Дэлл - Вероника Мелан

«Принеси… подари мне нож на сутки, и тогда мы придумаем, как…»

Что же я наделала? Неужели не учусь? Захотела еще раз увидеть, как в самый нужный момент никто не приходит, и остаешься одна, оголенная, ранимая, умирая вместе с надеждой, которую приходится душить собственными руками. Чтобы она умерла до того, как умрешь ты.

Зачем…

Я закрыла лицо руками, не обращая внимания на саднящую щеку. Не боли, душа, уймись, да уймись же, мать твою!

Черт!.. Я испортила грядущий день рождения гораздо сильнее, чем это сделал лысый. Теперь я боялась просыпаться второго марта. Проснешься – и никого…

Так, всё, хватит! Не раскисать! Если уж придет время это делать, то зачем начинать сегодня?

Не успела я подняться с дивана, как прозвучал дверной звонок.

Кого могло принести в этот час?.. Кого вообще могло принести… ко мне? Снова Комиссию с проверкой? Дэлла? Только не это…. (Да-да-да!)

Но за дверью, к моему одновременному облегчению и разочарованию, обнаружился не Дэлл, а незнакомый мужчина приятной, впрочем, наружности: высокий, с рыжеватыми волосами, глазами цвета выдержанного виски и мягкой располагающей улыбкой.

Не успела я поздороваться и спросить о цели его визита, как тот уже браво представился:

– Доктор Лагерфельд к вашим услугам, мадам. На что жалуетесь?

От удивления я запрокинула голову и приоткрыла рот. Затем опомнилась, приняла должный вид, захлопнула рот и только после этого довольно прохладно ответила:

– Я никогда ни на что не жалуюсь.

– Хорошо. Тогда пока я вас осматриваю, – незнакомец, не спрашивая разрешения, шагнул в квартиру, – вы подробно расскажете мне, на что вы «не жалуетесь».

К моей челюсти будто привязали грузик – так сильно ей хотелось снова отвиснуть, – а через секунду губы непроизвольно растянулись в улыбке. Ну и наглец! Но обаятельный, в этом не откажешь.

Удивленная, я покачала головой, закрыла входную дверь и настороженно отправилась искать место, где успел разместиться в глубине моей квартиры незваный доктор.

Дэлл ждал этого звонка. Когда мобильник наконец ожил, он схватил его так быстро, что наверняка бы выиграл приз по скоростному хватанию мобильников, если бы решил поучаствовать в подобном соревновании.

– Да!

– Ну всё, здорова твоя подопечная; залечил, залатал, исцелил.

– С меня виски.

– Да к черту твой виски. Принесешь хороших сигар, а то у меня закончились.

– Лучше Бернарду попроси, пусть достанет своих, заморских, вместе попробуем.

– А это мысль!

– Тогда с меня все-таки виски.

– Умеешь ты уговаривать.

Они помолчали, оба довольные результатом: Лагерфельд – осмотром, а Дэлл – собственной просьбой этот осмотр произвести. А еще через минуту, пожелав друг другу хорошего вечера, попрощались.

Желтел в полумраке приклеенный к монитору клейкий листочек со списком дел. Дэлл поднес к нему черную шариковую ручку и вычеркнул последний пункт. Затем медленно откинулся на спинку, провернулся на стуле и уперся рассеянным взглядом в стену, увешанную оружием. Подумал, не стоит ли к пистолетам добавить холодное оружие и не будет ли подобная смесь смотреться моветоном? А затем незаметно для себя переключился на другой, куда более важный вопрос, нежели размещение клинков на стене собственного кабинета: правильным ли будет позволить некому ножу с выгравированным на лезвии номером снова вступить в игру судьбы? Ведь сегодня прозвучала просьба…

Да или нет? Нет или да?

Какой из вариантов выбрать?

Одриард замер в нерешительности.

В течение следующих двух дней, что бы я ни делала – корпела ли над кодированием цифровых сигналов микросхем, слушала ли монотонное бубнение преподавателя, обедала ли в окружении гомонящих сокурсников или же лениво прогуливалась между уставленными товарами рядами супермаркета, – я непрерывно, словно заколдованная, думала о двух вещах. Даже о трех, если быть точным: о неумолимо приближающемся дне рождения, Дэлле и еще о докторе, сумевшем в процессе пустой болтовни не только залечить синяки от ударов, но и срастить края рваных ран так, что не осталось даже шрамов. Часами в последующие дни я рассматривала места ссадин, которые по всем законам должны были адски саднить после любых чудодейственных мазей, но кожа была совершенно гладкой – новой. Ни намека на повреждения.

Вот тебе и доктор.

