О себе - Георгий Семенов

Идеология нашей борьбы с большевизмом имела два дополняющих друг друга обоснования: а) борьба за спасение нашей государственности от морального разложения большевиками и б) противодействие международному шпиону Ленину и его клике в их стремлении использовать заблуждения нашего народа во вред России.

Глава 2

Отход О.М.О. в Маньчжурию

Оборонительные действия О.М.О. Необходимость отдыха. Японский добровольческий батальон. Встреча с адмиралом Колчаком. Его взгляды на нашу политику. Полное расхождений в ориентации. Обстановка на фронте отряда. Переговоры китайцев с красными. Условия пропуска отряда через границу. Предательство Шелкового. Подвиг майора Такеда. Печальная роль Харбина. Мой план отхода в район Хайлара. Комбинированный маневр. Соглашение с китайцами. Связь с антибольшевистскими организациями в Сибири.

Отряд постепенно отходил по линии дороги к границе, отвечая контратаками на каждую атаку противника. Наличие в отряде конницы, действовавшей на тыл и фланги противника и оттягивавшей этим на себя главные силы его, позволяло нашей ослабленной пехоте еще держаться на фронте. Самым длительным периодом сопротивления отряда явилась борьба за удержание позиций, занятых О.М.О. приблизительно в десяти верстах от станции Маньчжурия, на линии «Атамановская» сопка — станция Мациевская и идущая от нее в юго-западном направлении цепь гор. Защита этой линии, удобной для обороны, ввиду командующего положения Атамановской сопки над всей окружающей местностью, дала возможность заблаговременно подготовить пути отхода в полосу отчуждения КВЖД, что рано или поздно необходимо было сделать для предоставления хотя бы непродолжительного отдыха совершенно измотанным частям отряда, несмотря на то, что китайцы категорически заявили, что они не пропустят через границу отряд, если он предварительно не сдаст оружия.

С трех сторон нас теснили красные, силы которых больше чем в десять раз превышали численность отряда. Наш тыл упирался в границу, охранявшуюся со стороны Маньчжурии китайскими войсками. Настроение этих войск было явно враждебным нам в силу какого-то соглашения, которое существовало между китайским командованием и Лазо. Оборона нашего левого фланга, находившегося на железнодорожной линии, была возложена на дивизион броневых поездов под командой капитана Шелкового.

Штаб отряда помещался в вагонах сзади броневиков на разъезде «Атамановском» (ныне «Отпор»). При Штабе находился батальон японских добровольцев в количестве до 600 человек, который представлял собою подвижной резерв и бросался обычно на атакованный участок фронта, заменяя пехоту из добровольцев-китайцев, доблесть которых после трехмесячных непрерывных боев оставляла желать много лучшего.

Японский батальон был создан по инициативе капитана Куроки, который командировал сотрудников своей миссии, гг. Анжио и Сео Эйтаро, в южную Маньчжурию для привлечения добровольцев из числа резервистов. Они успешно справились с поставленной им задачей, завербовав на службу в отряд несколько сот человек только что окончивших службу солдат. Батальоном командовал доблестный офицер капитан Окумура. Японский батальон в короткое время заслужил репутацию самой крепкой и самой устойчивой части в отряде, и люди, составлявшие его, приучили нас, русских офицеров, солдат и казаков, смотреть на японцев как на верных и искренних друзей национальной России, которые верность своим обязательствам ставят выше всего на свете, выше даже собственной жизни. Таким образом, в степях сурового Забайкалья зародилась дружба и братство русских и японских солдат, которые были закреплены тяжелыми потерями, понесенными отрядом в этот период непрерывных боев с превосходными силами противника.

К этому периоду относится приезд адмирал Колчака в Харбин и назначение его на пост командующего русскими войсками в полосе отчуждения КВЖД. Отынспектировав различные отряды, формировавшиеся в Харбине, адмирал выехал в Маньчжурию для осмотра Особого маньчжурского отряда, о чем я был извещен из Харбина. Занятый постоянными боями, я решил не выезжать в Маньчжурию для встречи нового командующего, полагая, что если он желает видеть отряд, он приедет сам к нам на позицию. В один прекрасный день мне передали по телефону из Маньчжурии, что адмирал Колчак прибыл и желает видеть меня. Я поехал в Маньчжурию и явился адмиралу. По-видимому, настроенный соответствующим образом в Харбине, адмирал встретил меня упреками в нежелании подчиняться Харбину, вызывающем поведении относительно китайцев и слишком большом доверии к моим японским советникам, влиянию которых я якобы полностью подчинился. Покойный адмирал являлся в то время ярым противником так называемой японской ориентации и считал, что только Англия и Франция готовы оказать бескорыстную и исчерпывающую помощь национальной России, восстановление которой находится в их интересах. Что касается Японии и САСШ, то, по мнению адмирала, они стремились использовать наше затруднительное положение в своих собственных интересах, которые настойчиво диктовали возможно большее ослабление России на Дальнем Востоке. Ориентацию на Японию адмирал считал чуть ли не преступлением с моей стороны и настойчиво требовал от меня полного отказа от самостоятельной политики в этом вопросе и подчинения Харбину. В свою очередь, я напомнил адмиралу, что, приступая к формированию отряда, я предлагал возглавление его и ему самому, и генералу Хорвату. Если бы кто-нибудь из них своевременно принял мое предложение, я безоговорочно подчинился бы сам и со всеми своими людьми и никакие разговоры о моей самостоятельной политике и сношениях с иностранными консулами не могли иметь места. В настоящее же время, когда я с ноября месяца прошлого года оказался предоставленным самому себе, я считаю вмешательство в дела отряда с какой бы то ни было стороны совершенно недопустимым и в своих действиях, так же как и в своей ориентации, буду давать отчет только законному и общепризнанному Всероссийскому правительству.

Свидание наше вышло очень бурным, и мы расстались явно недовольными друг другом. Адмирал отказался от посещения частей отряда и немедленно вернулся в Харбин. От этой встречи с адмиралом у меня осталось впечатление о нем как о человеке крайне нервном, вспыльчивом и мало ознакомленном с особенностями обстановки на Дальнем Востоке. Его неприязнь и недоверие к японскому сотрудничеству в деле борьбы с красными, его уверенность в стремлении Японии к использованию нашей Гражданской войны для территориальных приобретений за счет русского Дальнего Востока я считал основанными только на личных его антипатиях и потому не мог согласиться с ним. Эта первая и последняя моя непосредственная встреча с покойным адмиралом выяснила всю разность наших взглядов на ближайшие задачи внешней политики национального нашего движения и на наши взаимоотношения с союзниками. В то время как адмирал, подозревая японское правительство в агрессивных замыслах против России, строил все свои расчеты на широком использовании наших западных союзников, я никогда не верил в то, чтобы помощь с их стороны могла быть сколько-нибудь существенной. Со стороны же Японии я не видел никаких поползновений на ущемление наших интересов на Востоке, и оказываемая японским правительством мне помощь никогда не обуславливалась какими-либо обязательствами с моей стороны, которые могли бы быть истолкованы как стремление использовать наше тяжелое положение в собственных интересах.