Нф-100: Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью - Александра

"Это что ещё за ерунда?" - Лаккомо скользнул пальцем по названию и развернул обожаемый пользователями тест Гиммела на весь экран.

Пред глазами нарисовалась пустая серая комната с двумя одинаковыми дверьми и квадратными стенами. Не долго думая, Лаккомо сосредоточил мысль на одной из них и прошел по виртуальной реальности... в следующую комнату. А затем в третью, в четвертую. Все они были разными, количество выходов из них менялось, некоторые двери отличались фактурой, засечками. Но шаг за шагом капитан пробирался всё дальше, в конце концов вовсе перестав задерживаться в комнатах и изучать окружение.

Потом выходов стало по шесть, и вся реальность сделалась подобием многомерного куба. Бездумно скользя по комнатам из двери в дверь, Лаккомо, сам того не зная, успешно лавировал между препятствиями и обходил ловушки.

Следующий уровень напомнил космическую паутину из развилок и дорог, а скольжение по ним -- полеты в истребителе. Мало кто мог похвастаться, что доходил до этого уровня и видел весь калейдоскоп фоновых завихрений.

Очередной уровень -- и картинка сменилась лабиринтом. Обыкновенным лабиринтом с прямоугольными стенами из стриженных кустов. Лаккомо с детства не любил лабиринты, а точнее с тех пор, как его ещё до школы отправили в один из них в качестве очередного испытания. Правила одной руки он тогда не знал, быстро заблудился среди одинаковых поворотов и проболтался там два с половиной дня из положенных трех. Но тогда ему сквозь страх удалось воспользоваться чутьем и узнать, как найти выход. Вдруг и в этой программе удастся обмануть систему и подкопаться к общей схеме, чтобы не мучиться?..

- Капитан, боюсь что доктор будет ругать вас, если застанет с планшетом, - раздался тихий и скромный женский голос от двери.

Лаккомо, не поднимая глаз от планшета, тяжело вздохнул, то ли соглашаясь, то ли смиряясь с этим.

- Тогда я приму меры, чтобы выставить его за дверь своей каюты, - с дежурной легкой улыбкой ответил он, откладывая устройство. Все равно так и не понял, с чего к тому тесту такой безумный интерес у всей Галактики и сутью не проникся.

Это оказалась Лаина, связистка. Миловидная и, как почти все торийки, черноволосая, она ужасно смущалась, но очень старалась это скрыть. Поставив поднос с ужином на прикроватный столик, она замерла в сторонке, скромно опустив взгляд. Дожили... Больному капитану ужин связисты приносят! Но весь медперсонал сейчас занят в лазарете, старпом и начальник штаба строчат бесконечные отчеты, личные адъютанты разосланы по другим кораблям эскадры с поручениями. Но почему именно девушка? Не иначе, заботливый Калэхейн в очередной раз решил если не женить любимого капитана, так подружить точно. Вот она, обратная сторона отеческого отношения к командиру!

Перед Лаккомо, так или иначе, благоговели все, но каждый -- по-своему. Одни за безупречную репутацию командира. Другие за твердый характер. Третьи за удачные операции и службу. Четвертые -- за собственные шкуры, много раз спасенные в бою.  Пилоты авианосной группы давно говорили в своих кругах, что служба на "Стремительном" одна из самых безопасных. В отличие от экипажа, пилоты меняли место значительно чаще, и были на корабле отдельным классом личного состава. Даже мальчишки во всех торийских летных школах смолоду мечтали стать лучшими пилотами, чтобы попасть на "Стремительный". "Легендарный корабль", "гордость флота", "лучший экипаж".  Просто мечта космолетчика. Здесь тебя и на смертный бой зазря не пошлют, и обязательно вытащат из любой дыры, будь ты хоть трижды сбит. Своих корабль не бросал. А Сан-Вэйв слыл командующим, с людьми бережливым, и частенько попросту отказывался посылать пилотов на слишком опасные операции. На счету "Стремительного" не было ни одного без вести пропавшего.

Идеальный авианосец... До недавнего времени.

Лаккомо приподнялся на локте и попытался сесть. Девушка шустро взялась помогать и подкладывать под спину подушки.

- Почему вы так не любите врачей, капитан? - рискнула заговорить она, неловко присаживаясь на край стоящего рядом стула. Было заметно, что ей очень хотелось уйти, щеки до ушей заливал румянец. Но она надеялась, что ещё может оказаться полезной.

- От них редко бывает что-то хорошее, - буркнул капитан, устраиваясь удобнее.

- Но как же... - Лаина совсем стушевалась. - Без медицины никак нельзя!

