Фэнтези 2007 - Алексей Пехов

Чаша качнулась, расплескав часть содержимого, но устояла.

— Клеймо видели? Сам Хуан Мартынец, не кто-нибудь…

— Не торопитесь, уважаемый. Талант Хуана Мартынеца всем известен, но сначала я хотел бы занять несколько минут вашего драгоценного времени. Не возражаете?

Пребывание в Бадандене успело наложить отпечаток на речь Джеймса, сделав ее более цветистой, чем обычно. «Если выведешь меня на рябого — куплю бретту», — мысленно пообещал он толстяку.

— Вы хотите получить консультацию? — догадливо заулыбался хозяин лавки.

Он колобком катался вокруг покупателя. Молодой человек едва успевал вертеть головой, отслеживая перемещения толстяка. Честное слово, окажись у оружейника в руках — кинжал, а в душе — коварный замысел, и Джеймсу пришлось бы туго.

— В некотором роде. Когда я зашел к вам в прошлый раз, в лавке был еще один посетитель. Присматривался к охотничьей шпаге. Помните?

— Ну да, ну да, — закивал хозяин, став похож на мэлиньского болвана.

— Вы его знаете?

— Кого?

Молодой человек медленно сосчитал до десяти. Очень медленно. Про себя.

— Посетителя, который интересовался охотничьей шпагой, — повторил он внятно и отчетливо, на тот случай, если реттийский Мустафы вдруг резко ухудшился. — С которым мы фехтовали. Знаете ли вы этого человека?

— Вот оно что! Извините дряхлого Мустафу, мой султан… Стариковская память дырявей решета! — честно говоря, в старики оружейник годился слабо. — Ну конечно, не один вы здесь были. Спорили с хорошим человеком, клинки скрестили… Вах! Как сейчас помню! Он вам камзол испортил…

— Так вы его знаете?

— Велите казнить дурака, мой султан! — в растерянности развел руками толстяк. — Вас хорошо помню, спор ваш… нет, спор помню не ахти… А хороший человек из головы выпал. Не человек, а мелкая денежка — раз, и в прореху вывалился!

Мустафа столь искренне сокрушался по поводу своей забывчивости, что заподозрить его в лицемерии мог лишь отъявленный проходимец, всех меряющий по собственному образу и подобию. Либо хозяин лавки являлся гениальным актером, достойным блистать в «Непревзойденном театре Стейнлессера» — труппе, поочередно дававшей представления для августейших особ семи сопредельных держав.

— Брезжит, как в тумане… Росту он, вроде, вашего? Статью тоже похож, проворный малый…

— Да! Залысины на висках; глаза как спелые вишни…

— Что-то вы путаете, мой султан. Волосы у него длинные, до плеч…

— Конечно, длинные! Он их в хвост собирает.

— Нет, хвоста не помню. Локоны, завитые на концах. И никаких залысин. А глаза… вишни?.. С прищуром у него глаза, вот!

Джеймс подумал, что голова у хозяина лавки и впрямь дырявая.

— Хорошо, будь по-вашему. Вы его знаете?!

— Первый раз в жизни увидел. Как и вас, мой султан. Проклятье! Надежды пошли прахом. Но, может, Мустафа опять все перепутал? Если заново описать ему «охотника» — вдруг вспомнит? Молодому человеку очень хотелось сорвать куш с первой попытки.

— Слушайте меня внимательно, уважаемый Мустафа, и не говорите, что не слышали. Тот человек, которого я ищу, был рябым и с залысинами на висках. Шрам на левой скуле в форме звезды. Орлиный нос, волосы черные, с проседью, собраны в пучок на затылке…

Джеймс умолк, наблюдая, как хозяин пятится от него в угол. Казалось, Мустафа узрел призрак горячо любимой тетушки или мертвеца-кредитора, восставшего из гроба.

— Н-ничего не зн-наю, — толстяк начал заикаться, с трудом ворочая языком. — Н-никого н-не видел. Л-лавка зак-крывается. Уходите, п-прошу вас.

Разумеется, вид Мустафы немедленно убедил молодого человека в обратном, так что уйти он и не подумал. Однако давить на толстяка не следовало. Лучше успокоить оружейника и вернуть его доверие.

Овал Небес! — вне сомнений, мы напали на след…

— Любезный Мустафа! Охладите льдом вашей проницательности щербет вашего страха! Если мой вопрос оказался бестактным — это грех молодости. Я всего-навсего хочу отыскать того человека и закончить наш маленький спор. Во время нашей последней встречи мы не сумели убедить друг друга.

Джеймс усмехнулся, хлопнув ладонью по рукояти рапиры.

— Это… это совсем другой человек, мой султан! — Лед проницательности Мустафы растаял в кипящем щербете без малейших последствий. — Верьте мне! Я говорю правду!

Толстяк наткнулся на стойку с боевыми молотами и остановился. Дальше отступать было некуда.

— Правду? — со всей возможной вкрадчивостью произнес Джеймс. — В отличие от вас, я чудесно запомнил этого сударя. И здесь, в вашей лавке, и на улице Малых Чеканщиков — везде со мной говорил один и тот же человек.

— В-вы… Вы виделись с ним снова?

Небольшая доля откровенности не повредит, подумал молодой человек. Чтобы разговорить собеседника, нужно самому подать пример.

— Да, мы столкнулись вчера вечером.

— Но если вы дважды встретили Лысого Гения, мой султан…

Мустафа клацнул зубами и закончил вопрос:

— Как же вы остались живы?!

Рассказ Мустафы-оружейника, где каждое слово достойно того, чтобы его оправили в драгоценный металл, спрятали в сокровищницу тирана Салима — и никогда не показывали ни одному из гостей славного города Бадандена

Началом истории Лысого Гения, жуткой и полной загадок, истории, которая потрясла Баданден три года назад и, подобно болотной лихорадке, трясла по сей день, послужил ряд насильственных смертей.

Кое-кого, извините, убили.

Доблестные мушерифы поначалу не придали этим убийствам особого значения. Ну, зарезали, понимаешь, безымянного бродягу в трущобах квартала Псов Милосердия. В первый раз, что ли? Там вечно режутся: когда шутейно, для острастки — а когда и до смерти. Что говорите? Рядом с раной от кинжала, вошедшего в сердце, лекарь-вскрыватель обнаружил свежую, но уже начавшую заживать царапину?

Ох, вы и скажете, мой султан!

Мало ли где бродяга мог накануне оцарапаться?

К чести орлов закона и столпов порядка надо заметить: едва на улице нашли с пробитой головой пекаря Файзуллу, добропорядочного гражданина, платившего в казну налоги с каждого чурека — Канцелярия Пресечения взялась за дело всерьез. Мушерифы даже установили: за два дня до трагической гибели Файзулла жаловался старшей жене, что какой-то рябой безумец ни с того ни с сего набросился на него с дубинкой возле пекарни, больно ударил по затылку и пустился наутек.

Рябого безумца зачислили в подозреваемые, но найти не сумели.

Преступные деяния попустительством Вечного Странника тем временем продолжали совершаться. Овал Небес бесстрастно взирал на творящиеся под солнцем (чаще — под луной) злодейства; мушерифы трудились, сбившись с ног. Немало работников ножа и топора, кистеня и дубины, заговоренной струны и других смертоубийственных орудий угодило в цепкие руки правосудия — за исключением, сами понимаете, рябого.