Пусто: пусто - Анна Бабяшкина

— Блефуешь? — догадался Безбородов.

— Ну как знаешь! — обиделась Люся. — И не говори потом, что я тебя не предупреждала.

Г-жа Можаева развернулась и демонстративно, но не слишком-то торопясь, пошагала в сторону двери.

— Погоди, — нехотя остановил ее Безбородов.

Они вышли в коридор и пристроились на подоконнике.

— Я действительно с ней встречался в понедельник вечером. Понимаешь, я почему-то был уверен, что у нас с ней должны были оказаться одинаковые знаки. И она так странно себя повела на работе, когда отказалась показать мне свой знак. Я ждал ее около подъезда. Ждал долго. Выпил для храбрости. Она все никак не появлялась. И вот уже в первом часу ночи, когда я собрался уходить, наконец увидел ее. Она шла со стороны парка и разговаривала по мобильнику. Честно скажу, была она в тот момент не намного трезвее меня. А может, и вовсе не трезвее. Она ссорилась с кем-то по телефону и угрожала покончить с собой. Я остановил ее…

Безбородов тяжело вздохнул и замолк. Люся тоже молчала. Пауза затянулась.

— И? — не выдержала в конце концов Люся.

— И она меня еще раз послала.

— А ты?

— Обиделся.

— И?..

— Я не знаю, как это получилось. Оно само как-то так вышло… В общем, стукнул ее бутылкой по голове. А она взяла и упала… Я убежал. Она осталась. Я испугался, что убил ее… Если бы я знал тогда, что она жива и что какие-то уроды в «гриндерсах» скоро появятся…

— Это было где-то в час ночи?

Безбородов кивнул.

— Ты так ее и оставил около подъезда? — продолжила допрос Люся. — И значок тогда же прихватил? Этим-то значком ты и укололся? Это из-за этой ранки ты теперь в больнице торчишь?

Безбородов лишь сокрушенно кивал в ответ на все вопросы г-жи Можаевой.

— Просто этот значок я ей когда-то давно подарил. Типа сердце отдал. А тут решил назад забрать…

— Великолепно, — подытожила Люся. — Что я еще могу сказать? И бегал тут, изображал искреннюю скорбь и поиски «настоящего» убийцы! Какая же ты скотина! Ни в жизнь бы не подумала! Думал, чем больше ты скулить будешь, тем меньше шансов, что кто-нибудь догадается?

— Хватит! — резко оборвал ее Митя. — Я больше не хочу это слушать!

— А до милиции прогуляться ты не хочешь? Совесть ни в каком месте не болит? Ведь это же из-за тебя Ленка погибла. Если бы ты ее тогда не стукнул по башке, на нее потом бы никакие уроды в «гриндерсах» не напали. А, как думаешь?

— Была такая мысль, — лениво, как показалось Люсе, промямлил Безбородов. — Но я потом передумал.

— Да? И чем же твоя совесть успокоилась? — не сдержала возмущения г-жа Можаева. — Нет, я, конечно, не настаиваю на твоем чистосердечном признании. И не угрожаю. В конце концов, это тебе решать… Просто интересно: как же ты себя оправдал?

— Можаева, прекрати, без тебя тошно, — отбивался Митя. — Если ты плохо слышала, что я тебе вначале говорил, то повторяю: она и так с собой покончить собиралась. Она мне так и сказала, что, мол, я, типа, уже отравилась, так что отвали, дорогой. Увидимся, типа, на моих похоронах. Приходи на меня посмотреть. Понимаешь? Если она все равно уже какую-то гадость съела, то какая разница? Я вроде как даже и не особо при делах.

— И ты поверил?

— Да, — искренне удивился вопросу Безбородов. — Слышала бы ты ее, ты бы тоже поверила. А ты… Ты думаешь, что она соврала?

— Да нет, — вздохнула Люся. — Думаю, она действительно думала, что умирает. Но ведь это же совсем не так смертельно.

— Что не смертельно? — снова удивился Митя. — Ты хочешь сказать, что знаешь, какими таблетками она травилась?

— Таблетки тут ни при чем. Ты думаешь, случайно у тебя после простого укола значком полгруди разнесло? — ответила вопросом на вопрос г-жа Можаева. — Вот этим же самым, я думаю, она и пыталась свести счеты с жизнью. Но тебя-то ведь лечат и умереть не дают, правда?

— Правда, — тяжело согласился Безбородов.

— Ну вот, ее бы примерно то же самое ждало, если она себя уколола значком, зараженным бактериями ботулизма. А если уколола какой-нибудь пирожок и съела его, то было бы чуть похуже, но тоже нельзя сказать, что без шансов. Андестенд?

— С чего ты это все взяла? — не поверил Митя.

И Люся принялась выкладывать ему всю раздобытую за последнюю неделю информацию.

