У царя Мидаса ослиные уши - Бьянка Питцорно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Послушай, ну, что ты пристала? Ведёшь себя, как сплетница какая-то!
Оскорблённая Ирен вскочила на ноги.
– Я поняла, – сказала она с горечью. – Я заметила это уже некоторое время назад, но не хотела верить. Ты меня больше не любишь. Уехав в Лоссай, ты изменилась. Может, стыдишься меня, потому что я-то учёбу бросила. Наверное, думаешь, что когда я вырасту, стану невежественной швеёй, как тётя Чичита.
– Что ты такое говоришь? Всё совсем не так! – в отчаянии вскрикнула Лалага.
– Тогда почему ты со мной ТАК? Я понимаю, теперь ты мне предпочитаешь эту Сандру, она теперь твоя лучшая подруга. Может, ты даже говоришь ей гадости обо мне.
– Что ты себе напридумывала? Это неправда! Послушай...
– Если тебе нечего скрывать, позволь мне прочесть письмо.
– Не могу!
– Видишь? Вечно ты от меня что-то скрываешь. Хватит с меня твоей лжи и твоих тайн. А ведь когда-то мы всё друг другу рассказывали... Я ухожу.
– Подожди!
– И не ходи за мной. Не хочу с тобой больше разговаривать.
Ирен с печальным видом побрела к бару, и Лалага, прекрасно её зная, поняла, что дело серьёзное. Дружба, продлившаяся пять лет, навсегда закончилась из-за Тильды.
Глава двенадцатая
Теперь у Лалаги не осталось никого, кому она могла бы довериться, поделиться своими мыслями и горестями. Тильда, услышав о ссоре с Ирен, только рассмеялась: «Что за ребячество!» Саверио был мальчиком и потому не мог понять, а Пикка – ещё слишком маленькой. Правда, когда она увидела, что старшая сестра сидит понурив голову на краю тротуара, то подошла, положила грязную ручонку ей на колено и предложила липкую карамельку, которую уже наполовину ссосала.
Лалага чувствовала себя совершенно одинокой, словно сирота из романов для девочек, которые ей давали почитать в интернате.
Однажды днём она даже решила было сходить посидеть на могиле Анджелины и довериться ей, как делали те бедные сиротки, обращаясь к своим покойным матерям, защищавшим их с небес. Но Лалага не знала Анджелину живой и потому на защиту претендовать не могла, а её собственная мать на небеса пока не собиралась и вообще мало напоминала умильных пресвятых мучениц.
Синьора Пау, как и все остальные члены семьи, разумеется, заметила исчезновение Ирен, но ни словом его не прокомментировала. Комментарии, причём самые злобные, отпускали Аннунциата и Франциска Лопес, заявившие, что очень рады больше не тесниться на яхте, раз уж теперь не нужно освобождать место для какой-то там крестьянки. А вот Ливия, напротив, обнаружив свободное место, тут же снова попыталась занять его и объединиться с Лалагой.
В тот день Лалага решила прогуляться вдоль берега, и Ливия снова увязалась за ней. Лалага шла и шла, не собираясь поворачивать назад. Ей хотелось оказаться как можно дальше от Конского лимана, от этих башен, от скал, засиженных чайками, от безмолвных руин. Они уже дошли до небольшой рощицы олеандров и тамарисков, как вдруг Ливия жестом подозвала Лалагу, показав, чтобы та шла на цыпочках и не шуршала сухими листьями, усыпавшими всё вокруг.
Поймав её недоумевающий взгляд, Ливия приложила палец к губам и пригнулась, спрятавшись за большим кустом.
– Тсс! – прошептала она. – Смотри!
В уединённой бухточке загорали шесть человек: кто лёжа, кто сидя, а некоторые и вовсе стоя на берегу. И мужчины, и женщины были голыми, причём без единой белой полоски от купальника на загорелых телах.
– Видала? Вот ведь свиньи! – прошипела Ливия.
А Лалага вдруг с огромным удивлением узнала в этих людях семейство Джербе из Лоссая: их отец держал магазинчик канцтоваров на центральном проспекте. «Очень приличные люди, честные, никогда не обманут», – всегда говорила о них обычно скупая на похвалу бабушка Марини. И вот они здесь, муж, жена, шурин со своей женой, даже двое детей – все голые: ни одежды, ни зонтиков, ни шезлонгов, только лодка с подвесным мотором на якоре у берега.
– А представь, проплывает мимо пограничный патруль и находит их в таком виде... – злобно сверкнула глазами Ливия.
– Пойдём-ка отсюда, – ответила Лалага, покрасневшая до самых ушей. Ей совсем не нравилось шпионить. Из газет она знала, что существуют нудисты, но никогда не думала, что может встретить их даже на Серпентарии. Она была убеждена, что те богаты, молоды, не похожи на других и как один, презирают закон. Может, среди них есть и артисты с красивыми, спортивными торсами. Здесь же она столкнулась с обычной семьёй, какую по воскресеньям вполне можно встретить при полном параде в кафе-мороженом «Венецианка». Впрочем, и Джербе без одежды не напоминали греховодников, а выглядели, скорее, чуточку смешными, особенно мужчины.
Лалага, конечно, знала, на что похож голый мужчина: два младших брата – это вам не шуточки. Кроме того, она видела статуи, картины и иллюстрации Гюстава Доре к