Унаги с маком или Змее-Week - Иван Быков

Ступенька за спиной Нестора резко скрипнула — Кир остановился.

— Все-таки Зоенька? — спросил Наставник и хмыкнул. — Выдала себя. Не сдержалась.

— Вы знали? — Нестор тоже остановился и обернулся.

Собеседники застряли между первым и вторым этажами.

— А, ну да! — вспомнил Нестор. — Вы же посылали проводника.

— Проводника, а не Зоеньку, — раздраженно отмахнулся Кир. — И не посылал, а наводил. И не я, а Седьмое дно, отдел совести.

Внизу стало шумно — Соня и Фея затеяли какую-то возню. Они звенели тарелками, перекрикивались и даже пытались спеть что-то неузнаваемое.

— Тише, — заторопился Кир. — Не здесь. Завтра, после работы. Если в твоей традиции послеобеденный сон — он отменяется. Жду на инструктаж.

— Какой уж тут сон? — пробурчал Нестор.

Стало жутковато. Седьмое дно — глубина немыслимая. Нестор помнил, что рассказывал ему Кир про отдел совести и наведение суггестий. Раз Нестором, рядовым Нагом Первого дна, занялись аналитики с самого низа, то сомневаться не приходится: он вовлечен в нечто весьма значительное, а потому — весьма нехорошее. Кажется, Наставник говорил, что «даже опасное».

— Я хотел бы знать… — начал Нестор достаточно громко — алкоголь лишает контроля.

Кир прижал палец к губам, а потом указал этим же пальцем вниз, на кухню, где веселились девушки и молча смаковал коньяк Семен.

— Всему свое время. Теперь уже скоро. Завтра, — заверил Наставник. — Кстати, по поводу завтра…

Нестор почувствовал легкий толчок в спину, предлагающий продолжить движение. Всего несколько шагов, и они оказались возле загадочной двери. Дверь по-прежнему была заперта, но в замочной скважине торчал ключ.

— Завтра в девятом классе появится новый ученик, — закончил Кир начатую на лестнице фразу. — Родился и вырос в Соединенных Штатах. Поэтому Юджин Гуляйкофф. Здесь, соответственно, Женя Гуляйков. Родители — финансовые перебежчики из Союза, волна девяностых. Вернулись по работе, ну, и не только, хотя сами уверены, что только по работе. Присмотрись к нему, поспрашивай. Ничего лишнего — наравне с другими. Подробнее — завтра в Конторе.

Кир сказал все это быстро, не дав Нестору даже вздохнуть. После чего Наставник плавно обогнул своего подопечного, дважды провернул ключ в замке и жестом шпрехшталмейстера, раздвигающего цирковые кулисы, распахнул дверь. Но ожидаемого эффекта добиться не удалось: в комнате было темно. Все-таки середина осени, солнце рано пряталось за горизонт. Кир досадно крякнул и нырнул в черный провал дверного проема. Он пошарил по стене в поисках выключателя. Не сразу, но все же вспыхнул свет.

Нестор, затаив дыхание, вошел в комнату. Напротив двери — окно, занавешенное тяжелыми бордовыми шторами. Массивный потолочный светильник почему-то призвал из памяти образ карающей люстры, нависшей над одним из героев Орлова — альтистом Владимиром Алексеевичем Даниловым, демоном на договоре. У окна — классический кабинетный стол под бордовым сукном и коричневое кожаное кресло. На столе — английская настольная лампа, монитор еще одного стационарного компьютера, письменные принадлежности, широкий блокнот, толстая стопка белых листов. У одной из стен — небольшая деревянная стремянка. А вот стены…

Все свободное пространство стен — кроме оконного и дверного проемов — от пола до потолка было заставлено книгами — плотно, волос не протянешь между переплетами, вразнобой по цветовой гамме и размерам, но зато в строгом соответствии с внутренней логикой, заданной собирателем этого немыслимого богатства, стояли на полках, лежали на полках, были втиснуты друг над другом, новые, старые, еще не читанные и затертые до дыр, — книги, книги, книги…

Нестор невольно ахнул.

— Я же сказал — зачаруешься, — расплылся Кир в удовлетворенной ухмылке. — Те, что нужны тебе для завтрашних уроков — здесь, справа от стола. Для верхних полок — пользуйся стремянкой.

Нестор прошелся вдоль полок с подписными изданиями, с невзрачными, но — ах! — такими обожаемыми «Литературными памятниками», с книгами по истории, психологии, педагогике. Здесь же были серии фантастических книг, среди которых, — ну, конечно! — та самая «Библиотека современной фантастики», которую маг Киврин привез из столицы своей Шемаханской невесте — все двадцать пять основных и пять дополнительных томов с выцветшими красными и серыми корешками.

— Помнишь картину этого «простодушного» Карла Шпицвега? — спросил от дверей Кир. — Ту, где типичный немец времен Северогерманского союза «завис» с книгой в огромной библиотеке? Вот я себя ощущаю здесь в полном соответствии с названием картины — настоящим книжным червем. Ну, или книжным Нагом.

Нестор не помнил ни упомянутого художника, ни названной картины. Он, собственно, и не расслышал, что ему сказал Наставник. Он даже не заметил, что остался в библиотеке один. Он замер возле полок с книгами по истории.

57

Здесь были хорошо знакомые Нестору труды и книги, принадлежащие авторам, фамилии которых ни о чем ему не говорили. Книги были расположены в хронологическом порядке — от верхних полок к нижним.

Вот труды по истории Древнего мира, тома историков античности, ориенталистов, африканистов. Вот книги Бернардино Саагунского по истории доколумбовой Америки. Целых две полки медиевистов. Конечно же, Карамзин. Вот и Шпенглер. Но для завтрашних занятий Нестору нужны были другие авторы: Фёдор Мартенс, Эдит Саундерс, Владимир Дегоев, Антонен Дебидур, Андрей Николаевич Сахаров, Альберт Манфред.

Найдя нужные работы на полках, Нестор собрал их стопкой на рабочем столе. Конечно же, он не успеет их прочитать в полном объеме до завтрашнего утра — да это и не нужно: все эти книги уже читаны по нескольку раз. Жаль, что собственные экземпляры остались у Нины — там есть пометки, закладки. Там же, дома, остались тетради и блокноты с поурочными планами и подготовками. Но ничего, все поправимо, все можно начать сначала. Иллюстративный материал, к счастью, находился в учительской.

Работа была привычной, любимой, увлекательной, а потому спорилась, ладилась, кипела, несмотря на уже выпитое и пережитое, несмотря на усталость и некую инертность мысли. Нестор включил компьютер и с радостью убедился, что есть выход в интернет. Мало того, под столом он обнаружил принтер, в который, немного повозившись, пристроил часть белых листов со стола. Открыл блокнот, обозначил период: первая четверть девятнадцатого века. Накидал проблематику, составил список основных вопросов к рассмотрению на уроках. Не обращаясь пока к собранным книгам, оживил собственную память. Все, что помнил, что считал нужным и важным, выписал на отдельный лист: события, даты, персоналии, страны. Рука замерла над схемой — чего-то не хватало для полного счастья.