Лужайки, где пляшут скворечники - Владислав Крапивин

— Не стрелять, — сказал Реад. И крикнул во тьму: — Хо­рошо! Один человек и без оружия!

— Ждите!

Через минуту послышались шелестящие шаги. Корнет Гарский оттянул на себя тяжелую дверь, на нее направили луч. В проеме возник высокий человек.

Это был типичный повстанец-южанин: курчавый, с тон­ким носом и темной щетинистой бородкой, с бровями враз­лет. В узкой черной одежде и замшевой безрукавке. Но ак­цента никто не различил, когда незнакомец негромко и буд­нично сказал с порога:

— Здравствуйте, господа. Честь имею представиться: гор­ный полковник Док-Чорох.

— Садитесь, полковник, — тем же тоном отозвался Реад. И парламентеру подвинули невысокий чурбак. Док-Чорох сел. Реад — напротив.

— Слушаю вас, полковник.

— Господа. Отдавая дань вашему военному искусству и храбрости, я все же должен сказать: эту партию вы проигра­ли. Не так ли?

— Мы пока не видим проигрыша, — возразил Реад.

— Свое положение вы знаете не хуже меня. Пути через реку нет. Блокада наша крепкая. В пешем строю вам не про­биться, а коней у вас… Что делать, таковы превратности войны. А в этом блокгаузе вы не продержитесь и часа. У нас две горные пушки.

— Ну — и… — сказал Реад.

— Предлагаю, господа, вполне разумный выход. Его вы­сочество станет гостем в нашем лагере, а вы получите воз­можность вернуться в свое расположение. На конях. Без­опасность гарантирую…

Стало тихо. В этой тишине совсем по-мальчишечьи фыркнул насмешливо корнет Гарский.

Барон Реад сказал неторопливо и утомленно:

— Делая это предложение, полковник, вы уже предвиде­ли ответ, не правда ли?

— Не торопитесь, барон. Советую подумать.

— Вы меня знаете?

— Я помню вас по военному факультету. Вы учились на три курса младше… Неисповедимы пути наши…

— Да… Но как выпускник этого факультета, вы тем более должны понимать, что ваше предложение — не для гвардей­цев. И вообще не для порядочных людей…

— Всякие люди, даже порядочные, хотят жить, барон. И прежде всего мальчик. У него почти нет шансов уцелеть в случае нашего штурма. Он ведь не станет отсиживаться в подвале… И в любом случае — живым или мертвым — его вы­сочество окажется у нас. Таким образом, ваша задача все равно не будет выполнена. Вы, конечно, погибнув, сохрани­те честь, но… увы, не совсем. Гибель наследника будет на вашей совести.

— А не на вашей? — сказал со своего места Максим.

— Нет, ваше высочество. Мы вашу безопасность гаран­тируем полностью. Если вы любезно согласитесь пожаловать к нам…

Реад помолчал, видимо, принимая решение. И сообщил:

— Вынужден огорчить вас, полковник. Суб-корнет Шмель, которого вы видите среди нас, не герцог. Наследник уже занял законное место в столице. Если вы доберетесь до ближайшего городка, сможете купить газеты и прочитать о коронации. А одну могу подарить прямо здесь… Так что вы неверно оцениваете ситуацию. Отвлекая противника от на­стоящего наследника, мы все же выполнили задачу. И ваша блокада теперь бессмысленна.

Горный полковник Док-Чорох не потерял невозмути­мости.

— Мы знаем о коронации. И знаем также, что это неук­люжая хитрость нового столичного правительства. Наш долг — возвести на престол настоящего монарха, которого мы и просим быть с нами… Не понимаю вашего упорства, барон. В конце концов, у нас одна цель.

— Вы полагаете?

— Да. И я надеюсь, вы придете к тому же выводу. Только прошу учесть, что времени у вас до восхода, а восходы нынче ранние… Честь имею… — Он встал.

— Не имеете вы чести, — вдруг звонко сказал Максим.

— Отчего же, принц?

— Вы бандиты. Напали тайком, перерезали горла…

— Это не бандитизм, принц, а жестокая практика боевых действий. А ля гер ком а ля гер, — как говорят просвещен­ные французы… До встречи, ваше высочество… виноват, ваше королевское величество. — И, согнувшись, он ушел в черный дверной проем. Реад встал.

— Слушать внимательно. Не исключено, что они не ста­нут ждать рассвета… Поручик Дан-Райтарг, смените на крыше часового у скорострелки, ровный ветер навевает сон­ливость…

— Слушаю, барон… Хотя едва ли стоит опасаться ночной атаки. Горный полковник сказал «время до восхода», а он ка­жется человеком слова.

— И тем не менее…

— Слушаю, господин ротмистр… — Рай поднялся по внутренней лестнице в люк, а Максим сказал от окна:

— Господин барон…

— Да, Максим, — отозвался тот с непривычной ласковос­тью.

