Как повергнуть герцога (СИ) - Данмор Эви

Дворецкий тут же появился, будто материализовавшись из воздуха.

— Ваша светлость?

— Что-то не так с освещением.

Слуга быстро оценил взглядом оштукатуренный потолок, люстру, кресла, расставленные перед камином во французском стиле, и в его глазах появилась паника. Очевидно, Бонвиль не нашёл ничего, что говорило бы о проблемах с освещением.

— Лампы, — нетерпеливо бросил Себастьян, продолжив путь к выходу. — Ощущение, что они потускнели. Думаю, что во время приёма система газоснабжения оказалась перегружена.

Такая незначительна вещь, но дом тут же становился нестерпимо мрачным.

Бонвиль сразу же принял деловой вид.

— Я прикажу газовикам осмотреть трубы и каждую лампочку, ваша светлость.

Себастьян коротко кивнул.

Лакеи распахнули перед ним парадные двери, и от порыва холодного утреннего ветерка у него заслезились глаза. Он быстро спустился по скользкой лестнице к карете. Лёгкий снежный покров, который придавал Клермонту девственно чистый и волшебный вид, за последние несколько дней превратился в грязь. Впрочем, это не имело значения. Погода в его кабинете никогда не менялась.

Лондон окутывала серая изморось. Чёрный зонт нисколько не спасал, когда Себастьян вошёл в Букингемский дворец, его кожаные ботинки блестели от влаги.

Сегодня он не ожидал тёплого приёма. Ни королева, ни Дизраэли не придут в восторг от его последних рекомендаций. Но Себастьян всё равно доведёт свою стратегию до конца. Он всегда знал, когда действовал правильно, как его арендаторы в поместье, которые предчувствовали изменения погоды. Усаживаясь в кресло, Себастьян терзался одной единственной мыслью: знает ли Виктория, что его предполагаемый наследник сбежал. Это бы открыло ящик Пандоры, который он предпочитал держать наглухо запертым.

Королева и премьер-министр сидели на своих обычных местах, она — в своём, напоминающем трон, кресле у окна, он — рядом с камином, словно страдал от вечного холода. Отчёт Себастьяна был аккуратно разложен на низком столике.

Глаза королевы оставались такими же непроницаемыми, как и её ониксовые серьги.

— Я была очень рада услышать, что ваш новогодний приём удался, — сказала она.

Неожиданный укол в груди заставил его моргнуть. Этот приём теперь всегда будет ассоциироваться у него с личным провалом.

— Рад, что он оправдал ожидания, мадам.

— Я в этом не сомневалась. — Её взгляд переместился на отчёт. — Однако мы были удивлены вашими рекомендациями относительно кампании. Вы предлагаете потакать фермерам, Монтгомери?

— Когда-то вы считали их главной опорой Британии, мадам, — спокойно напомнил он.

Королева поджала губы, решая, нравится ли ей, когда в качестве аргумента приводят её же собственные слова.

— Фермеры — не наши избиратели, — возразил Дизраэли. Его седые волосы стояли на затылке дыбом, как будто он вздремнул в своём кресле и ещё не успел привести себя в порядок. — Местечковые земледельцы — не главный приоритет партии тори. К тому же либералы уже вцепились в них мёртвой хваткой.

— Фермеры — лёгкая добыча для Гладстона, потому что они всё ещё злятся на вас из-за хлебных законов, — сказал Себастьян. — Их можно склонить на нашу сторону, если согласиться пойти на некоторые уступки.

Дизраэли охватил приступ кашля, такой сильный, что его глаза наполнились слезами и едва не вылезли из орбит.

— И сколько же их? — спросил он, приходя в себя.

— Порядка трёх тысяч.

— Но ведь это совсем не то число избирателей, которое гарантирует нам победу? Даже если бы они имели право голоса.

Себастьян с трудом подавил желание провести рукой по лицу. Его по-прежнему поражало, как этому человеку удалось пробиться на руководящую должность и завоевать расположение королевы.

