Особенности личностного и семейного функционирования родственников наркозависимых - Виктор Викторович Бочаров

пример показывает, что, как и матери больных, отцы подчас занимают гиперопекающую позицию, создавая симбиотические отношения с больными наркоманией детьми.

Однако более распространенным является другой сценарий, когда выраженная тревога, обусловленная непониманием того, как реагировать на болезнь ребенка и вести себя с ним, невозможность влиять на развивающуюся в семье ситуацию, а также постоянные финансовые трудности приводят к постепенной изоляции отца, попыткам снять напряжение вне дома.

Так, Л. Г., 68 лет, отец больного И., 35 лет, в беседе говорит, что «очень устал от всего, что происходит дома». Приходя с работы, «вместо того, чтобы расслабиться, вынужден участвовать в разборках». Жена Л. Г., посещающая группы для созависимых, «требует, чтобы я помог ей выгнать И. из дома, но ведь сама же говорит, что он болен…». Дочь Л. Г., сестра И., «тоже на стороне матери». Л. Г. говорит, что понимает их, ведь и у него самого, «стыдно сказать, даже штанов ни одних приличных не осталось» (больной героиновой наркоманией сын регулярно выносит на продажу гардероб отца). Поскольку, как повлиять на поведение И., отец не знает, а выгнать сына считает неприемлемым, то он «решил уйти сам» и старается жить на даче, несмотря на то, что оттуда очень «неудобно и далеко добираться на работу».

Часто отцы наркозависимых рассказывают, что в качестве средства для снятия эмоционального напряжения используют алкогольные напитки, хотя и понимают, что, «поскольку домашняя ситуация от этого не меняется, так можно просто спиться».

Следует отметить, что среди обследованных отцов 25 % (12 чел.) страдали алкогольной зависимостью, 5 человек находились в состоянии ремиссии продолжительностью от 8 месяцев до 6 лет. Развитие алкогольной зависимости у отцов наркозависимых во всех этих случаях происходило до болезни ребенка.

Часть алкоголизирующихся отцов (4 чел.) была привлечена к исследованию благодаря активному участию матерей больных, которые занимали доминирующую позицию в семейной системе и директивно отправляли мужей на беседу с психологом. В беседе такие отцы были пассивны, испытывали затруднения при описании наличной семейной ситуации, проговаривании собственных эмоциональных переживаний, не выражали заинтересованности в результатах исследования. При этом они имели собственное представление о возможных причинах возникновения наркотической зависимости у своего ребенка, связывая наркотизацию с психологическими особенностями больного (ранимый, ленивый, несамостоятельный), особенностями его социального окружения (дурная компания), особенностями семейного воспитания (излишней опекой и контролем со стороны матери).

Общий анализ профилей сравниваемых групп показывает, что группа отцов наркозависимых и нормативного контроля практически совпадает по структуре показателей «внешних» и «внутренних» границ Я и нарциссизма, в то время как наибольшие различия обнаруживаются в структуре (соотношение «конструктивного», «деструктивного» и «дефицитарного») таких Я-функций, как «агрессия» и «тревога».

В шкалах «Я-структурного теста» отражаются как устойчивые характеристики личности, так и те показатели, которые подвержены значительным ситуационным влияниям. В связи с этим показатели шкал нарциссизма и Я-отграничения можно рассматривать как относительно более стабильные измерения, менее связанные с актуальной жизненной ситуацией по сравнению со шкалами агрессии, тревоги и сексуальности.

Таким образом, представленные данные позволяют говорить о том, что отцы наркозависимых в большей степени, по сравнению с матерями, сохраняют свою целостную идентичность, адаптируясь к жизненной ситуации, связанной с необходимостью проживания с наркозависимым, конкретно ситуационными паттернами.

Клинико-психологический анализ показывает, что отцы в большей степени, чем матери, отстраняются от травматической ситуации взаимодействия с наркозависимым, вероятно, это и позволяет им в большей степени сохранять собственную идентичность, отвечая на жизненные проблемы, возникающие вследствие наркотизации сына или дочери, ситуационными реакциями – агрессией и тревогой. Следующий клинический пример наглядно демонстрирует высказанный тезис.

