Пусто: пусто - Анна Бабяшкина

— Может быть и так, — флегматично согласился Валерка. — Инкубационный период у этой заразы иногда до двух суток бывает. И что ты с этим знанием собираешься делать, мисс Марпл?

— Ничего, — вздохнула Люся. — Сажать за убийство некого — Ленки уже нет в живых. А просто так огорчать ее родителей ни к чему… И вообще — о покойниках либо хорошо, либо ничего.

— Она уже достаточно поплатилась, — согласилась Наташка.

— Да-а, — протянула Люся. — Выходит, что Ленка все-таки была Митькиной второй половиной… И чем он ее не устраивал? Ну подумаешь… — г-жа Можаева запнулась, — ну подумаешь — не идеал. Где ж на всех принцев-то набраться?

Наташка в ответ лишь потупила глазки.

Тяжелым пятничным утром под тихую и ненавязчивую музыку Шадэ г-жа Можаева и г-жа Рыжова ползли в пробке по проспекту Вернадского. Благодарная Люсенька везла свою подругу во «Взаимопонимание». Та дремала, крепко прижимая к груди папку с переводом голливудского фильма «Смертельное желание». Наконец они въехали на территорию Университета, где бюро снимало офис, и Люся негромко пропела:

— Подъе-ом! Подъемный кран вызывать?

Наташка зевнула, осмотрелась по сторонам:

— Ты меня здесь подождешь?

— Наверное. Только сбегаю до «Продуктов» на той стороне улицы за минералочкой. Сама понимаешь…

Выходя из магазина, г-жа Можаева с удовольствием глубоко вдохнула, открыла шипучую минералку и про себя подумала: «А все-таки жить — хорошо».

Наконец из дверей «Взаимопонимания» выпорхнула Наташка, сжимая под мышкой какую-то очередную толстенную папку.

— Что на этот раз? — заводя мотор, поинтересовалась г-жа Можаева.

— Будешь смеяться. «Горячие пупки».

Подбросив Наташку до метро, г-жа Можаева направилась в МРЭО за новыми номерами. Она уже смирилась с тем, что сегодняшний день будет не таким уж приятным, как обещал. С тем, что весь он пройдет в очередях. Промаявшись три часа в толпе у железного вагончика, она сдала документы на оформление и встала в очередь на осмотр.

Что-то Люсю беспокоило, но она не могла понять что. «Неужто меня совесть мучает за прогулянный рабочий день?» — удивлялась г-жа Можаева. Но потом прислушивалась к себе получше и понимала: нет, не из-за прогула. «Может быть, я, уходя, забыла какой-нибудь электроприбор выключить?» — снова спрашивала себя Люся. И опять убеждалась, что причина ее внутренней неуютности в другом.

Наконец г-жа Можаева обнаружила, что при мысли о Ленке Зайцевой и об Андрее ей становится как-то особо неуютно. «Значит, я что-то пропустила. Выходит, что-то не совсем складно в моей версии… Что же именно?»

Люся шаг за шагом вспоминала все, что знала об отношениях Зайцевой, Артемьева, Волковой и Безбородова. Все очень хорошо складывалось в ту картину, которую г-жа Можаева нарисовала вчера потрясенной Наташке. Впрочем, что-то казалось ей странным в Ленкиной жизни и смерти, но эту вторую странность она никак не могла «поймать» и зафиксировать.

Уже стемнело, а Люся все еще сидела в машине и слушала музыку. Правда, она была уже совсем близко к месту осмотра. Вдруг откуда-то появился гаишник и зычно крикнул, указывая на автомобиль г-жи Можаевой:

— Этот автомобиль на сегодня последний. За ним не занимать. Приезжайте завтра.

Люся облегченно вздохнула: слава богу, ей завтра не придется здесь целый день торчать. А другие сами виноваты — раньше надо было приезжать.

В девятом часу вечера Люся мчалась по Ленинградке в сторону центра, а на заднем сиденье весело позвякивала парочка новых автономеров. Оставалось только прикрутить их куда положено.

Г-жа Можаева влетела в квартиру Соловьева, ожидая увидеть его чуть ли не сидящим на ее чемоданах. Ведь он же должен помочь ей перетащить шмотки назад! Но в комнатах было тихо и темно. Только чуть слышно тарахтел холодильник. В ожидании Лехи Люся включила телевизор.

Показывали «О, счастливчик!», потом вечерний выпуск новостей. Потом все каналы как будто сговорились и начали транслировать какие-то дурацкие боевики. Люсенька выключила телевизор и залегла в кровать с любовным романом.

