Сборник забытой фантастики № 1 - Алфеус Хайат Веррил

— Видите, что я приготовил для вас.

Шмальц снял салфетку с подноса, на котором стояло несколько маленьких блюд. Он взял из одного из них кусочек икры и положил его на язык Уэлтера. В то же мгновение Трант нажал на клавишу. Карандаши слегка зашевелились, и зрители уставились на этот лист с записями!

— Ах! — воскликнул Шмальц, — вы не любите икру.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Уэлтер.

— Приборы показывают, что при неприятном вкусе вы дышите менее свободно — не так глубоко. Ваш палец, как при сильных ощущениях или эмоциях, становится меньше, а пульс бьется быстрее.

— Клянусь Господом! Уэлтер, что ты об этом думаешь? — воскликнул один из его товарищей. — Твой палец становится меньше, когда ты пробуешь икру!

Для них это была шутка. Громко смеясь, они дали попробовать Уэлтеру другой еды на подносе, они зажгли для него одну из черных сигар, которые он любил больше всего, и смотрели, как дрожащие карандаши записывают его удовольствие от вкуса и запаха. Все это время Трант ждал, настороженный, бдительный, выжидая время, чтобы осуществить свой план. Это произошло, когда, исчерпав имеющиеся предметы, они остановились, чтобы найти другие способы продолжить развлечение. Молодой психолог внезапно наклонился вперед.

— В конце концов, это не такое уж тяжелое испытание, не так ли, мистер Уэлтер? — спросил он. — Современная психология не подвергает своих подданных пыткам, подобным… — он многозначительно замолчал, — …узнику елизаветинской эпохи!

Доктор Эннерли, склонившись над листом записей, издал испуганное восклицание. Трант, пристально взглянув на него, торжествующе выпрямился. Но молодой психолог не остановился. Он быстро достал из кармана фотографию, на которой была изображена просто груда пустых мешков из-под кофе, небрежно сложенных на высоте около двух футов вдоль внутренней стены сарая, и положил ее перед объектом опыта. Лицо Уэлтера не изменилось, но снова карандаши задрожали над движущейся бумагой, и наблюдатели уставились на них с удивлением. Быстро убрав фотографию, Трант заменил ее согнутой проволокой, которую дала ему мисс Роуэн. Затем он в последний раз повернулся к инструменту, и когда его глаза поймали дико вибрирующие карандаши, они вспыхнули триумфом.

Президент Уэлтер резко поднялся, но не слишком поспешно.

— Пожалуй, хватит этого дурачества, — сказал он с совершенным самообладанием.

Его челюсть незаметно выпрямилась с настороженной решимостью призового бойца, загнанного в угол. На его щеках все еще сохранялся здоровый цвет, но винный румянец исчез с них, и он был совершенно трезв.

Трант оторвал полоску бумаги от инструмента и пронумеровал последние три реакции 1, 2, 3. Так выглядели записи:

Запись реакции, когда Трант сказал: «Узник елизаветинской эпохи!»

Запись сделана, когда Уэлтер увидел фотографию кучи мешков из-под кофе.

Запись сделана, когда Уэлтеру показали пружину.

— Потрясающе! — сказал доктор Эннерли. — Мистер Уэлтер, мне любопытно узнать, какие ассоциации у вас возникают с этой фотографией и изогнутой проволокой, вид которых вызвал у вас такие сильные эмоции.

Благодаря огромному самообладанию президент Американской сырьевой компании честно посмотрел ему в глаза.

— Никакие, — ответил он.

— Невозможно! Ни один психолог, зная, как была сделана эта запись, не мог бы смотреть на нее, не испытывая абсолютной уверенности в том, что фотография и проволока вызвали у вас такие чрезмерные эмоции, что я испытываю искушение назвать это, без лишних слов, сильным испугом! Но если мы случайно раскрыли секрет, у нас нет желания копаться в нем дальше. Не так ли, мистер Трант?

Услышав имя, президент Уэлтер внезапно обернулся.

— Трант! Тебя зовут Трант? — устрошающе спросил он. — Я слышал о вас.

Его глаза посуровели.

— Такой человек, как ты, заходит слишком далеко, а потом — кто-то останавливает его!

— Как они остановили Ландерса? — спросил Трант.

— Ну-с, я думаю, мы увидели достаточно, — сказал президент Уэлтер и, на мгновение окинув своим откровенно угрожающим взглядом Транта и профессора Шмальца, повернулся к двери, сопровождаемый своими спутниками. И мгновение спустя послышался стремительный визг его автомобиля. При звуке Трант внезапно схватил большой конверт, опустил в него фотографию и провод, которые он только что использовал, запечатал, подписал и датировал его, подписал и датировал также запись с приборов и поспешно передал все доктору Эннерли.

— Доктор, я доверяю это вам, — взволнованно воскликнул он. — Будет лучше, если вы все трое подтвердите их. Если возможно, сфотографируйте запись сегодня вечером и расположите фотографии в безопасных местах. Прежде всего, не выпускайте саму запись из рук, пока я не приду за ней. Это важно, чрезвычайно важно! Что касается меня, я не могу терять ни минуты!

Он схватил свою шляпу и выбежал из комнаты, оставив их в изумлении.

Молодой психолог сбежал по каменным ступеням лаборатории, перепрыгивая через три ступеньки за раз, на максимальной скорости добежал до ближайшего угла улицы, завернул за него и прыгнул в ожидавшее такси. «Док Американской товарной компании в Бруклине, — крикнул он, — и не обращайте внимания на ограничения скорости!»

Рентленд и шофер, ожидающие его в машине, оживились при его появлении.

— Горяченькая работка? — спросил агент таможни.

— Может быть даже очень жаркая, но у нас есть его признание, — ответил Трант, когда машина рванулась вперед. — Я думаю, что сам Уэлтер придет в доки сегодня ночью, судя по его виду! Он ушел незадолго до меня, но сначала должен подбросить своих друзей. Теперь он подозревает, что нам кое-что известно, но он не может догадываться, что мы знаем о том, что они разгружаются сегодня ночью. Он, вероятно, рассчитывает на то, что мы будем ждать завтрашнего утра, чтобы поймать их на мошенничестве. Итак, он собирается сегодня вечером сам, если