— Это… пойми меня правильно, — накручивая на палец поясок пижамы, забормотал, прощаясь, Безбородов. — Я, может быть, когда выздоровею, схожу в милицию. Просто долечиться надо — ты же знаешь, какая в этих СИЗО медицина. Ты меня не сдавай пока, пожалуйста. Я тебя очень прошу. Ведь не будет же тебе легче, если я тоже там от этой заразы помру, правда?

— Уговорил, — мрачно кивнула г-жа Можаева. — Поправляйся.

Прошла неделя. Г-жа Можаева по-прежнему была довольна собой и жизнью. Как-то утром Люся возвращалась из магазина (г-жа Можаева ходила за продуктами по утрам, чтобы успеть купить все необходимое с утренней 5-процентной скидкой). Как всегда, по дороге обратно она заглянула в почтовый ящик. Там неожиданно обнаружился белый конверт. В строчке «кому» значилось: Марине Шашкиной. Но номер квартиры был указан ее, Люсин. Точнее говоря, Соловьева, но это не важно. Никаких таких Марин в их квартире не проживает!

Г-жа Можаева была чрезвычайно удивлена. Она попыталась «на просвет» рассмотреть, что же лежит в этом конверте, но в темном подъезде не хватало света. Люся попятилась, повыше поднимая руки, так чтобы на конверт свет падал прямо из маленького коридорного окошка.

— Вот так, еще чуть-чуть, — приговаривала г-жа Можаева, отступая все дальше, и вдруг беспомощно взмахнула руками, наступив на что-то скользкое, и грохнулась на пол.

Люся пребольно ударилась рукой и копчиком о ступеньки. Пакет, висевший у нее на локте, порвался, и из него на грязный пол вывалились колбаса, сыр, бутылка с маслом и прочая снедь. С огромным трудом и нечеловеческими ахами и охами г-жа Можаева поднялась, запихнула все назад в пакет и дотащилась до лифта.

«Скорая» примчалась быстро и увезла Люсю в больницу.

Вечером г-жа Можаева сидела перед телевизором с загипсованной рукой, по щекам ее катились тихие слезы, а здоровая рука то и дело ныряла в пакетик с любимым мармеладом «апельсинные дольки».

Вернувшийся со службы Соловьев долго звонил в дверь, потом догадался открыть дверь своим ключом.

— Что случилось? — ахнул он, зайдя в комнату.

И тут Люся разревелась по-настоящему.

— Ну чего ты плачешь, солнце! Это все ерунда. Все будет хорошо! Хотя до свадьбы, скорее всего, не заживет, — принялся ее успокаивать Леха. — Кстати, а что это за конверт на зеркале в прихожей лежит?

— Да какой-то Марине Шашкиной письмо! — буркнула г-жа Можаева, вытирая слезы.

— А! Так это моя бывшая! Помнишь, которая посудомоечную машину за 800 баксов купила? Давай откроем, посмотрим, что ей там пишут.

— Ну уж нет! — резко повела плечом Люся и тут же сморщилась от боли. — Я чужих писем НЕ ЧИТАЮ! Они мне вообще не интересны!

Ближе к ночи, когда Леха под чутким Люсиным руководством наконец-то сам приготовил макароны по-флотски, г-жа Можаева немного развеселилась и пришла в себя.

Весь следующий день Люся просидела у телевизора, стараясь совершать как можно меньше телодвижений. Не то чтобы было уж очень больно, но ведь человек в ее положении имеет право вообще ничего не делать, правда?

Следующий день прошел по тому же расписанию. И еще один день. И неделя минула. И Митька уже вышел из больницы и теперь регулярно звонил Люсе с просьбой не сдавать его в милицию. Люсе уже надоело отвечать ему, что все проблемы ему надо урегулировать с собственной совестью, но за неимением других развлечений, кроме Мити и телевизора, Люся каждый раз ему отвечала.

И еще сколько-то там дней прошло. И милиция поймала хулиганов в «гриндерсах», напавших на оглушенную Леночку, и посадила их в СИЗО до суда. И снова Митя звонил г-же Можаевой, и, кажется, в сотый раз уже спрашивал, считает ли она его подлецом. Люся честно отвечала, что считает. «Да, я подлец», — вяло соглашался он и хныкал в трубку.

И еще сколько-то дней прошло, а гипс все не снимали.

Очередным вечером Леша очередной раз вернулся домой с тортиком в руках — чтобы порадовать подругу.

— Вот видишь, — с улыбочкой накрывая на стол, сказал Соловьев. — Все вышло так, как ты хотела. Ты у меня теперь сидишь без работы, со сломанной рукой и толстая. А я тебя все равно по-прежнему люблю.

— Как это толстая? Кто толстая? Я толстая? — возмутилась Люся.

— Ты, — не понял возмущения Леха. — А ты что, не заметила, что у тебя второй подбородочек вырисовываться начал. Милый такой, как… — придумать адекватное и не оскорбительное сравнение Соловьеву оказалось не под силу.

— Не может быть! — запротестовала Люся и бросилась к весам.