Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите - Кристофер Хэдфилд

Я понял, что устал. Очень устал. Я развернул свой спальный мешок бледно-зеленого цвета с белой подкладкой и туго привязал с помощью веревок, найденных в кармане мешка, все четыре его угла к металлическим кольцам, расположенным на корпусе «Союза». Мне не хотелось во сне парить по всему кораблю и биться о стены. Теперь в модуле было прохладно. Одетый, в высоких ботах я залез в свой мешок, просунул руки в боковые отверстия, натянул на голову пришитый к мешку капюшон и застегнул молнию. Плавая внутри отсека, слегка кучерявый, как младенец в лоне матери, я почти тут же уснул. Том спал рядом, а Роман в нескольких метрах от меня — в спускаемом модуле. Это была моя первая ночь в космосе с апреля 2001 г. Экспедиция МКС-34/35 началась.

Полет до МКС занимает на самом деле не так много времени: с Земли, если потребуется, туда можно добраться менее чем за три часа. Недавно в целях эффективности несколько экипажей потратили именно столько времени, чтобы долететь до МКС. Обычно же «Союзу» дают более двух суток, вот и нам предоставили столько же, и я был рад этому времени, поскольку можно было снизить адреналин после старта и немного привыкнуть к реальности пребывания в космосе. На станции нам предстояло проводить и контролировать научные эксперименты, обслуживать и ремонтировать корабль, постоянно общаться с Центром управления — расписание было очень плотным.

Целый день в «лимбе» перед тем, как все это начнется, давал нам возможность адаптироваться и поразмышлять, и нас в этот день почти не тревожили. «Союз» имеет связь с Землей, только когда находится непосредственно над территорией России. Поэтому несколько раз в день мы передавали в Центр управления полетами в Королеве сводку по состоянию корабля, а они сообщали нам данные, необходимые для сближения и стыковки. Другими словами, тишина и спокойствие. Мы были одни.

Я проснулся в 5:30 по московскому времени и быстро посчитал, что проспал семь часов. Я чувствовал себя отдохнувшим, хотя лицо опухло, а тело затекло — обычные проявления адаптации. Мои суставы немного ныли после многих часов неподвижности во время запуска корабля, и несильно болела голова, но главным чувством, в котором я был уверен, было чувство тихой радости.

Предыдущей ночью, копаясь в вещевом шкафчике рядом со своим креслом в спускаемом модуле, Том нашел открытки от наших жен. Сейчас, пока всходило солнце, я захотел ее прочитать. Когда я открыл конверт, из него выпали два бумажных сердечка, и теперь они парили в воздухе, медленно вращаясь в лучах солнца. Я их осторожно поймал и держал в руке, пока читал послание Хелен. Я решил, что эти сердечки составят мне компанию в моем маленьком отсеке для сна на МКС в следующие пять месяцев, яркие и нежные напоминания о моей земной жизни.

К этому моменту Том тоже проснулся, и мы стали искать спрей для носа и таблетки от тошноты в металлическом ящике, размером с ящик для инструментов, который называется весьма прозаично — контейнер № 1. Роман тоже просыпался. Мы по очереди облегчились и приступили к завтраку: консервированный сырный хлеб, сухофрукты и пакетик сока. Мы согласились, что не помешала бы и чашка кофе, но кофе будет только на МКС, впрочем, уже скоро.

Роман двигался уже довольно быстро и энергично, как будто его последнее длительное пребывание в космосе закончилось только вчера. Этот корабль принадлежал ему, и он как хозяин относился к нему с заботой и уважением. Вскоре он уселся смотреть старые советские комедии 1960-х гг., которые ему записали на айпод в РКК «Энергия». Том был внимательным и скромным. Он был абсолютно счастлив снова оказаться в космосе. Он двигался очень осторожно и спокойно, даже как-то вкрадчиво. Я испытывал лень и расслабленность, словно пузырь в медленном потоке. Я снял свои часы Omega Speedmaster, чтобы поиграть с ними в невесомости. Достаточно слабого толчка, и они превращались в металлическую медузу — ремешок пульсировал в воздухе, словно живой.

Мое тело начало запоминать эффект отсутствия гравитации, который, когда к нему привыкаешь, напоминает бесконечное катание на самых крутых американских горках. Вы можете подбрасывать, ронять вещи, отправлять их в полет через весь корабль, и это никогда не надоест. Правила меняются постоянно, и это увлекает. И по мере того, как мой вестибулярный аппарат адаптировался во время дня отдыха, я мог смотреть в иллюминатор все дольше и дольше. Весь мир вращался подо мной, все те места, о которых я когда-то читал или мечтал посетить, проплывали мимо. Я увидел Сахару, озеро Виктория, извивающийся до самого Средиземноморья Нил. Когда-то путешественники и исследователи отдавали свои жизни, чтобы найти исток Нила, а я мог увидеть его, лишь бросив беглый взгляд, без каких-либо усилий.

