Падди Кларк в школе и дома - Родди Дойл

— Он злой.

— Цыплята злые не бывают.

— А этот злой.

— Глазища-то — у!

— Яйца больше. И синие.

Близко цыплёнок не подходил. Трудно швырять камни через колючую проволоку.

Она кричала, но слов я не разобрал. Потом что-то разбилось. Скорее всего, маманя и разбила, потому что грохот как бы заключал её слова. Он засмеялся нехорошим смехом. Рыдания. Я встал закрыть дверь, но опять зашептали, и я даже приоткрыл её пошире.

— Па-атрик.

Тьфу, это Синдбад.

— Они просто разговаривают.

— Проваливай, — отмахнулся я.

Он только хотел заплакать и опять заснул.

Это было уж слишком.

Вроде успокоились. Тихо. Отправились спать. Он первый, она за ним. Ага, в ванную не пошёл; наутро изо рта будет противно нести мясом. Кровать скрипнула с его стороны. Ну, и она засобиралась. Я и не понял, что включён телевизор, пока маманя его не выключила. Вот торопится вверх по лестнице: по самому краю, чтобы не скрипело. Идет в ванную. Вода из крана. Шуршание зубной щётки; маманина синяя, папанина красная, а наши с Синдбадом — зелёная и красная, поменьше. Кран закрывается, и пузырёк воздуха поднимается по трубам на чердак. Теперь шагает в спальню. Распахнула дверь во всю ширину, рухнула на кровать — с папаниной стороны — и ладонью захлопнула дверь с грохотом. На лестнице спокойно, в комнате зашумели.

Я стоял как вкопанный. Шевельнусь — опять начнётся. Разрешается только дышать, и ничего помимо. Как Кэтрин или другой младенец унимается: маманя говорит — сорок пять секунд. Если через сорок пять секунд не расплакался, значит, спит или вот-вот уснёт. Я замер. Естественно, не считал ни вслух, ни про себя — это не игра, да и они не младенцы. Простоял долго, замёрзнуть успел. Голосов не слыхать, только скрип и ёрзанье, устраиваются, угреваются. Все устроились и угрелись, один я мёрзну.

Я был за главного. Они не знают. Худшее позади, можно пошевелиться. Начало положено, и всё же ночью придётся не спать. Нести ночную стражу.

Родезия. Расположена вблизи экватора, воображаемой линии в середине мира. Там живут слоны, обезьяны и нищие негры. Слоны никогда ничего не забывают. Почувствовав приближение смерти, они идут на слоновье кладбище, ложатся наземь и только тогда умирают. Родезия очень далеко. Вырасту — съезжу туда. Я много знаю о Родезии. Названа в честь Сесила Родса, только не помню почему. Знал, да забыл. То ли открыл Родс Родезию, то ли завоевал. Не осталось неоткрытых стран, белых пятен; все раскрашены. Я разглядывал другие страны, выкрашенные розовым. Вот Канада. Просторная, в сорок-пятьдесят раз больше Ирландии. Канадская конная полиция. Полицейские-всадники. Сухощавые молодцы на быстрых конях. Ни одного очкарика. Красные куртки, брюки, топорщащиеся на бёдрах. Револьверы в кобурах, открывающихся и закрывающихся со щелчком. Таким образом, даже при резвой скачке оружие не выпадет. В погоню, за контрабандистами. В Канаде не бывает грабителей, зато есть контрабандисты. Эскимосы, не подчиняются законам. Охотятся на медведей. Хлещут кнутьями собак. Едят их — иногда. У собак хвосты колечком. Сверкающий снег. Защитные очки.

— Давай, будь умницей.

Карта висела прямо перед носом. Я слышал запах бумаги и парты.

Это Хенно.

Не понимаю, что происходит. Не понимаю, и что до этого происходило.

— Вставай. Ага, молодец.

Голос вроде не Хенно. Чьи-то руки — мужские — поддерживают меня под мышки. Поднимают. Стою возле парты. Вижу только пол. Грязный. Руки мне на плечи. Толкает вперёд и одновременно держит. Вперёд. Никого не вижу. Ни звука. Вон из класса. Дверь закрывается. Лицо мистера Хеннесси.

Смотрит.

— Ты здоров?

Кивок едва-едва.

— Устал?

Кивок.

— Ничего, с каждым может случиться.

Придерживают за бока.

Поднимают.

Грубая материя.

Голова тяжёлая, не поднять. Устал, устал.

Пахнет.

Вкусно пахнет.

Открываю глаза. Не двигаюсь. Я не в кровати. Пахнет по-другому: кожей. Вижу подлокотник. Лежу в кресле. Два кресла, составленные сиденьями вовнутрь. Лежу в них, как в постели. Два кожаных кресла. Не двигаюсь. Я укрыт одеялом и ещё чем-то: пальто? Одеяло серое, тяжелое. Знакомое пальто. И потолок знакомый: сероватый, в трещинках, как географическая карта. Над дверью фрамуга, которую открывают специальной палкой. Знакомый дымок тонко вьётся из пепельницы, растворяется в воздухе. Через какое-то время я соображаю, что лежу в кабинете директора.

