Темные тайны - Гиллиан Флинн

Передняя дверь тоже оказалась настежь — тепло волнами покидало дом. Они прошли через оклеенную розовыми обоями прихожую (Бен не устоял и прикрыл за собой дверь с улицы, чтобы зря не расходовать энергию) и спустились на этаж Диондры. Она танцевала в своей гостиной, без штанов, в носках сочного розового цвета и свитере, в который можно было засунуть еще одного человека. Правда, сейчас все девчонки в школе носят рубашки, которые им велики. Это у них называется «рубашка моего парня» или «папин свитер». Диондра, конечно, носит то, что ей супервелико, да еще надевает вниз кучу другой одежды: длинную футболку, потом какой-нибудь жилет или майку. Как-то раз Бен предложил ей взять один из его больших черных свитеров, который она могла бы надеть как свитер своего парня (раз она его девушка), но она, наморщив носик, заявила: «Этот не подходит. К тому же в нем дырка». Как будто дырка в свитере или рубахе хуже собачьего дерьма по всему ковру. Может, Диондре известны какие-то особенные, не известные ему правила поведения, или она попросту им манипулирует — этого Бен точно определить не мог.

С зажженной сигаретой в руках, но на безопасном от новой одежды расстоянии, она скакала под музыку австралийской рок-группы «Эй-Си/Ди-Си», а за ней в камине плясало пламя. Она прикупила себе дюжину новых вещей — они валялись кругом в яркой огненной упаковке или уже висели на вешалке. А еще он увидел пару коробок с новой обувью и крохотные коробочки — это, он знал, драгоценности. Завидев его черные волосы, она расцвела в улыбке и подняла вверх оба больших пальца на руках: «Обалдеть!» — и ему тут же стало немного лучше; он перестал чувствовать себя круглым идиотом.

— Говорила же я, Бен, что тебе пойдет.

— Что ты там накупила, Дио? — спросил Трей, роясь в пакетах. Он прикурил от ее сигареты, которую она продолжала держать в руках, а она ведь без штанов. Она поймала взгляд Бена, задрала свитер, под которым оказались мужские семейные трусы (тоже, между прочим, не его).

— Ну ты чего, ду-у-у-рик!

Она подошла к нему, чтобы поцеловать. Смесь исходившего от нее запаха грейпфрутового лака для волос и сигарет ударила в нос, но подействовала на него успокаивающе. Он нежно ее приобнял — он теперь всегда так поступал, — но, когда почувствовал, что ее язык требовательно уперся в его, дернулся.

— Господи, да прекрати ты свои сантименты и телячьи нежности, давай сразу к делу! — зло бросила она. — Или я для тебя старовата?

— Тебе всего семнадцать, — засмеялся Бен.

— Если бы ты знал то, что знаю я! — Ее голос теперь звенел, она распалялась все больше.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, что на твой вкус семнадцать не фонтан — тебе помоложе подавай.

Бен растерялся. Когда Диондра в таком настроении и что-то скрывает, у нее трудно узнать, в чем дело, потому что это обычно заканчивается бесконечными: «Нет-нет, ничего», или «Потом скажу», или «Не боись, сама разберусь». Она тряхнула головой, волосы упали на лицо — и продолжила танец, выхватив банку с пивом из-за коробки с обувью. Ее шею покрывали фиолетовые подтеки от засосов, которые он оставил там в воскресенье. Он впивался в кожу, как Дракула, а она требовала, чтобы он делал это еще и еще: «Сильнее, сильнее! А то не останется следов. Не сжимай губы, язык не нужен. Сильнее! Давай! Неужели ты до сих пор не научился ставить засосы!» — и, с остервенением схватив его за волосы, рывком повернула его голову набок и принялась за шею, в бешеном ритме то захватывая плоть, то отпуская. «Вот так! — и заставила его посмотреть в зеркало. — А теперь сделай то же самое».

И вот теперь, как следы от пиявок, эти фиолетовые с коричневыми разводами пятна вызывают в нем чувство неловкости и смущения. Он вдруг заметил, что Трей тоже на них смотрит.

— Ой, миленький мой, ой, у тебя кровь, — наконец заметив его рану, запричитала, засюсюкала она, лизнула палец и начала вытирать кровь. — Тебя кто-то обидел?

— Наш малыш упал с велика, — заухмылялся Трей.

Бен ему этого не говорил и страшно разозлился на Трея за то, что тот его не просто подначивает, а фактически выдает то, что на самом деле случилось.

— Отцепись ты, блин!

— Ой-ой-ой, — захныкал Трей, поднимая обе руки вверх.

— Нас кто-то столкнул? Кто-то нас хотел обидеть? — продолжала хлопотать над ним Диондра.

— Ты Бену что-нибудь прикупила? А то он еще месяц будет ходить в этих отстойных рабочих штанах.