Ночное небо тоже было прекрасно: хитросплетенные ожерелья бесконечного числа крошечных огоньков украшали черную, как смоль, мантию, укрывавшую Землю. Взглянув в иллюминатор на второй день экспедиции, я убедился, что вдали от нас была четко различимая звезда. Она выделялась среди других, потому что остальные звезды сохраняли свои форму и размер, а эта становилась все больше по мере нашего к ней приближения. В какой-то момент она перестала быть яркой световой точкой, а превратилась в нечто трехмерное, трансформирующееся в странную насекомоподобную штуковину со всевозможными отростками. А потом, отделившись от своего чернильного фона, стала похожа на маленький город.

В действительности это и был маленький городок, аванпост, построенный людьми вдали от Земли. Международная космическая станция, воплощение в жизнь научно-фантастических романов, детских мечтаний: большое, просторное творение рук человеческих, вращающееся на своей орбите во Вселенной.

И казалось чудом, что вскоре мы пристыкуемся к ней и начнется следующий этап нашей экспедиции.

9. Стремиться быть никем

Однажды мой друг поднимался в переполненном лифте в одном из корпусов Космического центра Джонсона. Вошел старший астронавт и, явно раздражаясь, стал ждать, когда кто-нибудь догадается, что ему нужно на шестой этаж, и нажмет кнопку. «Я провел столько лет в университете не для того, чтобы нажимать кнопки в лифте», — пробурчал он. Удивительно, что кто-то на самом деле нажал за него кнопку. Этот случай произвел на моего друга такое неизгладимое впечатление, что он рассказал о нем мне и, вероятно, еще множеству людей. Для меня эта история стала предупреждением о ловушке, в которую попадаешь, когда начинаешь думать о себе как об Астронавте с большой буквы (или как о Докторе, как о Профессионале). Для остальных ты всего лишь тот самый надменный парень из лифта с чрезмерным чувством собственной важности.

С годами я понял, что в любой ситуации, не важно, в лифте или на космическом корабле, отношение к вам окружающих почти всегда можно описать одним из трех способов. Вы — «минус один»: вы тот, кто создает проблемы и от кого один только вред. Вы — «ноль»: ваше влияние нейтрально и не смещает равновесие ни в одну из сторон (от вас ни вреда, ни пользы). И наконец, «плюс один»: вы тот, кто активно делает что-то полезное. Конечно, каждый хочет быть полезным. Но если вы, толком еще ничего не сделав, начнете декларировать свою полезность, отношение к вам будет как к «минус одному», независимо от того, какие навыки вы продемонстрируете и как хорошо вы работаете. Кажется, это очевидно, но, видимо, на самом деле нет, судя по количеству людей, допускающих эту ошибку.

В процессе последнего этапа отбора новобранцев в НАСА, к примеру, обязательно найдется претендент, с настойчивым упорством рекламирующий себя в качестве крайне полезного и эффективного человека, такого, которого я называю «плюс один». Действительно, все кандидаты, приглашенные на неделю в Хьюстон для участия в финальном отборочном туре, обладают впечатляющими знаниями и умениями, и все они — «плюс один», каждый в своей области. Но неизменно кто-нибудь из них решит пойти чуть дальше и начнет вести себя как настоящий астронавт — Астронавт с большой буквы, который уже знает все, что нужно знать, — смысл каждой аббревиатуры, назначение каждого клапана на скафандре — и который готов, если его хорошо попросить, лететь на Марс хоть завтра. Иногда мотивация таких людей определяется чрезмерным рвением, а не заносчивостью и надменностью, но результат от этого не меняется.

Истина заключается в том, что многие претенденты на самом деле понятия не имеют, что означает быть астронавтом. Да и откуда им это знать? В кино астронавты не корпят над рабочими журналами со словарем русского языка. Там они супергерои. И даже самые уравновешенные и благоразумные из нас оказались под влиянием этого образа (я не исключение). Поэтому одной из целей недельного пребывания в Космическом центре Джонсона стало избавление от навязанных комиксами представлений о том, что такое работа в НАСА. И некоторые претенденты сбегают после того, как внимательно осмотрятся и поймут, что к чему.