- Нельзя, - согласился Лаккомо, пододвигая тарелку. Нет, присутствие молодой особы его не смущало, а вот её пугливое настроение начинало нервировать. Да ещё эта нелюбимая тема, - Но я стараюсь избегать их внимания.

Бедняжка не знала, куда себя деть. И уйти приказа не было, и смотреть на капитанскую трапезу неприлично. Да и разговор был ему явно неприятен.

- Но если бы они вам не помогли, вы бы.... - пискнула она совсем уже тихо. Ей внезапно стало стыдно за свою же собственную робость. Провалиться бы сквозь пол, но служба обязывала оставаться на месте до тех пор, пока капитан не прикажет.

"...Всего-то закончил бы как моя мать при родах", - резко подумал Лаккомо и тут же осекся.

Вилка так и зависла на полпути от тарелки, а перед мысленным взором опять, как всегда, вихрем пронеслись долгие объяснения Отца, почему врачи отказались вмешиваться. "Так было нужно", "так сказали жрецы" - всё это он слышал уже сотни раз. Только почему там, на планете, врачи и шагу боятся ступить без жреческого одобрения? А когда дело касается космоса, то вопроса о выборе помощи не всплывает.

Лаккомо сдержал подкатившее раздражение и взял себя в руки. В конце концов, эта девушка, которая по возрасту ему в дочери годится, ни в чем не виновата. И так уже дрожит, как лист на ветру. Голова опять болеть начинает... Зачем, спрашивается, Калэхейн, дурень, её прислал? На что надеется? Не дождется... Только жалко её ещё больше стало. Мужчину ещё послать можно -- уйдет и позабудет, а женщина запомнит и будет не службу нести, а над проблемами думать. Нет, все-таки правильно, что на тысячу мужчин в космофлот идет только одна девушка. Как бы ни пытались уберечь женщин строгие торийские законы -- все равно найдется тот, кто по дурости или недомыслию ранит их хрупкие чувства.

- Лаина, - Лаккомо старательно удерживал голос в мягких отцовских интонациях. -  Передай доктору, что он может не беспокоиться за мое самочувствие. Я почти в порядке. А после - ступай передохни. Завтра выйду на службу и будем много работать.

- Да, капитан! - она вскочила, явно ободренная тем, что на неё не рассердились, и буря благополучно миновала, так и не начавшись. Отсалютовав, девушка стрелой вылетела из каюты.

Но и после её ухода кусок в горло так и не лез. Только из необходимости Лаккомо впихнул в себя ужин и снова улегся смотреть в потолок.

Он собирался сегодня написать ещё одно письмо. С утра честно ждал, когда будет в состоянии работать без боли, чтобы текст лег гладко и легко. Незачем адресату знать лишние подробности службы. Но потом явился Калэхейн с отчетами, помощники, забегавшие за поручениями, пафосные новости в Сети. Мысли роились и множились, а спокойно собраться так и не получалось. Теперь ко всему прочему ещё и эта связистка. Ещё немного -- и обидел бы, как ребенка. Ох уж эти женщины!

Женщина... Да, он собирался написать письмо Ей. Той Единственной, чье имя не значилось ни в одном письме, не мелькало в рукописных документах и не произносилось капитаном даже для личного дневника. Чье существование он держал в тайне даже от команды и вездесущего старшего помощника. О ней догадывался разве что, родной брат.

И ведь надо было случиться этому знакомству буквально накануне этой дурацкой истории с полиморфами, Центром и войной!

Он не знал, благодарить или проклинать Духов за ту встречу.

В один из последних визитов на Родину ноги понесли его в сад у водопада. Как же много лет он не был там! Там пахнет водой, цветами и влажной землей, там холодный поток дробится о скалы на тысячи алмазно-искристых осколков, а в густой зелени стрекочут насекомые. Там шорох кожистых крыльев маленьких маоли смешивается с жужжанием огромных стрекоз, скользящих в чистом воздухе подобно крохотным дикоптерам. Там царит покой, которого так не хватает измученной  душе.

В тот день в саду звучала музыка. Та самая, что много лет снилась ему. Грустная и легкая мелодия, которую в его снах кто-то играл под ивой.

И Золотой Журавль сдался. И перестал быть воином. И отпустил себя, отдавшись на волю стремительного потока, именуемого любовью.

Ведь в его распоряжении был всего лишь месяц, отпущенный Адмиралтейством.

И пусть Король Эйнаор рассчитывал, что они посвятят это время своим планам -- космический брат вскоре просто исчез, отключив все средства связи. Король хотел было разозлиться, пытался мысленно дозваться близнеца -- все тщетно. Лишь глухая стена вставала перед мысленным взором. А ночью Эйнаор увидел сон. Его брат сидел на берегу реки рядом с простоволосой женщиной в светлом платье и смеялся.