— А может быть, правда… — Что?

— Может, мне… пойти к ним? Ну что они мне сделают? Убедятся, что я не тот, и отпустят… А вы все вернетесь в сто­лицу.

— С какими лицами! — вскинулся корнет Гарский. — Вы забыли, суб-корнет, о гвардейской чести! Отдать своего това­рища в руки врага!

— Отдать, чтобы спасти, — вмешался молчаливый пору­чик Тай-Муш. — Честь честью, но, когда речь идет о жизни мальчика, надо думать прежде всего о ней. Почему ребенок… извините, Максим… почему он должен расплачиваться жиз­нью за кровавые игры взрослых людей?

— Вы уверены, что там он не расплатится? — вздохнул Реад.

— Этот полковник… он же гарантировал, — напомнил Максим.

— Допустим, — кивнул Реад. — Полковник Док-Чорох действительно производит впечатление человека слова. Но… он может держать слово, пока жив. Его соратники не остано­вятся ни перед чем, если… им нужен будет труп наследника.

— Но я же не Денис! Зачем им убивать меня?!

— Да потому, что мертвый вы им нужны больше, чем живой! Мертвый вы не будете твердить «я не тот», «я не он». Ваше тело сфотографируют, найдут людей, которые опознают в вас юного короля! Вас торжественно похоронят, сделают из вашего имени знамя и кинутся на столицу свергать «само­званца»! Такое уже бывало не раз… — Барон прекрасно знал историю.

И Максим больше не спорил. Умирать, так уж среди своих.

А как это «умирать»? Наверно, погрузиться вот в такую же тьму, как за окном? И ничего не чувствовать, ничего не думать? Или… все же есть другие миры, куда после смерти уходит душа?

Он и раньше думал про такое, но так, между делом, без большой боязни. А теперь это подошло вплотную. И Макси­ма тряхнула сильная дрожь. Кто-то подошел сзади, накинул на него палатку. Наверно, решили, что мальчишка дрожит от ветра. А ветер-то был теплый!

А палатка была легкая, офицерская, из плотной, но очень легкой шелковистой ткани. Еще в походе Максим думал не раз: «Вырезать бы из ткани кусок, натянуть на длинные скре­щенные распорки…»

Вырезать… Натянуть…

— Господин барон! Подойдите, пожалуйста! Я хочу что-то сказать… — Сам он не решился оставить пост у окна, да и нога опять болела.

— Что, Максим? — Реад склонился над мальчиком.

— Господин барон, я хочу признаться. За что меня чуть не выгнали из гимназии. Мы с мальчиками сделали из про­стыней и реек большой змей, и я поднялся на нем в воздух. И пролетел сотню саженей…

Согласились, конечно, не сразу. Сперва Реад сказал, что это безумие. Даже если Максим и взлетит, то разобьется на­верняка.

— Не разобьюсь! Ну… не наверняка! По крайней мере, это шанс! Всё равно мы все… на краю…

— А ведь мальчик прав, — заметил рассудительный Тай-Муш. — Это действительно шанс уцелеть. Пусть спасется хотя бы он…

— Да вы что! — заполыхал возмущением Максим. — Вы думаете, я это для себя? Я шнуром от змея перетяну на тот берег канат. Здесь есть в кладовке несколько мотков, я видел!.. Я его привяжу там, и вы по канату — за мной! Если пристегнетесь поясами, можно переправиться, вода не со­рвет…

— А если вы разобьетесь, как мы посмотрим в глаза людям? — запальчиво сказал корнет Гарский.

— Тогда вы никому не посмотрите, — жестко напомнил Максим. — Все ляжете здесь.

Как бывает в самых решительных случаях, проголосова­ли. Все — и офицеры, и унтеры. Все были за полет. Потому что, возможно, это как раз то чудо, на которое теплилась на­дежда.

…В кладовой с брошенным рыбацким хозяйством на­шлось все, что нужно. Легкие бамбуковые шесты для сетей, клубки тонкого прочного шнура (из таких вяжут неводы), две бухты пенькового троса в дюйм толщиной. Нашлись даже маленькие кольца непонятного назначения. Их можно было надеть на канат для скольжения — и уже к ним пристегнуться ремнями.

Завесили палатками окна, засветили два фонаря, начали вязать каркас, похожий на трехметровую букву X с перекла­диной. Натянули прямоугольник палаточной ткани. Надо было бы для прочности подшить края, да некогда. Ладно, для короткого перелета сойдет и так…

Сделали узду, прикрепили к ней шнур. Максим сам при­вязал к нижним концам распорок пятиметровый канатный хвост — чтобы не опрокинуло в полете.

— Вы думаете, эта конструкция поднимет вас? — осто­рожно спросил Реад.

— Да! Я умею облегчать свой вес! Спросите Филиппа! Когда он нес меня с пораненной ногой, я нарочно делался легче!