Первородный сон - Владислав Селифанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С чего ты это взял? Кто тебе такое сказал?
– Правитель Шан. Я встретил его там, в развалинах на поляне. Он говорил со мной и в предыдущих странствиях по этим местам. Он предупреждал меня, чтобы я не возвращался. А я вернулся. Понадеялся на охрану. Хотя нет, – следопыт задумался, – если б я не вернулся, то уже был бы мёртв. Лорд Ангмаяма отрубил бы мне голову за невыполнение приказа сопроводить вас. Правитель Шан не рубит головы. Ну что ж, прощайте. Я остаюсь.
– Опять правитель Шан? – Возмутился Теольминт. – Мы тебя не бросим.
– Оставь его, – властно сказал архонт, – мы идём к мосту. Прощай, добрый Раоки! – Вельсиолл впервые обратился к следопыту с уважением и теплотой, слегка кивнув и пронзительно глядя в глаза, что вызвало у последнего скупую слезу.
Поющий меч Тидзин сразу понял, где оказался. Он стоял на песчаной арене, окружённой глухим деревянным частоколом. Арена Хироюки – так называли это место Поющие мечи Кхатазской империи. Непревзойдённый в боевых искусствах лорд возвёл для тренировок и боёв арену, быстро ставшую известной по всей стране, рядом со своим замком. Он велел сделать её в углублении исчезнувшей древней реки, на месте высохшего омута. Осыпающиеся берега укрепили стволами высушенных кедров, сверху же разместили скамьи для созерцания, чего никогда не делали ранее. До Арены Хироюки постижение мастерства боя благородных воинов считалось делом, скрываемым от чужих глаз. Молодой лорд стал первым Поющим мечом империи, призвавшим к объединению распространённого Пути воина и тайного Кодекса Восходящего Клинка, и вскоре арена стала местом притяжения его последователей не только со всей провинции Року, но и с других областей империи. Сам император считал это плохим знаком, но пока не вмешивался, имея дела поважнее.
Напротив, с другого края арены Тидзин увидел своего брата Ридомэки, Поющего меча из личной охраны лорда Року. Бывшего Поющего меча… ныне меча Тишины…
– Что это? – Спросил Тидзин, нарушивший обет молчания, данный самому себе. Этот обет не распространялся на брата, ибо он и был его причиной. – Сон? Я должен стоять на посту…
– Если это сон, то ты не почувствуешь боли. – Ответил брат.
Тидзин что есть силы укусил себя за нижнюю губу. Острая боль дала понять, что это действительно не сон. Рот наполнился кровью, тоненькая её струйка потекла из уголка рта. Сплюнув кровавую слюну, Тидзин рукавом вытер кровь и взглянул на брата. Тот продолжил:
– Это не сон. Это искупление. Я страдаю – ты страдаешь. Я обратился к духам за помощью. И помощь пришла. Разочарованный дух дал нам с тобой шанс.
– Разочарованный дух из легенды о пяти Бамбуковых Цветках, что нам читали в детстве после занятий?
– Да. Цветки существуют благодаря ему. И он даёт нам шанс исправить ошибки и прекратить мучения. Он всегда готов помочь истинным сынам Кхатаза, хоть и не приемлет Кодекс Восходящего Клинка. Я хочу поговорить. Ты должен снять с себя вину за меня. Прекрати обет молчания и живи, как подобает благородному воину.
– Почему же ТЫ всё ещё живёшь?
– Это мой выбор. Я не готов умирать за своим господином, если в этом нет моей вины. Он сам отправил нас от себя на охоте, оставшись наедине с госпожой Юми, и погиб, не дав нам шанса защитить его. Ослушаться приказа и остаться, тоже было бы преступлением. Я не уронил своей чести, хоть и потерял лицо в тот день, и потому совершать ритуальное самоубийство не стал… и не стану.
– Тогда я убью тебя.
Ридомэки покровительственно улыбнулся, и Тидзин вспомнил эту улыбку. Всё детство она предваряла болезненный урок фехтования на деревянных мечах.
– Брат, ты же знаешь, что я всегда был искуснее тебя. Не надо. Честь не попрана.
– Великая честь была нашей семье, когда ты возвысился в своём искусстве и своих поступках… Когда ты был принят в личную охрану лорда Року… Когда твоё имя стало известно не только в нашем роду, но и в других провинциях империи… и ты говоришь: честь не попрана? Кто ты сейчас? Меч Тишины! Позор рода… пусть Песня меча решит нашу судьбу…
С этими словами Тидзин плавным движением выхватил оружие и встал в боевую стойку. Ридомэки молча сделал то же самое. Он уважал выбор своего брата, хоть он и шёл вразрез с его пониманием ситуации. Поющих мечей оттого так и называли, что во время их поединков был слышен лишь свист мечей, который складывался в Песню, посвящённую тому, кто падёт и не услышит больше ничего, кроме этой Песни меча, которая будет сопровождать его в царство духов. И чем короче эта Песня, тем достойнее и искуснее те, кто сражается в поединке. Мягкие блоки и ловкие развороты не давали мечам звенеть, а сами сражающиеся не размыкали рта и не произносили ни звука, кроме предсмертного, ибо стоит сбить дыхание и ты проиграл. Твоя Песня спета.
Тидзин поднял меч для атаки и молча побежал в сторону брата, глядя прямо ему в глаза. Ридомэки спокойно стоял на месте с опущенным мечом, что могло сбить с толку любого, но только не Тидзина. Он бежал мелкими шагами, готовый к любым боевым выпадам. Атака. Шаг в сторону. Взмахи мечей. Короткий вскрик. Тидзин пробежал ещё несколько шагов за спину противника, развернулся и встал в стойку. Брат стоял на том же месте спиной к нему. Затем выронил окровавленный меч, упал на колени, а затем безвольно рухнул всем телом лицом вперёд. Тидзин резко выдохнул воздух, успокаивая разбушевавшееся сердце. Сердце вместо успокоения вдруг сильно заболело. Он опустил взгляд вниз. Из рассечённой груди толчками выходила кровь, заливая живот, ноги и землю. Последнее, что почувствовал Поющий меч Тидзин – это прощение и всеобъемлющее спокойствие…
Ото теребил Поющего меча за плечо, но тот никак не просыпался. В растерянности он выпил ещё рисовой водки и откинул пустую флягу в кусты. Почесав в затылке, он наклонился, взял Тидзина за грудки и встряхнул с такой силой, что не проснуться было невозможно, и грубо кинул обратно на траву. Внезапно Поющий меч открыл глаза, смотрящие куда то сквозь конюха, прошептал: «Честь не попрана» и снова закрыл их. Пьяный конюх не расслышал ни слова, но чётко увидел красно-бурое пятно, расплывающееся на груди Тидзина. Он мгновенно протрезвел. Его охватил ужас.
– Это не я! – Тихо произнёс он и, мотая головой, отступил назад. Пятно расплылось, пропитало одежду,
