Шах и мат - Эли Хейзелвуд

Я поднимаю глаза – впервые с начала игры. Мое презрение к нему почти физическое.

– Прошу прощения?

– Дотронулась – ходи. Если ты дотрагиваешься до фигуры, то обязана передвинуть ее. Знаю, ты не очень хорошо разбираешься в правилах, но…

– Я едва задела слона кончиком пальца.

– Это все равно касание, не правда ли?

Зрители не могут нас слышать, но видят, что мы разговариваем, – до сцены долетают отголоски любопытных шепотков. Кох прекрасно понимает, что это наитупейшая причина напомнить мне о ходе после касания, но я тоже понимаю, зачем ему это: он хочет позвать организатора и устроить скандал. Мне придется оправдываться, и, по задумке Коха, я расстроюсь и начну лажать.

Вряд ли он самый ужасный человек в мире. Уверена, что те, кто сидят на 8chan[47], гораздо хуже. Ну, или совет директоров «Бритиш петролеум». И все-таки Мальте Кох – самый отвратительный человек, которого я когда-либо встречала.

Вздыхаю и смотрю на несчастного слона. У меня не было на него особенных планов, но…

Но.

Дефне обожает нападать на короля слонами. Это ее любимая комбинация, так что я изучила кучу партий, где она используется. А значит…

Я сжимаю губы и передвигаю слона.

– Вот, – мило улыбаюсь и запускаю часы Коха. Его глаза удивленно расширяются, и мне нравится упиваться его беспомощностью.

Проходит немного времени, и я зарабатываю преимущество. Не такое серьезное, чтобы закончить игру, но проходят минуты, затем часы, а я все еще проявляю инициативу, владею центром и продолжаю атаковать на флангах. Кох – и мне больно это признавать – прекрасный позиционный игрок, способный закрыть все пути для наступления, отразить все атаки и предугадать выстроенные мной комбинации. Но все же он неспособен просчитывать наперед так, как это делаю я, поэтому его поражение лишь вопрос времени.

Возможно, он тоже это понимает, поэтому часто поднимается, чтобы пройтись туда-сюда. Заметно, что он начинает нервничать. Кох, конечно, суетливый игрок, но даже он обычно так не волнуется.

Я чувствую, как во мне растет надежда. Я справлюсь. Я сделаю это. Я поеду на чемпионат мира и буду играть против…

Нолана.

Меня охватывает смесь радости и предвкушения. Какое-то новое безрассудное чувство, которое я наконец впускаю за свои барьеры. Как бы странно это ни звучало, прежде я не позволяла себе думать или фантазировать о том, что может случиться. До этого самого момента я не признавала, насколько сильно хочу сидеть напротив Нолана и чтобы между нами лежала доска. Насколько сильно хочу смотреть ему в глаза, когда он творит поразительные, волшебные вещи, на которые способен только он. Я хочу быть его соперником. Хочу в пух и прах разбить его стратегические наступления, отразить все атаки и атаковать сама. Я хочу отбиваться от каждого принятого им тактического решения, пока он не посмотрит на меня и не повторит: «Ты в курсе, насколько невероятная?» Я буду чувствовать его знакомый запах – смесь мыла, кожи и еще чего-то неуловимого, присущего только ему. Он улыбнется мне своей мягкой, кривоватой улыбкой, и я улыбнусь в ответ. И никто из нас не будет сдерживаться, это будет идеальная игра…

Кох садится обратно на стул, ходит ферзем, запускает мои часы. Я прихожу в себя после краткого помешательства, чем бы оно ни было.

И хмурюсь. Мне казалось, Кох или съест мою ладью, или откроет вертикаль. Но вместо этого он передвинул королеву туда, куда я совсем не ожидала, так что мне нужно время, чтобы изучить новую расстановку. Я могла бы… нет. Он поставит мне шах через два хода. Но мне все равно нужно как-то вернуть коня. Если я этого не сделаю, дело труба. Я бы даже сказала, что случится катастрофа. Нет. Я могла бы пойти в контратаку другим слоном, но его будет легко заблокировать по диагонали. Еще через три хода он съест коня пешкой. Раньше это не было проблемой, но теперь, когда его конь здесь, все иначе. Похоже, тут мне не отбиться.

