, когда Митя все-таки получил свой условный срок на основе чистосердечного признания, а господа Соловьевы вернулись из свадебного путешествия и сломанная рука окончательно зажила, постройневшая Люся сидела в офисе «Инна Тур». Со всей возможной старательностью она торговала путевками во Францию.

— Добрый день! Чем я могу вам помочь? — очаровательно улыбнулась г-жа Соловьева очередной клиентке — блондинке около тридцати.

— Мы с мужем хотим поехать на Старый Новый год во Францию, — объяснила блондинка, щеголяя симпатичным волнообразным знаком на запястье. — Горнолыжный курорт. Желательно Куршавель. Что вы нам можете предложить по размещению?

Люся принялась истово листать перед туристкой каталог. Наконец дело дошло до паспортов и прочей бумажной волокиты. Блондинка порылась в сумочке и вытащила оттуда две малиновые книжицы с гербом. Люся открыла первую из них и ахнула: с фотографии на нее смотрел… Федя Бондарчук! Нет, глаза не обманули г-жу Соловьеву! Справа от фотографии черным по бледно-розовому так и было написано: Федор Сергеевич Бондарчук!

— Вы знаете, — быстро сообразила Люся, — правила получения виз несколько изменились. Вашему мужу придется приехать в наш офис и лично заполнить документы.

— Но как же так? — возмутилась блондинка. — Раньше я чудесно справлялась со всеми оформлениями одна!

— Не мы изменили эти правила, извините, — настойчиво повторила Люся, возвращая паспорта и нисколько не сомневаясь, что Федя приедет.

Правда, зачем он ей теперь, когда жизнь и без него хороша? Разве что полюбопытствовать, совпадают ли у них с женой знаки на запястьях? Но узнать это ей так и не удалось.

Домашний вечер у телевизора выдался тяжелым.

Тяжелым он был не только потому, что Соловьев настоял на том, чтобы телевизор был включен на каком-то очередном не слишком-то шедевристом боевике. Но еще и потому, что вместо традиционных чипсов Лехе пришлось, по настоянию Люси, поставить под руку тарелку с нарезанной кубиками морковкой. Она, понимаете ли, уверена, что ему не помешало бы скинуть пару-тройку килограммчиков — не страдать же от диет ей одной.

По этому поводу Соловьев страстно страдал и не получал полного удовлетворения от домашней идиллии. Люсе пришлось страдать за компанию.

— Спокойной ночи, зайчик! — сладко зевнула она, наконец оказавшись в постельке.

— Я не зайчик! — простонал он. — Не травоядный я! Я хищник! Я мяса хочу! Называй меня тигриком хотя бы.

— Хорошо, котик! — засыпая, прошелестела г-жа Соловьева. — Как скажешь.

— Ну хотя бы не зайчик! — смирился Соловьев и тоже захрапел.

Сон снился странный.

Люсенька как будто скатилась по войлочной трубе в низко гудящую темноту. Вокруг слышались шорохи и сопение. Постепенно где-то над головой начали зажигаться маленькие лампочки, и стало ясно, что это самолет.

«Что-то такое я уже, кажется, видела, — пронеслось в голове у Люсеньки. — Неужели и у снов бывают повторные показы? Интересно, а платят ли в таком случае тому, кто сочинял сон, повторный гонорар?»

Люся откинула спинку кресла, закрыла глаза и попыталась поудобнее устроиться. Как только ей это удалось, шум потихоньку стал угасать, а мерные вибрации сменились спокойным раскачиванием с угасающей амплитудой. Как будто Люсенька каталась на качелях, и теперь они плавно останавливались.

Пространство вокруг наполнилось встревоженными голосами и ветром. Люся открыла глаза и увидела, что запасные выходы самолета открыты, и через них в салон врывались тот самый ветер, что разбудил ее, и яркий солнечный свет. Пассажиры толпились у выхода.

«Точно я где-то это уже видела!» — решила г-жа Можаева и направилась вслед за всеми.

Люди безбоязненно садились в оранжевый желоб, наподобие тех, с которых катаются в аквапарке, и скользили вниз. Люсенька скатилась тоже и ничуть не удивилась, когда обнаружила, что под плотным слоем тумана скрывается пружинистая, как батут, основа.

