Коллекционер - Дмитрий Казаков

Потому что, откуда бы он ни задумал вернуться обратно, он обязательно ступит на землю Центрума на том же самом месте, где ее покинул, а там уж его встретят радостные парни в черных рясах…

Что же делать?

Погранец, откликавшийся на Чарского, полз к Олегу, нацелив на того автомат.

– Вздумаешь дернуться, гаденыш, я тебя мигом положу! – сообщил он на сносном русском. Поляк? Вот уж радость-то…

– Да вы что, с ума сошли? – рявкнул Олег. – Решили, что я вас предал? Это не так!

– Это пусть командиры разбираются, – отозвался погранец. – А у меня приказ есть. Оружие бросай, пся крев!

Он был уже рядом, в какой-то паре метров.

Олег встал на четвереньки, затем на колени, отвел в сторону руку с АКСУ, разжал пальцы, давая автомату упасть на песок. И когда взгляд Чарского последовал за оружием, оставшийся без присмотра Соловьев быстро рванулся вперед.

Ударил изо всех сил, целясь кулаком в подбородок. Боль прострелила от костяшек пальцев до самого локтя, погранец упал на спину, точно сбитый на лету жук. Зашарил руками вокруг себя, заморгал помутневшими глазами, забормотал нечто злобное.

А Олег шлепнулся обратно, поскольку по нему начали стрелять прицельно. Подхватил АКСУ и пополз прочь – к самой воде, а затем на север, в сторону города. Через десяток метров отважился встать и припустил со всех ног, насколько позволяла рана в бедре. Несколько раз вильнул туда-сюда, сбивая врагам прицел.

Оглянувшись, убедился, что погранцы решили уходить в том же направлении, прихватив тела соратников. Да уж, эти парни, воспитанные в лучших традициях корпуса, скорее дадут себя убить, чем оставят кого-то из своих на поле боя, а уж тем более командира.

Им достаточно добраться до пределов города, где на стрельбу обратят внимание…

Но что делать ему, куда податься? Хотя есть одно местечко поблизости, где можно укрыться, пока за ним никто не гонится.

– Не трожь, не купил, – пробормотал Олег, поворачивая на восток, прочь от моря.

Нога разболелась, и он ковылял по песку, точно хромая птица, спотыкался на каждом шагу. Подозревал, что впереди его может ждать засада, то и дело останавливался, вглядывался в заросли. Лишь оказавшись в гуще кустарника, вздохнул с облегчением.

Стрельба тем временем затихла – то ли погранцов перебили всех, то ли охрана, прогнав чужаков от границ аномального участка, сочла свою задачу выполненной. Только в любом случае она в ближайшие часы доложит о случившемся начальству, а затем новости дойдут до Цагене…

Тех, кто осмелился этим вечером прогуляться в дюнах, начнут искать.

Вряд ли проводника по кличке Соловей опознали, но ведь в принципе могли это сделать.

Впереди показался черный купол храма Праведников Чужемирья, но прямиком к нему Олег не сунулся. Для начала залег в укромном месте, выждал некоторое время, убедился, что за ним никто не следит, и только когда сумерки сгустились, отважился выбраться из кустарника. Одежду привел в порядок, автомат спрятал в рюкзак, чтобы хотя бы издалека не выглядеть подозрительно.

Двери церкви были открыты, внутри мерцало робкое сияние цвета топленого масла. Слышался дребезжащий фальцет, принадлежавший отцу Силестру, и несколько женских голосов. Олег в последний раз оглянулся и шагнул внутрь.

Свечи горели на специальной подставке перед алтарем, освещая изображение Священного Ока. Сурово глядели праведники из разных миров, волею цадской церкви собранные под крышей одного храма, среди прочих выделялось круглое, улыбающееся лицо Будды.

– …прославлен в веках же бу… будет! – Голос священника, читавшего вечерний канон, дрогнул, когда он увидел, кто именно вошел в церковь. – И да узрим мы истинное! Ахой!

– И да узрим мы истинное! Ахой! – загалдели прихожанки числом около дюжины и дружно осенили себя знаком Священного Ока.

Олег отступил в сторону, встал в темном углу, где его точно никто не разглядит.

Отец Силестр пришел в себя быстро и остаток службы провел так, словно ничего не случилось. Раздал благословения, поговорил с одной из женщин, что задержалась в храме, обещал другой, что обязательно зайдет утром и посмотрит, как там дела у ее сына.

И только когда они остались вдвоем, обратил внимание на Олега.

– Это ты, муж, страданиям плоти обреченный? – спросил он. – Снова явился? Зачем?

– Приношение хочу сделать.

Золотая монета легко скользнула в прорезь на крышке тяжелого металлического ящика с замком сбоку. Глухое звяканье возвестило, что внутри пусто, что для храма в финансовом плане день выдался не самый удачный.

– Да ну, неужели? – Отец Силестр приподнял одну бровь и ехидно заулыбался. – Ведь не несут люди богатства свои в дома праведников… Сдается мне, что ты, о муж, то и дело попадающий в неприятности, вновь ищешь моей помощи? Не зря голову обрил… Лишил себя волос, с рождения присущих, надо же!

– Верно, – не стал отпираться Олег. – За мной погоня, и надо где-то укрыться.

Вводить священника в заблуждение он не собирался. В крайнем случае, если тот откажет в приюте, всегда есть возможность открыть «дырку» на Землю.

– И кто же тебя преследует, во имя Владыки? – поинтересовался отец Силестр.

– Орден Взыскующих Истины.

Лицо священника изменилось, улыбка исчезла, черты отвердели, в глазах появилась тревога.

– Вот как? – протянул он печально. – До сего утра я верил, что кое-что знаю о мире. Полагал, что Священное Око помогает мне зреть истину такой, какова она есть… Бред! – Последнее слово отец Силестр почти выкрикнул. – Столь же глуп и несмышлен есьмь, как младенец, от сосца не отнятый, которым был когда-то на заре дней своих… Смешно, да?

Он помолчал немного, а затем продолжил уже куда спокойнее:

– Еще вчера я отказался бы помогать тому, кого ищет Орден Взыскующих Истины. Но за сегодняшний день прихожане рассказали мне, что творится в городе, к чему призывают братья, что носят черные рясы… И я не понимаю, кто свихнулся, они или я? Обвинить короля в ереси, поднять дураков на бунт? – В словах священника звучала горечь, в них чувствовалась боль человека, на старости лет увидевшего крушение собственных идеалов.

– Да, я это сам видел, – сказал Олег. – И проповеди на улицах, и кровь, и трупы. Церковь сожгли на севере…

– Да помилует их тот, кто создал этот мир и нас всех. – Отец Силестр вздохнул. – Заодно пусть простит мне мои прегрешения. Пойдем, муж с ногой, пулей укушенной. Вижу, как ты хромаешь. Надо посмотреть, что с раной.

Через пять минут Олег оказался в той самой комнате, где прожил несколько дней вместе с Ингерой. Раной его священник остался доволен, смазал ее бурой, резко пахнущей мазью и наложил свежую повязку.