Какие шаманские методы он использовал и кем был прислан? Комиссией? Очень щедро.

Ну а при мысли о дне рождения я неизменно покрывалась испариной, и если раньше едва не выла с тоски от предстоящего одиночества, то теперь же почти мечтала о нем, потому как присутствовала в этом некая понятность и определенность – пусть плохая определенность, но она все же была. А теперь эта самая вредная определенность проскользнула сквозь пальцы влажной прохладной медузой и ушла в глубинные воды несбывшихся вероятностей, оставив после себя тихий «бульк» и прощальный взгляд «дальше как-нибудь без меня».

Взглянув на ряд стеклянных банок с огурцами, я вздохнула. Нет, в маринованных продуктах необходимость отсутствовала, но она присутствовала в том, чтобы либо убить время, либо непостижимым образом окончательно остановить его, и поэтому я продолжала праздно глазеть на товары, которые не собиралась покупать.

Завтра.

Уже завтра утром наступит мой чертов день рождения.

Глава 4

День рождения Меган

Свет уже вовсю заливал крохотную уютную спальню, а я все еще лежала под одеялом и ощущала себя партизаном, огонь по которому откроют сразу же, стоит кончику носа показаться наружу. Под прицелом держало не что иное, как сюрпризы – но плохие или хорошие? Ведь без них сегодня точно не обойдется. Либо они обрушатся ворохом счастливых эмоций и закружат в радостных теплых объятьях, либо проводят холодными глазами, а после сделают контрольный в голову.

Мда. А вылезать все равно придется.

Спустя несколько минут я набралась сил и выскользнула из постели. Укуталась в домашний халат, сунула ноги в тапочки и крадучись прошла на кухню. Выглянула в окно – никого. Под окнами ни «Неофара», ни красных лент, ни воздушных шаров. Тэ-э-экс.

Осторожно высунула нос в коридор – под дверью ни корзины с цветами, ни очереди из посыльных с тортами, приготовленными на заказ. Хм, неприятно. Однако нет и торчащей из двери записки с каким-нибудь скабрезным содержанием: «Сегодня не смогу, извини, много работы. Дэлл». И на том спасибо. Учимся искать положительные стороны.

Несмотря на ранний час и плещущую изнутри браваду, внутри открылся и другой источник, примешивающий к радости долю горечи.

А что, если не придет?..

Чтобы унять беспокойный мозг, я приняла душ, приготовила завтрак, поела, убралась в квартире (негоже встречать гостей в бедламе) – минус полтора часа ожидания; тщательным образом нанесла макияж и соорудила прическу (негоже представать перед всеми нечесаной) – еще минус час двадцать. И почти полдень.

Тихо.

В третий раз расчесала волосы, подправила блеск на губах, отложила тюбик с парфюмом, которым, казалось, пропах уже весь дом, включая нижние этажи, и только тогда начала по-настоящему осознавать происходящее.

Полдень. Телефон молчит. Никого.

За окнами ходят люди, весело щебечут, несмотря на ночные заморозки и заволоченное тучами небо, птицы. Как приятно… Как светло и радостно должно быть на душе. Должно быть…

Внезапно в квартире сделалось темнее. Или то стало темнее у меня внутри?

Одиноко, тихо, пусто.

Часы беспощадно отсчитывали уходящие минуты дня – праздника, который все никак не приносил праздничную атмосферу.

Неужели Дэлл не придет? К черту нож, но пришел бы сам, хоть на пару часов, хоть ненадолго, на пять минут… И не нужно подарков, только капелюшку внимания.

Фонтан горечи усилился, вливая нежеланное озарение: я вновь занимаюсь тем же самым – жду того, кто не желает прийти. Жду, что за мной вернутся, поднимут с земли, помогут. Что просто не забудут.

Как глупо.

С чего бы человеку, не желающему появляться все эти месяцы в Соларе, внезапно возжелать посетить мою квартиру в Нордейле? Потому что ближе ехать? Бред. Или, может, потому что у меня в момент нашей встречи на лице были отпечатки чьих-то кулаков и кровавые разводы? Да уж, зайдите, пожалейте бедную девочку. Еще и нож ей принесите в качестве утешительного приза. Да-да, тот самый, который служил символом рабства последние годы и заставлял прислуживать всяким мудакам. И обернуть его не забудьте подарочной бумагой, чтобы всё чин чином, а не абы как…

Телефон продолжал молчать.

Наманикюренные ногти впились в ладони.

Один родился – один и умрешь, и день рождения – самый верный момент, чтобы это осознать. Впитывая отравляющую и одновременно отрезвляющую тишину, я мысленно сняла розовые очки и сложила их в бархатный футляр.

Ну и дерьмо. Обидно-то как…