Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка - Уэстлейк Дональд Эдвин

Хотя, честно говоря, я всегда подозревал, что в большинстве своем старые члены нашей организации вступали в нее, потому что надеялись таким образом подыскать себе любовниц или любовников. Видит Бог, они непрестанно занимались «этим делом», и не было никакой возможности удержать их в вертикальном положении хотя бы на то время, которое нужно, чтобы пройти маршем по площади Вашингтона. (Вы не думайте, я и сам иногда оказывался на какой–нибудь преданной соратнице, когда стойкость моя либо слишком повышалась, либо изменяла мне: смятые простыни такая же примета пацифизма, как и лозунг: «Завтра я не поеду воевать в заморские страны».)

Я положил непрочитанную брошюру на груду ей подобных изданий, валявшихся на столе, поставил на плиту полный кофейник, дабы было чем угостить ФБР, и возобновил возню с проклятущим печатным станком.

2

Эти двое заявились примерно через час. Прежде я их никогда не видел. Высокие, поджарые, с волосами песочного цвета, с чисто выбритыми скулами, тусклыми голубыми глазами, в непременных серых костюмах и старомодных шляпах.

— Опаздываете, — сообщил я им. — Ваш кофе уже остыл.

(С ребятами из ФБР я стараюсь держаться любезно в надежде на то, что когда–нибудь они опять оставят меня в покое, хотя, боюсь, надежда эта, скорее всего, несбыточна. В середине пятидесятых за СБГН шпионили, потому что такая уж тогда была жизнь, но к концу этой десятилетки, ознаменованной охотой на ведьм, ФБР уже не так усердно выслеживало меня. Тогда–то я и допустил роковую ошибку.

Моя ошибка (заметьте, все это я говорю как бы в скобках) состояла вот в чем. Я решил, что организация под названием «Студенты — за запрет насилия и разоружение», должно быть, представляла собой объединение пацифистов. Когда их генеральный секретарь позвонила мне и спросила, будем ли мы участвовать в совместной демонстрации протеста у британского посольства, я, естественно, согласился. Молодежные группки часто собираются в стаи, дабы выглядеть более внушительно.

Короче говоря (это опять в скобках), СЗНР оказалась крайним левым флангом коммунистического фронта, как–то связанным с боевиками из одной североафриканской страны, которая тогда как раз освобождалась то ли из–под британского колониального ига, то ли из–под английского протектората, то ли еще из–под чего–то. (Вы понимаете? Сам–то я во всем этом так и не разобрался.) Когда шумиха улеглась, СЗНР попала в фэбээровский список опасных организаций, за которыми нужен глаз да глаз. А заодно под горячую руку угодил и бедный маленький СБГН. С тех пор я и ФБР на короткой ноге (скобки закрываются).

В общем, новые фэбээровцы, которых ко мне приставили, начали воспринимать меня как какого–нибудь Джеймса Кэгни. И эти двое не составляли исключения. Они вошли в квартиру, тихонечко прикрыли дверь, и один из них свирепо спросил:

— Вы — Юджин Рэксфорд?

— Юджин Рэксфорд, — подтвердил я. — Совершенно верно. Одну минуту.

Я отправился за кофе, но второй шпик проворно преградил мне путь.

— Ну–с, и куда это вы собрались? — осведомился он. (Люди из ФБР никогда не называют своих имен, так что мне придется окрестить первого просто А, второго — просто Б и так далее, если будет нужда. Тот, который А, спросил, как меня звать, а тот, что Б, стоял сейчас передо мной, не давая проходу.)

Я сказал Б:

— На кухню, за кофе, вот куда я собрался.

— За каким кофе?

— За тем, что сварил специально для вас.

Б посмотрел на А и качнул головой. А выскочил из комнаты. Видимо, хотел произвести обыск на кухне. Б снова повернулся ко мне и смерил меня проницательным взглядом.

— Откуда вам было известно, что мы придем?

— Да вы то и дело приходите.

— Кто вам позвонил?

Я изумленно воззрился на него. Или он не знает, что мой телефон прослушивается?

— Что? — сказал я. — Позвонил? Никто мне не звонил.

А вернулся с кухни и покачал головой. Б поморщился и опять обратился ко мне:

— Хватит заливать. Вы не могли об этом знать. Кто–то вам шепнул.