— Представьте, что сидя в пабе по пятницам каждый из этих трёх тысяч фермеров может заразить своим возмущением нескольких торговцев, с которыми ведёт дела. В итоге мы получим десятки тысяч возмущённых торговцев, которые обязательно повлияют на избирателей в своём окружении, — сказал он. — Либеральная партия по-прежнему очень успешно обвиняет в экономическом спаде тори, они занимаются этим ежедневно, в ратушах и на рыночных площадях по всей Британии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Губы Дизраэли скривились, как будто он пытался избавиться от неприятного привкуса во рту.

— Вы присутствовали, когда я писал манифест тори. Мы выступаем за расширение империи, за бесконечные горизонты. За славу. За величие. Вот, что поднимает дух даже самых простых людей. Укрепите позиции империи в мире, и фермеры с радостью последуют за вами.

Себастьян безрадостно улыбнулся.

— Надо отдать должное человеку, который предпочитает голодать ради славы, а не кормить свою семью, — сказал он, — но нынешние опросы говорят сами за себя, мы должны сменить тактику.

Чтобы знать, как обстоят дела на данный момент, совсем не требовалось читать четыре разные газеты каждое утро или иметь шпиона в рядах оппозиции. У Себастьяна, как и у любого аристократа, были арендаторы. В отличие от своих соплеменников он видел, с какими трудностями приходится сталкиваться фермерам. Когда год выдавался неурожайным или импортное зерно продавалось слишком дёшево, отчётные документы говорили сами за себя. В этих документах содержались все ответы, стоило лишь поискать. Чем он и занимался последние пять дней. Если Себастьян не тратил время на разговоры со Скотленд-Ярдом, то погружался в бумажную работу, колонки цифр и отчёты. Конечно, факты вряд ли убедят людей, которые изо всех сил не хотят замечать правды. Жаль, но сегодня он не имел ни малейшего желания потакать чьим-то мелочным чувствам.

В королевских апартаментах повисла гнетущая тишина. Дизраэли заёрзал в кресле. Наконец, королева издала недовольный вздох.

— Ну хорошо, — согласилась она. — В то время как три тысячи человек вряд ли создадут нам проблемы, десятки тысяч вполне могут. Биконсфилд, мы предлагаем вам действовать согласно рекомендациям герцога. До тех пор, пока это можно делать незаметно.

"Что за странная штука — власть", — размышлял Себастьян на обратном пути в поезде. Единственный человек в Британии, который мог указывать ему, что делать, едва доставал ему до груди. Себастьян сам наделил королеву этой властью, потому что ценил свою миссию и нуждался в Виктории для её выполнения. И это была достойная миссия. Его предки, за исключением нескольких постыдных исключений, оберегали и обогащали свою династию в течение сотен лет.

И всё же, когда лондонский смог и копоть остались далеко позади, как дурной сон, Себастьян задался вопросом, где проходит тонкая грань между служением своему делу и рабством.

Поезд с визгом остановился на следующей станции.

— Оксфорд, — объявил работник вокзала под окном его вагона. — Леди и джентльмены, поезд прибыл на станцию Оксфорда.

Господи. На Себастьяна нахлынуло абсурдное желание оглядеть платформу в надежде мельком увидеть знакомые каштановые волосы. Он уставился прямо перед собой, отчего Рэмси на противоположном сиденье заёрзал в своём углу.

Она уехала пять дней назад. С тех пор он с головой ушёл в работу и быстро отыскал несколько положительных моментов, почему отсутствие Аннабель Арчер шло ему только на пользу.

Конечно, его раздражало отсутствие чёткой причины, по которой она ему отказала. Он не любил оставлять дела незаконченными. Но с течением времени Себастьян всё чаще думал об Аннабель. Он поймал себя на том, что ищет её в конюшне. Как дурак созерцает кресло, в котором впервые её обнаружил. Каждое утро он просыпался до предела возбуждённым, но не мог довести себя до разрядки, пока не начинал представлять её мягкий рот, тихие стоны, горячее податливое тело… Чёрт возьми, последнее, что ему нужно, — это начать ассоциировать со своим желанием исключительно Аннабель Арчер.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вагон завибрировал, когда поезд приготовился к отправке.

Себастьяна пронзило инстинктивное желание броситься в бой.

"Я мог бы её заполучить".