Отец больного героиновой наркоманией Ю. В, 53 лет, запрещает сыну В., 24 лет, появляться в жилых помещениях дома (семья владеет большим загородным домом). По решению отца больной наркоманией сын должен жить в цокольном этаже, не оборудованном для проживания, с отдельным входом. Отец запрещает другим членам семьи чем-либо помогать больному и общаться с ним. Данная поведенческая стратегия меняется, когда отец приходит к решению вылечить сына, в эти периоды он определяет В. в одну из частных клиник, несет все необходимые расходы, а также позволяет другим членам семьи общаться с ним. Как только у отца начинают появляться подозрения о возобновлении употребления психоактивных веществ сыном, история с его отселением в цокольный этаж повторяется.

В табл. 3 представлены данные сопоставления показателей по «Методике оценки психического здоровья» (МОПЗ) группы отцов пациентов с героиновой зависимостью и группы социально адаптированных мужчин в возрасте от 52 лет до 70 лет.

Статистически достоверные различия значения в данных группах выявлены по индексу компенсации психопатологической симптоматики, что отражает некоторое снижение уровня психического здоровья отцов пациентов с героиновой наркоманией по сравнению с группой нормативного контроля, что обусловлено недостаточностью их адаптационных ресурсов для компенсации психопатологических проявлений, в частности, выраженной деструктивной агрессии и тревоги.

Для изучения вопроса о соотношении личностного функционирования отцов и фактора длительности наркотизации их детей было проведено сопоставление подгрупп отцов, дети которых имеют срок систематического употребления героина от 1 года до 5 лет (первая группа – 10 чел.), систематически употребляют героин от 5 до 10 лет (вторая группа – 16 чел.), имеют срок употребления от 10 лет и выше (третья группа – 24 чел.). Дисперсионный анализ шкальных показателей МОПЗ и «Я-структурного теста» групп отцов позволил выявить статистически значимые различия по шкале «Деструктивная агрессия» между первой и второй группой (p < 0,05). В группе отцов, дети которых имеют срок систематического употребления героина от 1 года до 5 лет, уровень деструктивно-агрессивных проявлений оказался значимо выше, чем в группе отцов, стаж наркотизации детей которых составлял от 5 до 10 лет. Данный факт, по нашему мнению, имеет закономерный характер, совпадает с данными интервью и наблюдения за поведением отцов и отражает сокращение острых форм реагирования на жизненные трудности, по-видимому, свидетельствуя о нарастающем психическом (энергетическом) истощении.

При сопоставлении показателей «Я-структурного теста» и МОПЗ групп отцов, близкие родственники которых злоупотребляли (20 чел.) и не злоупотребляли (23 чел.) алкоголем, проведенном для изучения влияния фактора аддиктивной наследственности на личностное функционирование отцов наркозависимых, статистически значимых различий выявлено не было.

Целостный анализ клинико-психологического и тестового исследования личностных особенностей отцов пациентов с героиновой наркоманией говорит о том, что для них характерны:

1) адаптация к жизненной ситуации, связанной с необходимостью проживания с наркозависимым, конкретно ситуационными паттернами, а именно: реакциями агрессии и тревоги (при сохранности целостной идентичности);

2) снижение самооценки и ощущение несостоятельности в родительской роли, отчасти компенсируемое достижениями в социальной сфере;

3) усиление «деструктивных» форм агрессии и тревоги, свидетельствующее о неспособности адекватного использования собственной личностной активности;

4) психическое (энергетическое) истощение, проявляющееся в сокращении острых форм реагирования на жизненные трудности, постепенной изоляции отца, попытках снять напряжение вне дома;

5) большая вариабельность паттернов поведения по сравнению с матерями наркозависимых.

Предварительный анализ личностного и семейного функционирования отцов наркозависимых говорит о