Но уверена, что смогу что-то предпринять в другой части доски.

Вновь сканирую взглядом доску, разбирая каждую позицию, каждый ход, каждую комбинацию, составляя список возможных угроз, анализируя возможности, выискивая тот единственный шаг, который спасет моего бесполезного короля. Уверена, что обнаружу его в любой момент.

В любую секунду.

Когда я выхожу на воздух, проходит еще пятьдесят семь минут, но мне не удается придумать, как выбраться из этой западни.

Потому что выхода нет.

Во рту сухо. В горле першит. Если бы я сейчас коснулась любой фигуры, то все увидели бы, как дрожит моя рука.

Потому что если бы я коснулась любой фигуры, то обрекла бы себя на смерть.

Поднимаю глаза на Коха и читаю в его лице, в его понимающей, жестокой улыбке, что он только и ждал, пока до меня дойдет: все кончено. Оказывается, я бегала от него кругами, пока он наблюдал за мной со стороны. Торжествующе. Наслаждаясь каждой секундой.

Оборачиваюсь на переполненный зал. Море лиц, имен которых я никогда не узнаю, и мой взгляд цепляется за волосы Дефне. Она сделала себе розовые прядки – очень красиво. Я гадаю, что она скажет мне, когда все закончится. Уверена, она найдет верные слова. Но мне жаль, что ей придется их сказать.

Делаю долгий, глубокий вдох. Затем заставляю себя посмотреть обратно на Коха и через силу говорю то, что должна:

– Я сдаюсь.

Глава 19

Интересно, что думает про нас официантка в кафе, когда мы заявляемся на двенадцать часов позже обычного? Она молча ставит перед нами кружки с кофе и делает вид, что не замечает нашего сконфуженного состояния и того, как я неестественно зажата между Дефне и Тану. Затем она исчезает в глубине кухни и больше не появляется.

Мы должны оставить ей хорошие чаевые.

– Этого не может быть, – сидящий напротив Эмиль качает головой.

Перед ним шахматная доска, фигуры расставлены так же, как в финале моей партии. «Как тактично, Эмиль. Ты просто пик эволюции человеческого сострадания. Подумай о карьере консультанта», – говорит ему Тану, когда он выставляет фигуры, но я мотаю головой, и она замолкает. Эта картинка все равно выжжена у меня в памяти, так что хуже не будет.

– Это был идеальный ход, – голос Эмиля звучит как смесь благоговения и ужаса. – Он тебя буквально парализовал. Последствия просто ошеломляющие. Вообще все твои фигуры оказались в ловушке. Это… Я никогда не видел ничего подобного. И уж точно не в исполнении Коха.

Ненавижу его имя, потому что оно напоминает мне о бездушной ухмылке в тот момент, когда я сдалась, о его злорадстве на пресс-конференции, которая, казалось, будет длиться вечно, о разочарованных лицах других игроков, какой-то женщины в зале и даже некоторых репортеров. «Я знал, что уложу тебя на лопатки, – прошептал он мне на ухо. – Передай Сойеру: он следующий».

– Тебе не в чем себя винить, – говорит Дефне. – Ты не совершила никаких ошибок. Ни разу до тех пор, пока… Ты прекрасно играла, Мэл.

– Но имеет ли это какое-то значение? – спрашиваю я. В голосе нет горечи – только любопытство.

Она вздыхает. «Не особенно» – вот очевидный ответ.

– Приз за второе место все еще пятьдесят тысяч долларов. И он твой.

Я киваю. Заработать деньги для семьи всегда было моей целью номер один. Финансовая стабильность – к ней я стремилась, а шахматы были лишь средством, чтобы до нее добраться, этакой старенькой побитой машиной, с которой я не хотела иметь ничего общего, но которую мне пришлось вести по дороге из желтого кирпича. За последние полчаса я заработала столько денег, что покрою все долги и кое-что даже останется. Я должна ликовать, а не сидеть здесь, пытаясь сдержать слезы над бесполезным куском дерева.

И все же.

Мне кажется, я падаю в пустоту. Будто больше никогда не почувствую под ногами твердую землю.