Мой брат Наполеон - Фрэнк Кеньон

— Но разве я или император виноваты? Мы поженились после падения Робеспьера, однако и тогда еще были запрещены даже подобные религиозные обряды.

— Вы, Ваше Величество, удивляете меня, — нахмурился Капрара. — Император восстановил религию во Франции. А после подписания конкордата ему следовало первым делом настоять на освящении вашего брака перед алтарем.

— Бедный Бонапарт, — вздохнула находчивая Жозефина, — причиной досадного упущения явилось присущее ему чувство гордости. Но, может быть, я не права. Временами — хотите верьте, хотите нет — он бывает очень робким.

Воцарилось молчание. Жозефина, безусловно, разрыдалась, как всегда, очень грациозно. Достав носовой платок, она изящно стала прикладывать его к глазам. Сильно растроганный Капрара пробормотал, что Ее Величество, должно быть, самое несчастное создание.

— Я действительно очень несчастна, — всхлипывала горестно Жозефина.

В этот момент дверь с треском распахнулась и в комнату влетел Наполеон, весь клокочущий от ярости.

— Я только что от папы, — заявил он, даже не пытаясь скрыть свой гнев. — Если бы Жозеф не был моим братом, я с радостью свернул бы ему шею.

— К сожалению, он твой брат, — проговорила Жозефина тихо, с печальной улыбкой. — Ты знаешь, конечно, почему Жозеф так поступил. Он хочет помешать мне занять на коронации место, которое принадлежит мне по праву. Они все этого желают.

— Вне всякого сомнения! Но сейчас не это главная проблема. Папа уже собирается вернуться в Рим. И он не только сам отказывается совершить обряд помазания, но запретил и своим епископам делать это вместо него.

— Какой ужас, — простонала Жозефина и снова зарыдала.

— Коронация по существу — церковный обряд. Без папы или епископа она превратится в фарс, который заставит весь мир хохотать надо мной.

— Ваше Величество, какое ужасное положение!

Капрара откашлялся и заговорил о том, что намеревалась — в этом я уверена, — сказать сама Жозефина.

— Ваше Величество, — заявил он, — вне всякого сомнения, Его Святейшество останется во Франции на церемонию коронования, если Ваше Величество согласится на весьма простое и совершенно достойное решение неожиданно возникшей злополучной проблемы.

Наполеон уставился на этого напыщенного кардинала, с притворной любезностью пытающегося подсказать спасительный выход.

— Да, да; знаю. Запоздалое бракосочетание перед алтарем… Вы ведь с удовольствием, мадам, не так ли?! — прокричал Наполеон, обращаясь к Жозефина.

— Что такого страшного в церковном браке, даже запоздалом? — спросила Жозефина вся в слезах.

— Церковный обряд меня нисколько не пугает, — ответил Наполеон сердито. — Меня возмущает сама попытка шантажа.

— Жозеф вовсе не намеревался шантажировать тебя. Он только хотел унизить меня.

— Подозреваю, мадам, что вы полны решимости бороться.

— Тебе нужно несколько дней хорошенько подумать, — слабо улыбнулась Жозефина. — Возможно, найдется какой-нибудь компромисс.

— Никакой компромисс невозможен. Дата коронации уже официально объявлена, и ее нельзя изменить. Вспомни, в этот день отмечается важная годовщина.

— Тогда ты должен решать немедленно, — вздохнула Жозефина.

Могу себе представить, что пришлось в этот момент пережить Наполеону. Если он откажется от религиозного аспекта обряда коронации и ограничится гражданской церемонией, весь римско-католический мир заподозрит — и вполне справедливо, — что он попытался обвести папу Пия VII вокруг пальца. И еще хуже: весь мир будет хохотать над ним. И это при всем тщеславии и самолюбии моего могущественного брата. Жозефина наблюдала за ним и ждала, чем кончится запутанная ситуация.

— Ладно, — выдавил из себя Наполеон. — Я согласен на церковное бракосочетание, но оно должно быть совершено тайно.

Кардинал Капрара поклонился и ушел.

За два дня до коронации дядя Феш обвенчал Наполеона и Жозефину. Церемония состоялась в церкви Тюильрийского дворца в присутствии только двух свидетелей: маршала Бертье и министра иностранных дел Талейрана. Дядя Феш, а также двое свидетелей поклялись хранить все в тайне, но едва ли можно было что-то утаить от вездесущего Фуше. Наслаждаясь моим замешательством, он сообщил мне эту новость за час до церемонии.

— Итак, императрица не промахнулась в своих расчетах, — усмехнулся Фуше.

— Не промахнулась в своих расчетах?

— Ведь это она, моя, дорогая принцесса, поручила мне подбросить столь важную мысль семейству Бонапартов. Всегда готовый к услугам, я охотно выполнил данное поручение.

— Какой вы все-таки подлец, Фуше!

Но тот остался невозмутим.

— Как последнее средство, императрица сама отправилась бы к Его Святейшеству. Ей было особенно приятно для достижения собственных целей использовать именно Бонапартов и в довершение поставить их в положение виноватых.

— Не сомневаюсь!

— Давайте не будем ссориться, принцесса, — предложил Фуше. — Возможно, когда-нибудь я смогу оказать вам и принцу Иоахиму добрую услугу.

— Что вы подразумеваете под доброй услугой? — спросила я.

— Будет зависеть от того, — пожал он плечами, — в какую сторону со временем подует ветер.

Фуше повернулся, собираясь уйти, потом оглянулся с лукавой улыбкой.

— Между прочим, император все еще не остыл. Уже перед самым венчанием, колеблясь, он заявил императрице, что его принудили сделать ошибочный шаг и что в один прекрасный день кто-то дорого за это заплатит. Признайтесь, ведь любопытно посмотреть, что произойдет?

Интересно, не намеревался ли Наполеон выместить свою злобу на бедном Жозефе? Но ничего подобного не случилось, по крайней мере не сразу. За день до коронации он объявил об изменениях в порядке преемственности. За его собственными наследниками мужского пола следовали сыновья — сперва Жозефа, потом — Луи. Сами же они были исключены из категории возможных претендентов. Именно тогда я вернулась к когда-то отброшенной идее: постараться как можно скорее доказать, что Наполеон вполне способен иметь собственных детей. Моя решимость в тот же день получила дополнительный импульс, когда я после полудня застала Наполеона играющим со старшим сыном Луи и Гортензии. Он целовал и ласкал ребенка и не переставал дурачиться.

— А как же Ахилл? — спросила я взволнованно.

— Ахилл? — непонимающе взглянул на меня Наполеон. — Ах да… Ахилл. Он подает надежды, но лишь в одном. Из него, как предсказывает императрица, выйдет хороший солдат, под стать его отцу. И только, Каролина.

После этого моя затея не просто укрепилась, она превратилась в навязчивую идею.