— А то!

Она улыбнулась во весь рот, тут же позабыв о его ране, забота о которой, как он надеялся, займет куда больше времени, метнулась к огромной красной сумке и выудила оттуда сначала черные кожаные штаны, толстые, как коровья шкура, потом полосатую футболку и черную джинсовую куртку, поблескивавшую металлическими заклепками.

— О-па! Кожаные штаны! Уж не вообразила ли ты, что кадришься с Дэвидом Роттом?

— Ему будет классно. Поди примерь. — Когда Бен попытался притянуть ее к себе, она презрительно хмыкнула: — Ты о душе когда-нибудь слыхал? От тебя несет столовкой. — Она сунула ему в руки одежду, подтолкнула его в сторону ванной и крикнула вдогонку: — Между прочим, это подарок. Может, все-таки поблагодаришь?

— Спасибо! — отозвался он.

— Только, ради бога, сначала встань под душ, а уж потом надевай.

Значит, она не шутила — от него действительно воняет. Сам он это, конечно, чувствовал, но надеялся, что другие не замечают. У нее собственная ванная комната напротив спальни, у родителей — своя, огромная, с двумя раковинами. Он снял с себя грязную одежду и бросил ее в кучу тряпья на ярко-розовом коврике. Джинсы так и не высохли, член скукожился и был каким-то влажным. Душ оказался очень кстати — он помог немного снять напряжение. В этом душе они с Диондрой много раз занимались сексом в теплой мыльной пене. Здесь всегда есть мыло, и не нужно мыться детским шампунем только потому, что мать, блин, никак не доедет до магазина.

Он вытерся и снова надел длинные семейные трусы — эти ему тоже когда-то купила Диондра (когда они впервые разделись в присутствии друг друга, она так хохотала над его белыми плавками в обтяжку, что подавилась собственной слюной). Он начал запихивать трусы в тугую кожу — сплошь в застежках, крючках и молниях — и одновременно, извиваясь и крутясь, натягивал ее на задницу — по словам Диондры, лучшее, что в нем есть. С трусами была настоящая беда — они задрались до талии, отчего под штанами в самых неподходящих местах образовались волдыри. Он сорвал с себя штаны, снял трусы и бросил их в ту же кучу поверх своих старых джинсов. Страшно злило, что Трей и Диондра шепчутся и хихикают в соседней комнате. В конце концов уже без трусов он снова влез в штаны — они тут же облепили его, как костюм для подводного плавания. Круто, но очень жарко — задница, по крайней мере, вспотела сразу.

— Показывайся! И пройдись-ка перед нами, милый, — крикнула Диондра.

Он надел футболку и вошел в ее спальню, чтобы оглядеть себя в зеркале. С плакатов и афиш на стенах и даже на потолке прямо над ее кроватью на него взирали ее обожаемые металлисты с копнами торчащих в разные стороны волос, в косухах, перепоясанные ремнями в заклепках и шипах, как у роботов-пришельцев. Ему показалось, что он неплохо смотрится: то, что надо. В самый раз. Когда он вернулся в гостиную, Диондра, взвизгнув, бросилась ему на шею:

— Я не ошиблась! Я так и знала! Ты настоящий мачо, мой Фаллос. — Она откинула с его лба густые, достававшие уже до подбородка волосы. — Нужно их еще немного отрастить, но в остальном — просто супер!

Бен взглянул на Трея, но тот пожал плечами:

— Нечего на меня пялиться, я с тобой трахаться не собираюсь.

На полу высилась горка мусора — пустые упаковки от привезенной еды.

— Вы все съели? — спросил Бен.

— Теперь, Трей, твоя очередь устраивать показ мод, — объявила Диондра, вытаскивая руку из волос Бена.

Трей взял утыканную металлическими заклепками рубаху, которую Диондра купила ему (Бен никак не мог взять в толк, почему Трею тоже что-то перепадает), и отправился в ванную переодеваться. Сначала все было тихо, потом из коридора послышался звук открываемого пива и раздался истеричный, прямо до слез, до колик в животе, смех.

— Диондра! Скорей сюда!

Она бросилась на голос, уже смеясь по дороге, а Бен так и остался стоять столбом и потеть в новых тесных штанах. А тут и Диондра зашлась от смеха, после чего они оба появились в проеме, безудержно веселясь. Трей шел с его трусами в руках.

— Чувак, ты влез в этот презерватив голым?! — выдохнул Трей между приступами хохота, дико вытаращив глаза. — А тебе известно, сколько голых задниц побывало в них до тебя? С десяток, не меньше! И у всех там потели яйца — теперь и твои в том же поту. А задницей ты упираешься ровно в то место, куда упиралась чужая задница, которую плохо подтирали.

Они снова захохотали, а Диондра еще и заохала: «Ах, бедный-бедный Бен!»