Она оглянулась, ища что-то или кого-то взглядом, и тут же поняла кого: метрах в трехстах виднелся неподвижный человек, паривший над туманом в полный рост и никуда не падавший. Он призывно махал народу руками, и многие весело прыгали по направлению к нему. Г-жа Можаева тоже направила свои прыжки к загадочному типу в белом. Теперь она уже точно вспомнила, про что этот сон.

Остановилась Люся метрах в тридцати от оратора. Он по-прежнему парил над туманом, и лишь ступни его скрывались в молочной пелене. Светлые волосы мужчины путались в лаврушке. Человек знаком попросил внимания и тишины. Но тишины никак не получалось. То какие-то тетеньки в ситцевых ночнушках пытались дотянуться до оратора и что-то ему орали насчет того, что он жалкий обманщик. Мол, они-то надеялись, что он им под конец жизни пошлет стоящего мужчину, а он им подсунул их же алкоголиков. Другие тетеньки тоже норовили уцепиться оратору за подол и кричали, что на этот-то раз они первыми поднимут руку, потому что знак им позарез нужен и жаловались на одиночество. Отдельные дяденьки тоже грозили в сторону оратора кулаками и вещали что-то на тему того, что «если красавец на всех не хватает, нечего распределиловку устраивать».

Оратор слушал молча, лишь улыбка потихоньку покидала его румяное лицо, да нога делала какие-то суетливые движения в попытке стряхнуть со своего подола руки доставучих гостей. Наконец он не выдержал и как-то очень уж суетливо затараторил:

— Будем честны. Эксперимент по информационной поддержке населения не удался. Знаки не были должным образом использованы и адекватно восприняты, как, впрочем, и многие другие информационные продукты, предоставленные нами человечеству. Мало того, что полученные сведения многими были проигнорированы, обнаружились многочисленные перегибы на местах. Вплоть до прямой подделки знаков. Словом, свободная воля, знаете ли, продолжает играть злые шутки с человеком. Опция «свободная воля» вступила в конфликт с новым программным продуктом. Но поскольку эта опция была заложена как базовый элемент системы под названием «человек» и приоритетна по отношению к нововведениям, нам придется от знаков отказаться.

— Понятнее говори! — заорали с дальних рядов. — Чего ты там шепчешь?

— Попрошу без фамильярностей! Кое-какие ресурсы у нас все-таки имеются, — внушительно и строго осек крикунов оратор. — Для особо талантливых поясняю: знаки отменяются. Более того: за время существования знаков многие события пошли совсем уж нежелательным руслом. Нами даже зафиксировано несколько преждевременных летальных случаев, спровоцированных знаками. Поэтому все события последних месяцев также отменяются. Нам придется отсечь этот вариант развития и вернуться назад в «дознаковое» прошлое. В ту его точку, которая предшествовала нашей первой встрече. Это не значит, что мы полностью устраняемся от решения накопившихся проблем. Лучшие умы Небесной канцелярии продолжат биться над их решением. Надеюсь, что уже через пару столетий они смогут предложить более зрелый вариант реформирования личной области. Спасибо за внимание!

Оратор решительно махнул рукой.

— Сейчас знаки исчезнут, и вы перенесетесь в поворотную точку на оси времени!

Туман вокруг сгустился до кисельной плотности. Воздух наполнился холодным свечением. Повсюду раздавались какие-то голоса.

— Постой, постой! — кричал кто-то, кого Люся не могла разглядеть сквозь туман. — А как же мой бизнес?

Мой салон по изменению знаков только набрал обороты, а ты все переиграть решил?

— Правильно! Давно пора! — кричали другие.

— Жалко, мы только нашли друг друга! — плакали отдельные.

— А! Жжет-то как! Могли бы уж безболезненно эти свои закорючки забрать!

— Так не честно! — попискивала какая-то девчушка где-то совсем далеко.

Голоса уже были почти не слышны.

Тьма пожрала собою остатки света. Люся барахталась в невероятно густом, темном и холодном дыму без запаха.

В панике она принялась ощупывать руку, которая внезапно заболела. На запястье явственно ощущался какой-то шрам. Люся гладила его, пытаясь определить, какой он формы, и тут по тыльной стороне ладони скользнуло что-то шелковистое и прохладное. Сердце г-жи Можаевой чуть не выпрыгнуло из груди, она в ужасе отпрянула, выпучив глаза, и… обнаружила себя лежащей на животе в своей собственной кровати на Владимирской улице. Руку ее украшала розово-малиновая бороздка.