Дэлл - Вероника Мелан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А может, это тихий ботаник, который, как только взял у стойки поднос с едой, ушел в собственные мысли, чтобы не вылезать из них до конца обеда? Или же тощий парнишка в безразмерной кофте, усиленно налегающий на кофе?
А-а-а… Что толку гадать? Вот появится шанс заглянуть в записи и результаты тестов, тогда и можно будет утверждать наверняка. А то ведь внешность обманчива, еще как обманчива.
Спустя девять часов Гришем вернулся в квартиру, набрал знакомый номер и удивленным голосом сообщил, что лучший студент… студентка, поправился он, – это некая Меган Райз… да-да, баба. Та самая, единственная из шести человек, обучаемых Гордоном Кригом.
Лысый помолчал, и была доля странного довольства в его молчании.
«Тем лучше», – обронил он неопределенно, сказал, что оплату доставят по месту назначения, и отключился.
Хэнк вытер ладонью усы и положил трубку.
* * *Быстро я прижилась в незнакомом месте. Да, быстро.
Постепенно незнакомые улицы стали знакомыми: теперь я помнила, что если при выходе из здания, где вот уже три недели я проходила обучение, повернуть за угол направо, то найдешь магазинчик сувениров. А сразу за ним находится винная лавка. А за винной лавкой – длинный и светлый салон мебели, центр мобильной связи и большой супермаркет, куда я часто заходила за продуктами, чтобы после перейти дорогу и направиться через сквер к дому. Тридцать минут ходьбы неспешным шагом, пятьдесят – если посидеть на лавочке в заснеженном сквере, глядя на желтые, покрытые пушистыми снежными шапками фонари.
Вот и в этот раз я зачем-то присела на деревянную лавочку.
Конец февраля, еще холодно. Но не настолько, чтобы лишить себя удовольствия понаблюдать за проезжающими по проспекту машинами, прислушаться к городскому шуму и тишине внутри себя. Снежинки неспешно падали с темного неба, а я ловила их ртом. По-глупому, как щенок, пытающийся ухватить кусочек чуда, почувствовать вкус уходящей зимы, растворить на языке маленький кристаллик – кристаллик-послание о будущем, которое я все никак не могла ни прочитать, ни расшифровать. И никакая криптография не поможет распознать, что скрыто за поворотом на линии судьбы. Хорошо ли будет, плохо ли? Грядут ли изменения, или неспешный нерасторопный ритм, в который вошла моя жизнь в последнее время, еще пока сохранится?
День рождения. Через неделю. Второе марта – день моего попадания на Уровни. Давно это было. Почему и зачем – кого теперь спрашивать…
Я вздохнула.
Как праздновать, с кем? Неужели снова в одиночестве?
Новое место, новая квартира, новые знакомые, но никого из них нельзя назвать друзьями. Друзья – это те, кого ты рад видеть в любое время суток, кто принесет бутылку вина без предупреждения и ввалится в квартиру с вопросом «Ну, как оно?», и ты с удовольствием поделишься, насколько бы хорошим или плохим это самое «оно» ни было в данную минуту.
Полезный курс, приятные ребята – верные и нужные товарищи в будущем, но не друзья, нет. К сожалению. А значит, видит бог мою грусть, праздновать снова буду в одиночестве.
Вспомнился прошлый год.
И торт, будь он неладен. А следом всплыли запах апельсинов и вкус последовавших за ним поцелуев. Хорошо было, ох как хорошо. Тепло, нежно, трепетно. Тогда была в душе наполненность и ощущение нужности – единство двоих, которым следовало разглядеть собственное предназначение.
Не разглядели.
Шумели по проспекту машины. Переливались под фонарями их гладкие блестящие бока, отражали огни ночных витрин окна.
Я открыла рот и поймала в плен очередную снежинку. Еще несколько осели на ресницах и почти сразу же растаяли от выдоха.
Как он переживал по поводу шрамов на моих ладонях… Тихо кипел, злился, негодовал. Просто не знал, что последовало сразу после, а так бы негодовал куда больше. Не заметил одной детали: маленького круглого шрама на спине – входного пулевого отверстия. А если бы заметил, на сколько еще вопросов мне предстояло бы ответить? И стала ли бы я ворошить те воспоминания?
Спина зажила, а душа – нет. Больно. Очень больно.
До сих пор.
Холодный ветер рвался в лицо, хлестал по щекам, и земля дрожала от тех, кто бежал впереди, и тех, кто настигал позади. Хрип из собственных легких: «Ну подождите же, подождите!» Стылая земля под подошвами, скользкая и шипастая, полная ловушек для обессилевших ног, и уносящиеся на полной скорости спины впереди. Собственная рука, протянувшаяся вперед в поисках опоры, в поисках того, кто подхватит, поддержит, поможет рвануть из последних сил. Но никто не обернулся. Пустота под пальцами.