— Тогда почему бы вам не снять трубку и не попросить своего человека в подвале прокрутить запись звонка? — предложил я. — Может, вы опознаете голос.

А и Б переглянулись. Б сказал:

— Тут что–то не так с безопасностью.

— Нет, все так, — заверил я его. — Я под вашим неусыпным наблюдением. По правде говоря, я считаю, что вы работаете на высшем уровне.

— Перейдем, пожалуй, к делу, — сказал А Б.

— Тут какой–то прокол в системе, — ответил ему Б. — Надо узнать, что и как.

— Наша задача — доложить, а решает пусть начальство, — не уступал А. — Идентификация — вот наша работа, — он повернулся ко мне. — Где спальня?

— Вон в ту дверь, — ответил я.

Они никогда не говорят «спасибо». А молча прошел в спальню, а Б вытащил из кармана пиджака глянцевую фотокарточку, сунул ее мне под нос и рявкнул:

— Кто этот человек?

Я прищурился. На снимке были запечатлены какие–то размытые серые пятна. Вероятно, снимали телескопическим объективом, забыв навести резкость. Похоже, какая–то уличная сценка, а вот эта продолговатая черная клякса посередине, должно быть, и есть человек. Хотя с таким же успехом ее можно было принять и за изображение телефонной будки.

— Ну? — прошипел Б. — Кто это?

— Не имею представления, — ответил я. — Даже самого смутного.

— Не лгите! Вы знаете, кто он. И если вы не дурак, то скажете нам это сейчас же. Тогда вам не придется ехать с нами в центр.

А вышел из спальни, качая головой. Тыльная сторона его ладони была заляпана чернилами (печатный станок у меня стоит в спальне, а сплю я на кушетке в гостиной).

— На окраину, — поправил я. — А может, и вовсе поперек.

А и Б вытаращились на меня. Б спросил:

— Что?

— Фоули–сквер, — пояснил я. — Чтобы попасть отсюда туда, надо ехать сперва вдоль Манхэттена, а потом вроде поперек, и не в центр, а к окраине.

Б прищурился, будто попугай на плече пирата, и медленно, с угрозой, произнес:

— Фоули–сквер? Что еще за Фоули–сквер?

— Там ваша контора. Вы сказали, что мне не придется ехать с вами в центр, но к югу отсюда нет ничего, кроме Манхэттенского моста. Наверное, вы хотели сказать, что мне не придется тащиться с вами через весь город к окраине. Но уж никак не в центр.

Ребята из ФБР — большие любители обмениваться взглядами. Эти двое опять совершили свой любимый обряд, после чего Б резко повернулся ко мне и зашипел:

— Ну, ладно, довольно паясничать. Значит, не скажете нам, кто на фотографии?

— Разумеется, — ответил я. — А кто это?

— Нет, это вы должны нам ответить, — подал голос А.

Б помахал снимком у меня под носом.

— Посмотрите хорошенько, — велел он. — Хорошенько посмотрите.

— Как это я могу посмотреть хорошенько? — возмутился я, начиная злиться. — Сперва научитесь снимать хорошенько!

Б подозрительно взглянул на фотографию и сказал:

— По–моему, неплохой кадр.

— Вы отрицаете, что этот человек сегодня был в вашей квартире? — вдруг спросил А.

— Юстэли? — воскликнул я. — Так это Юстэли? Дайте–ка я еще раз посмотрю.

Но они не дали. Оба вдруг принялись хлопать себя по карманам, разыскивая записные книжки. Б потребовал, чтобы я произнес имя Юстэли по буквам, что я и сделал. Потом А спросил:

— Почему вы нам сразу не сказали?

— Фотография, — пояснил я (Б уже успел снова спрятать ее в карман). — Она сбила меня с толку. Я знал, что вы придете расспрашивать о Юстэли, но этот снимок… — Я покачал головой, не зная, что еще сказать.

— Вы знали? — переспросил Б, подавшись ко мне.

— Давайте не будем мусолить эту тему, — сказал ему А. — Доложим в контору, и дело с концом.

— Впервые вижу такой прокол в системе безопасности, — буркнул Б.

А резко вскинул руку и сделал вид, будто хочет схватить меня за нос. Я обиженно отступил на шаг.

— Ну?! — завопил А.

— Что ну? Не надо так делать!

Но он сделал. Еще дважды. Хвать! Хвать!

— Надо полагать, вам и невдомек, что это значит? — тоном знатока проговорил он.