Любоф и друшба - Елена Колина

– Ты-то что в этом понимаешь? Ты еще скажи, что беременность наступает от орального секса!

– Ничего подобного, – обиделась Мария, – беременность не может наступить от куннилингуса!

– Куни… чего?

– Орального секса, дурочка! Я-то, в отличие от тебя, все знаю – и про куннилингус, и про петтинг…

– Ох, ох… зачем мне знать твои дурацкие слова, – дразнила Лидочка. – Зато я, в отличие от тебя…

Лидочка прошептала что-то Марии на ухо, и мне не удалось расслышать – что Лидочка, в отличие от Марии?!

Слава богу, этот бесконечный день клонился к концу. Все улыбались, старались быть особенно предупредительными друг к другу, и мама даже завела речь о том, чтобы испечь «Наполеон», но атмосфера была странная – как будто в семье большая неприятность, но друг перед другом все делают вид, что это не неприятность, а неожиданно свалившееся на нас счастье.

…Женя в общем ликовании не участвовала. Приговаривая: «Мама так ко мне добра», отставила в сторону принесенный мной сок, виновато сказала: «Меня подташнивает».

Мама болталась у нее под дверью.

– Можно к ней? – шепотом спросила она.

«Можно» – это что-то новое в нашем обиходе. Мне давно нужно было забеременеть, тогда бы мама не врывалась ко мне без стука.

– Хочет побыть одна, ее тошнит, – объяснила я.

– Токсикоз? – сладко выдохнула мама.

Свет в нашей комнате не горел, Женя спала, закрывшись с головой одеялом, но как только я вошла в комнату, из-под одеяла послышался несонный голос:

– Лиза, Лиза, у него никого нет, кроме меня… Как он будет жить? Я только об этом думаю, как он будет жить, совершенно один на свете…

– Глупости, какие глупости ты говоришь! – возмутилась я. – У него есть я, мама, папа, девочки! Вовсе не у каждого человека так много близких родственников!

– Нет-нет, – не слушая меня, горестно повторила Женя, – его никто не понимает, он сейчас совсем один со своими мыслями, чувствами…

…Я не хотела называть Жениного младенца «зародыш», это звучало как-то невежливо и физиологично, да и как можно называть человека «зародыш», если его уже ждет «Критика чистого разума» Канта? Но почему Женя уверена, что младенец, которому всего несколько недель от зачатия, думает? И что все мысли этого младенца о том, что никто его не понимает?

– Женечка… Что это с тобой, токсикоз, так рано? – осторожно начала я и вдруг поняла, что у нее не токсикоз. Это был не токсикоз, а идиотизм – Женя говорила о Вадике.

– Ему только со мной хорошо, спокойно, как будто мы всю жизнь вместе, как половинки, – доверчиво сказала Женя. Она так светло улыбалась, как будто впереди ее ждала любовь, как будто не было запертого Дома, пачки денег на кровати, ненужной беременности!.. Глупый ангел!

Наверное, ангелы не отличаются самым большим интеллектом на свете. Наверное, умные – черти, а ангелы глуповатые. Но как говорит мама, всякой глупости есть предел! Чем больше Женя станет лелеять свои чувства, тем хуже для нее и для нашего ребенка. Иногда ангелов необходимо ударить по башке, чтобы они пришли в себя.

– Я не желаю больше слушать этот влюбленный лепет! Не смей говорить мне про половинки! – строго сказала я. – Одна половинка заперла ставни и уехала навсегда, не попрощавшись с другой! Разве предательства, презрения, пренебрежения и еще ста тысяч разных «пре»… недостаточно, чтобы разлюбить?! Да как ты можешь, Женя?! Неужели у тебя совсем нет самолюбия, гордости?

– Есть, – неуверенно сказала Женя, – у меня есть самолюбие и гордость. Но ты не знаешь главного, а я знаю… Я совершенно точно знаю, что у него была причина так поступить…

– Была причина? Какая? – быстро спросила я.

– А вот этого я не знаю, – потупилась Женя.

…Сколько бы раз я уже ни называла Женю ангелом, пожалуйста, представьте себе еще раз: золотоволосая, розовая, нежная, тоненькая такая, что невозможно предположить, что где-то в ее глубине угнездился этот… будущий читатель Канта. Женю можно любить и нельзя ругать, воспитывать, навязывать свои представления о мире.

– Ну, хорошо, говори о половинках, – сдалась я, – говори, о чем хочешь.

Женя хотела – о Вадике.

…Вадик любит, Вадик не любит, Вадику нравится, Вадику не нравится… Вадик ненавидит математику, ненавидит экономику, ненавидит финансы и кредиты. Не хочет учиться в Лондонской школе экономики, не сдал экзамены, не хочет жить в Лондоне… Из этого потока слов вырисовывалась картина, в которой Вадик представал не безупречным удачником, как это казалось со стороны, а маленьким несчастным мальчиком.

– Он не может во всем этом признаться отцу, – сказала Женя, – считает, что для отца это будет крах. Мне отца Вадика тоже очень жалко… Ты подумай, это и правда крах – отец хочет передать сыну бизнес, а сыну этот бизнес не нужен…

– Пусть передаст Алине, – предложила я.

– Алина слабенькая, – возразила Женя, – ей не нужен бизнес. Ей нужно вырезать гланды, она чуть что простужается, от любого ветерка, от кондиционера в машине… Мне ее очень жалко…

Я больше не хотела разговаривать о Вадике, я вообще больше не хотела разговаривать.

– Я сплю, – сказала я и, отвернувшись от Жени, демонстративно засопела.

Через несколько минут раздался еле слышный шепот:

– Лиза… Ты спишь, Лиза?.. Лиза, а ты получаешь удовольствие от секса?.. Я – нет. Я во время этого только радовалась, что он меня любит, а я сама ничего не чувствовала. Лиза, а может быть, все эти разговоры о сексе, как будто это самое главное, техники, которые описывают в глянцевых журналах, – может быть, все это притворство? Как будто все договорились считать, что так нужно – девушке получать удовольствие?…Хорошо, что ты спишь, Лиза, а то бы мне утром было стыдно, что я об этом заговорила…

Я вся была полна злостью, и эта злость распространялась на Женю – брошенная, оскорбленная, беременная, и рассуждает о сексе – нашла время!..

– Женя?.. Беременным секс не нужен.

– Ты что? Это предрассудки. – Женя приподнялась на локте. – Говорю тебе как медицинский работник: беременным секс не противопоказан, разве что в последний месяц беременности лучше соблюдать осторожность.

– Если бы не твое положение, Женя, я бы тебе все сказала! – воскликнула я. – Ты… Тебе всех жалко! Вадик не хочет учиться в Лондонской школе экономики, не хочет изучать математику?! Как может нормальный человек не хотеть математику, чего же он тогда хочет, этот избалованный мальчик, – бездельничать? И почему его нужно жалеть?! Ах, ты его любишь? Но ведь он не просто тебя бросил – он тебя оскорбил! Вчера он сделал тебе предложение, а сегодня он тебе заплатил! Он тебе заплатил, Женя!.. Разве эти деньги в оплату медицинских и интимных услуг – недостаточно горькое лекарство от любви?! Но… ты же беременна, Женя, и я не могу так с тобой разговаривать… Ох, прости, я тебе, кажется, уже все сказала…