«Вернитесь же, вернитесь!» – беззвучно хрипело горло.
Еще один рывок вперед, еще один шаг к спасению…
А потом последовал выстрел.
Он обжег спину, заставил рухнуть прямо на землю, лицом в застывшую от мороза грязь, – и боль. Много боли, рвущий на части алый цветок в теле и пропитывающаяся кровью куртка. Горячо и холодно. Страшно и спокойно. Распоротая камнем щека и нездоровый сип из горла.
Всё. Конец.
Но вдруг впереди послышались шаги – кто-то вернулся. Вернулся! Я до сих пор помнила, как в опаленном болью сознании фениксом взметнулась надежда, вспыхнула ярким пламенем, почти ослепила от нахлынувшего на секунду счастья.
Они помогут мне, возьмут с собой, вылечат, залатают… Команда, боже, моя команда… ведь мы команда! Спасибо, господи, значит, ты всё еще слышишь!
И следом – выскальзывающий из пальцев пистолет.
Поднять голову сил не хватило.
Кто-то вернулся за тем, чтобы забрать оружие. Присел на корточки, грубо и жестко разжал мои сжимающие рукоять окоченевшие пальцы и бросился наутек.
Вернулись, да.
Но не за мной. За оружием.
Тот случай меня многому научил. Лучше бы не учил. Лучше бы тогда помереть.
Очередная снежинка приземлилась на рукав, и какое-то время я рассматривала ее крохотные ножки в свете фонаря. Блестящая, тонкая, красивая. Очередное чудо для того, кто когда-то остался жив. Зачем-то остался.
Нордейл. Спокойные уютные улицы – новая жизнь, новые места, новые дела. Только душа старая и круглый шрам на спине. И как его пропустил Дэлл?
Я горько усмехнулась.
Пусть этот день рождения я проведу в одиночестве, но зато без торта, без ложных друзей, без пули в спине и без последующей больницы. Одиночество – не самое худшее, что может случиться с человеком. Нет, далеко не худшее.
Гораздо хуже, когда ждешь и не дожидаешься. Когда за тобой не возвращается тот, на кого ты очень надеялся. Когда за тобой, мать его, вообще никто не приходит.
Я зло выплюнула изо рта обломанную веточку, которую непонятно когда успела туда засунуть и вот уже какое-то время жевала. Почти изгрызла от горечи, заполнившей ум.
Если кто-то за тобой не возвращается, значит, он тебе не нужен. Значит, в очередной раз сама. Всегда сама.
Подумаешь. Не в первый и не в последний раз.
Бросив взгляд на выплюнутую на землю изжеванную веточку, я подхватила стоящий у лавочки припорошенный снегом пакет с продуктами, поднялась и быстро зашагала домой.
А позже той же ночью не удержалась… попросила, чтобы второе марта я провела не одна. Да, тогда небесный отец не услышал. Но, может быть, он услышит в этот раз?
* * *– Отпустите! Что вы делаете!!!
– Заткнись!
Грубые руки запихнули меня в салон автомобиля. Что это? Черный джип? SUV? Не успела разглядеть ни знаков, ни лиц напавших – лишь сумбурное мельтешение курток и обжигающе холодный воздух, ворвавшийся в легкие, приготовившиеся исторгнуть душераздирающий визг.
– Не смей орать, сука! Тихо!
Затянутые кожей перчатки сжали горло поверх шарфа. Вместо крика вырвался беспомощный сип. Звуки вокруг на мгновение заглушил грохот бешено бьющегося сердца.
– Эй, ты, не повреди ей башку. И пальцы тоже!
Вот и всё. Стиснутая на заднем сиденье в чужой машине между незнакомыми мужчинами, я не смела пошевелиться, лишь дрожала, словно маленькая стянутая одеялом птичка.
Их было четверо – двое по бокам, водитель и один на пассажирском сиденье, в пальто и меховой шапке, вероятно, главный. Потому что сразу после того как он бросил водителю «Поехали», повернулся ко мне и неприятно улыбнулся. На меня уставились маленькие цепкие глаза. Плохие глаза. Умные глаза.
– Не дергайся, девочка, целее будешь.
– Что происходит? Что вам нужно?!
Несмотря на предупреждение, я все же дернулась – больше по инерции, нежели из желания воспротивиться его словам. Не слишком-то подергаешься, когда вокруг ни сантиметра свободного пространства, а машина мчится во весь опор. Разум лихорадочно пытался найти объяснение случившемуся: как так, ни друзей, ни врагов, всего месяц в Нордейле, и тут такое? Куда едем, зачем? Клейкий страх слепил внутренности в комок.
По меховой шапке плыл свет вечерних фонарей, раз за разом высвечивая жесткий профиль с орлиным носом, острым подбородком и тонкими губами.
Сердце продолжало грохотать, вталкивая в кровь ощущение беспомощности.