— Проснулся?

— Да, сэр.

— Maith thú [28].

Он освободил мне два стула, взял пальто и повесил под шляпу на вешалку.

— Что нашло на тебя?

— Не знаю, сэр.

— Ты уснул.

— Да, сэр.

— Уснул на уроке.

— Да, сэр. Я не помню, сэр.

— Ты ночью выспался?

— Да, сэр. Проснулся рано.

— Проснулся, значит, рано.

— Да, сэр. С первыми петухами.

— Это раненько.

— Да, сэр.

— Зубы болят?

— Нет, сэр, ноги.

— Матери скажи.

— Да, сэр.

— Возвращайся в класс, назавтра выучишь то, что пропустил.

— Да, сэр.

В класс возвращаться не хочу. Побаиваюсь. Накрыли меня и поджидают. Я один. До сих пор вялый, усталый. И глупо донельзя. Картинка не складывается.

Но ничего не случилось. Ну, постучал в дверь. Хенно бродит по классу. Вот Лайам у окна, вот Злюк Кэссиди. Вот Хенно шагает туда-обратно по рядам. Он без единого слова кивнул: садись. Я побрёл за парту. Никто не смотрел на меня прямо. Ни ухмылок, ни тычков, ни единой записочки на парте. Наверное, решили, что я болен, и очень серьёзно. В честь чего бы Хенно меня не отдубасил, а чуть ли не на руках из класса вынес? Они смотрели на меня, как будто бы ждали, что я опять вырублюсь. Молчали все, даже Кевин.

Но всё-таки я глупо себя чувствовал.

Как же я хотел спать! Дотерпеть до дома — и уснуть. Уснуть, проснуться и во сне сознавать, что спишь.

Весь остаток дня Хенно спрашивал меня, только когда я поднимал руку. Никого не подлавливал, никого не лупил. Все понимали, что это из-за меня.

— Как называется северный тропик?

Я знал. Поднял руку, поставив её на другую руку.

— Сэр, сэр.

— Патрик Кларк!

— Тропик Рака, сэр.

— Хорошо.

Прозвенел звонок.

— Не вставать!.. Первый ряд, подъём!

Все ждали меня у ворот. Не толпились, не становились кружочком. Притворялись, что не ждут. Чего-то от меня хотели.

Не нравилось мне всё это.

— Мистер Кларк? — В дверях стоял Хенно.

— Да, сэр?

— Подите сюда.

Я подошёл, поражаясь тому, что совсем не волнуюсь.

— А вы все — по домам, по домам.

Отступил, пропустил меня, дверь закрывать не стал. Шагнул назад и уселся на парту.

Хенно выдавил улыбку и сразу же посерьёзнел.

— Как самочувствие?

Теряюсь в догадках, что отвечать.

— Полегче?

— Да, сэр.

— Что же с тобой стряслось?

— Я, сэр, не знаю. Я — уснул…

— Устал?

— Да, сэр.

— Ночью не спалось?

— Да, сэр. Я рано проснулся.

Хенно наклонился ко мне, положив руки на колени.

— Всё в порядке?

— Да, сэр.

— А дома?

— Да, сэр.

— Отлично. Ступай.

— Да, сэр. Спасибо, сэр.

— Спроси у одноклассников, что задано, и к завтрашнему дню сделай.

— Да, сэр. Дверь закрыть?

— Да-да. Молодец.

Дверь не попадала в проём, потому что рассохлась. Я с силой потянул ручку Со скрипом дверь возвратилась на своё место.

Весь класс стоял за воротами и притворялся, что совсем меня не ждёт. Все хотели быть рядом, я понимал это, и мне нисколько не легчало. Должно бы полегчать, а не легчало. Я знал, почему они не хотели меня бросать: чтоб не пропустить интересного зрелища, чтоб гордо бежать за помощью. Чтоб спасти мне жизнь. И даже не подозревали, в чём тут дело.

— А что я пропустил?

Прямо соревнование: кто скорее сбросит с плеч ранец.

Сопляки всё-таки, какие сопляки. Чарлза Ливи там не было. И Дэвида Герахти не было. Наверное, пошёл прямо домой, выпить таблетки или что-нибудь такое. Остальные вытаскивают дневники, суют мне. Вынув собственный дневник, я сел под стену, привалившись головой к оградке. Дневник взял у Кевина, пусть погордится, дурачок.

Чарлзу Ливи было на всё плевать. Он один понимал, что случилось: что я заснул. Он гулял с вечера до утра. Слушал своих папаню с маманей и будто не слышал. Говорил «пизда» и «ебаный». Отбивал макушкой невидимый мяч.

За мной следили день напролёт. Я немного потряс рукой, изображая судорогу, потом плюнул. Удовольствия никакого. Вот все со мной, и радости от этого ни грамма. Я один.

Не так-то много и пропустил.

Тут я почувствовал, что хочу побыть с Синдбадом. Смешно.

— Фрэнсис, хочешь печеньица?

Печенье, всего лишь печенье. Я тоже хотел печенья, но сначала угощу брата. Сую ему печенье, а он даже не смотрит.