Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну вот что за девчонка? Сначала сама наставит условий, а потом ревет.
– Давай так, чтобы никто не знал, – пересиливаю себя, сглатывая ком из собственной гордости.
Арина удивленно вскидывает взгляд. И такая она сейчас забавная. Зрачки огромные, губы красные, искусанные. Манящие.
Она же хотела держать все в тайне. Если нужна такая условность, то пусть будет. В свете последних событий мне это только на руку, потому что она очень быстро поймет, что такой формат ее не устраивает. Уж я-то постараюсь.
Все же не выдерживаю, касаюсь ее губ в целомудренном поцелуе. Крепко сжимаю дрожащую ладонь и клятвенно обещаю не отвлекать ее от учебы.
Знаю, что ей не пофиг. Именно это и озвучиваю, вкладывая в голос по максимуму спокойствия и рассудительности. Но, если честно, кажется, что давлю на жалость. Снова прикидываюсь тем, кто лучше, чем есть на самом деле.
Арина опять кусает губы, а потом происходит баг. Она звонит матери и придумывает отмазку, чтобы не появляться в ресторане.
Ее вопрос про выбранный мною фильм звучит тихо и неуверенно. Но буквально в момент дает описание, причину и свойства ошибки, которое баннером зависло в моей голове. Чертов багрепорт*.
Я был прав, ей не все равно. Как бы самоуверенно я ни молол об этом, сомнения все же были…
Она так смотрит, будто и правда думает, что я ее пошлю. Ага, полдня за ней гоняюсь, а сейчас такой – ой, ну как-то у меня дела нарисовались. Прости.
Не дождется.
Губы сами собой формируют на лице улыбку. Если это был какой-то раунд, то я явно одержал в нем победу. Триумфальную и давно ожидаемую.
– Там какую-то комедию крутят, что-то про отрывную вечеринку.
– Отличный выбор, – Арина кивает и убирает за ушко прядь волос.
Такая она красивая. Еще и в платье. Длинном, но облегающем как перчатка. А светло-голубой цвет только оттеняет синеву ее глаз. Сейчас они и правда не кажутся серыми.
Бросаю взгляд на свой пиджак. В кино мы будем явно выбиваться из толпы чисто по внешнему виду. Думаю, найдется мало дураков, кто придет туда при параде.
Терпеть не могу все эти костюмы, но сегодня мама настояла. В Большой же идем. Хотя я бы, конечно, приперся туда в джинсах. Какая вообще разница?
– Ты не против, если быстро на квартиру заедем? Я переоденусь.
Громова кивает, и я чувствую, как ее большой палец скользит по тыльной стороне моей ладони. Медленно, но мурашки по спине все равно бегут.
Меняю в приложухе адрес, и спустя минуту водитель входит в поворот, следуя в сторону Патриков.
Честно говоря, после Аринкиного резкого согласия из моей башки вылетели все мысли и слова. Сижу как дурак, улыбаюсь, а сказать ничего не могу.
Просто зацикливаюсь на ее прикосновениях. Иногда смотрю на губы, шею… Да чтоб меня!
Арина ерзает. Убирает руку. Ее отстранение звучит как выстрел в моей голове. Мне ее точно сносит на раз.
Резко поворачиваюсь, замечая в глазах Громовой растерянность.
– Что? – поджимает губы.
– Ничего, – веду плечом.
Хочется ее поцеловать.
Так поцелуй!
Голоса в голове оживают. Назойливо подталкивая к желаниям. Всего-то сместиться сантиметров на десять, и вот она уже в моих руках.
Так и делаю, а потом бешусь из-за врезанного в сидение, сейчас так не к месту, подлокотника.
Хочется вжать ее в себя. Прочувствовать еще ближе, потому что сейчас все это чистая демка*.
Арина часто дышит. Откликается на мои прикосновения, но выглядит при этом чересчур серьезной. Хотя она всегда так выглядит. Строга, но справедлива.
Огибаю руками ее талию и выдергиваю с насиженного места.
Громова ойкает и уже через мгновение оказывается на моих коленях, вытянув и перекинув ноги через этот долбаный подлокотник.
Подол ее узкого платья собирается на бедрах гармошкой, оголяя колени и даже кожу чуть выше. Матовый капрон под цвет кожи мгновенно оказывается под моими пальцами.
– Что ты делаешь?
Ее смех застревает в моем сознании. Звонкий, чистый.
– Я испачкаю кресло, – смотрит на свою обувь.
– Оплачу им химчистку.
Вроде и говорю ровно, а грудь все равно вздымается в тяжелом вздохе, как только Арина прикасается к ней раскрытой ладонью, заползая пальцами под пиджак.
– Поцеловать можно?
Перехожу на шепот.
– С каких пор ты спрашиваешь?
Ее бровь озорно поддергивается вверх.
– Действительно.
Ограниченное пространство поджигает фитиль воображения. Несколько локальных хлопков в желудке ударной волной несут турбулентный поток в легкие. Переизбыток воздуха толкается в гортань. Выдыхаю через рот.
В висках пульсирует. Давно намечающийся взрыв разрывает своими масштабами, стоит только коснуться ее губ.
Зарываюсь пальцами в светлые волосы. Отстраняюсь на пару миллиметров. Арина часто дышит, так же как и я, через рот. Легкие не справляются. В голове вата. Перед глазами ее лицо. Такой же обезумевший взгляд. И как после такого яркого подтверждения своей правоты вообще можно ей верить? Верить, что ей все равно?
Машина тормозит не вовремя. Телефон пищит. На него падает сообщение о списании денег за поездку со счета.
Толкаю дверь и, подтянув Арину на себя, помогаю выбраться наружу с моей стороны, придерживая за бедра.
Она ловит равновесие, хватаясь за крышу машины. Вылезаю следом, крепко прижимая ее к себе, утыкаясь носом в светлую макушку.
Чувствую, как дрожат пальцы, что смыкаются замком на ее талии.
– Десять минут, – бормочу и подталкиваю нас к подъезду, не разрывая объятий. Мы идем туда как приклеенные.
Какое, к черту, кино? Я просто хочу побыть с ней. Вдвоем.
В лифте Арина отстраняется. Прилипает спиной к зеркалу.
– Это же не какой-то коварный план, чтобы затащить меня в кровать? – спрашивает,