И вот, в самый волнующий момент, когда некий Джек уже начал ласкать под платьем упругую грудь некоей Кэролайн, у Люси навернулись на глаза слезы счастья, она порывисто прижала книжку к груди, и взгляд ее мечтательно вознесся к потолку. Когда неожиданная волна саспенса отхлынула, Люся мельком взглянула на часы. Они показывали уже час ночи! О боже! А Соловьева все еще нет дома! «Надо бы ему позвонить, — подумала Люся. — Вдруг с ним что-нибудь случилось?»

Она схватила телефонную трубку и набрала мобильник Леши.

— Але! — пробасил он с весьма нетрезвыми интонациями.

И тут г-жа Можаева натурально вышла из себя. Она тут сидит, ждет, почти что страдает, а он там пиво лакает и даже не вспоминает о том, что ей нужна его помощь!

— Лешенька, только не говори мне, что ты поехал пить пиво с товарищами! — с места в карьер понеслась Люся.

— Ну так ведь пятница же! — начал оправдываться Соловьев. — Конец рабочей недели, можно позволить себе расслабиться.

— Расслабиться? — взорвалась Люся. — Кто-то очень большой и толстый обещал мне сегодня помочь с переездом! И если ты сейчас же не появишься по известному тебе адресу, то я не только перебью все тарелки в честь твоего отсутствия! Я еще сотру со всех видеокассет записи лучших футбольных матчей! Потом помою полы твоей любимой футболочкой сборной России!

— Нет, только не это! — вмиг протрезвел Соловьев. — Сейчас же выезжаю!

Слегка встревоженная г-жа Можаева принялась бродить по квартире, придумывая, что бы еще такое пакостное она могла сотворить, если бы захотела. Обнаружилось, что возможностей — миллион. Их так много, что даже неинтересно стало придумывать новые. Можно проколоть его любимый мяч с автографами лучших футболистов России! (За каждым из этих автографов Лешка охотился не по одному месяцу.) Можно порвать его настольную книгу «Энциклопедия футбола». Можно наклеить на дверь в туалете свежие обои — поверх лоскутной аппликации из фотографий его любимых киноперсонажей. А можно даже дать телеграмму его маме с приглашением снова приехать в гости! Можно сломать антенну на игрушечном грузовичке с радиоуправлением, на котором он возил из кухни в комнату тарелки с едой.

В самом мрачном настроении Люся сидела на ковре в большой комнате, обложенная разнообразным хламом: футболками с эмблемами, видеокассетами, рядом валялся футбольный мяч, поблескивал фарами грузовичок. Г-жа Можаева переводила взгляд с одного предмета на другой. Потом встала, порылась в шкафу и вытащила из него еще одну обожаемую Соловьевым штучку — набор настоящих кубинских сигар в красивой коробочке. Эту отраву Лехе привез с самой Кубы какой-то друг, повернутый на путешествия. Леша курил их только по большим праздникам. Сигары Люся тоже сложила в общую кучку.

«С чего бы начать? — подумала г-жа Можаева. — С какой из этих игрушек?»

И тут ей стало смешно. Взглянув со стороны на набор дорогих соловьевскому сердцу вещей, она вдруг увидела, что это и на самом деле — игрушки!

И Соловьев перед ее мысленным взором из сурового и здорового мужика вдруг начал превращаться в маленького мальчика. Очень самостоятельного и неглупого мальчика. Но которому все-таки страшно нужно, чтобы за спиной был кто-то, кто всегда утешит, если надо пожалеет, да просто будет немножко переживать за него.

Люся вдруг почему-то вспомнила ту роковую пятницу, после которой их пути с Соловьевым разошлись. И представила, как сидели они в «Табула раса»: Соловьев, Вася, Мишка, Витька. Наверняка опять обсуждали свои любимые игрушки: машинки, футбол и работу. И вот становится все позднее. Ваську увозит Маша. Мишка, наслушавшись звона битых тарелок по телефону, отправляется домой. Даже Витька мчится к своей Таньке, чтобы до утра вместе ползать по газону и искать обручальное кольцо. Только Соловьева никто не тащит за ручку домой. Сидит он такой тоскливый весь из себя и глушит какую-нибудь текилу, закусывая лимоном. И не то от текилы, не то от лимона, не то от чего-то другого того и гляди заплачет. Совсем так, как когда-то однажды плакала Люсенька, когда родители очень сильно опоздали и самой последней забрали ее из детского сада. Вначале Людочка очень радовалась тому, что можно подольше поиграть в железную дорогу с ребятами. Потом радовалась тому, что теперь она может единолично решать, когда запускать поезд. Однако когда состав отстучал уже кругов двадцать и некому было Люсеньке позавидовать, она загрустила. А потом сидела одна в углу с игрушками и старалась не смотреть на ворчавших что-то о безответственных родителях воспитательниц. Тогда Люся чувствовала себя очень несчастной. И даже думала, что уйдет из дома: зачем ей такие родители, которые могут вот так жестоко поступить и забыть о своем ребенке.