По следам карабаира. Кольцо старого шейха - Рашид Кешоков

Шукаев встал.

— Мы уйдем в другую комнату…

— Нет, пожалуйста, оставайтесь, если хотите…

Жунид и Вадим направились к дверям. К Тукову вошли сразу несколько человек из работников РОМа.

— Терпеть не могу, когда без надобности прибегают к воровскому жаргону, — сказал Шукаев уже в коридоре. — «Брезентовые палатки увели…».

— Ивасьян тоже любил такие словечки, — отозвался Вадим.

Во дворе оглушительно грянули три выстрела, прозвучавшие почти одновременно.

Следователи переглянулись. У обоих мелькнула одна и та же мысль.

— Газиз! — вскрикнул Шукаев и бросился к выходу Вадим помчался за ним. В отделении захлопали двери…

— Помдежа — ко мне! — крикнул Туков, выслушав невразумительный рассказ растерявшегося охранника. — Помдежа — ко мне! — еще громче повторил он.

Шукаев стоял в стороне с Вадимом. Он был так поражен случившимся, что в первый момент не нашелся даже, что сказать. Побег Газиза Дзыбова грозил осложнениями, о которых не хотелось и думать. Снова обрывался с трудом нащупанный след.

Крики Тукова, возбужденные голоса Махмуда Коблева и других работников отделения, собравшихся во дворе, — все это сейчас не задевало сознания Жунида. Он пытался представить себе обстоятельства побега, насколько это возможно было сделать по тем отрывочным сведениям, которые сообщил Тукову помощник дежурного.

Случилось так, что, проходя мимо камеры Газиза в КПЗ, помдеж Тлишев услышал голос заключенного и подошел к двери. Дзыбов попросил отвести его к Шукаеву якобы для того, чтобы сообщить последнему что-то важное. Тлишев открыл дверь камеры своим ключом и выпустил Газиза. Запирая камеру, завозился с задвижкой. Погнутый смыч ее никак не входил на свое место. Пока он пытался справиться со щеколдой, пробуя выгнуть ее в обратную сторону с помощью бородки ключа, Дзыбов выбежал во двор, в три прыжка пересек его и, вскочив на пожарную бочку с песком, перемахнул через забор. На колючей проволоке остался кусок синего сукна от штанины.

Стрелял Тлишев уже, как говорят, «в пустой след», больше для того, чтобы поднять тревогу. Сунув пистолет в — кобуру, снова бросился в КПЗ, неизвестно зачем. Растерялся.

— Вадим, — вполголоса сказал Шукаев, — сейчас Туков должен организовать погоню… Отправляться на поиски беглеца нам вдвоем будет, пожалуй, слишком большой роскошью. С группой, которую даст Хаджиби, пойдешь ты. Я останусь в ауле. Попробую разузнать здесь что-нибудь еще…

— Я готов, — сказал Дараев.

— Хаджиби Кербекович, — обратился Жунид к Тукову. — Нужно немедленно начинать поиски. Ищейка у вас есть?..

— Я уже приказал, — важно кивнул Туков. — Сейчас придет проводник Алехин со служебно-розыскной собакой Джексом… С Алехиным пойдут… вы, Коблев…

— И я, если разрешите! — подскочил Тлишев, заглядывая в глаза начальнику.

У него было такое огорченное лицо, что Жуниду стало его жаль, хотя едва ли беспечное поведение незадачливого помдежа заслуживало оправдания.

— Я тоже — с Алехиным и Коблевым, — сказал Дараев. — Жунид Халидович останется здесь…

— Вот и добро! — обрадовался Туков. — Людей у нас мало… Тлишев, ступайте ко мне в кабинет, я сейчас приду и тогда поговорим… Никуда вы не пойдете: по вас гауптвахта плачет…

Тлишев понуро побрел к зданию, опустив плечи.

Туков пробыл у себя минут пятнадцать, очевидно, «снимая стружку» со своего провинившегося подчиненного, потом сел в тачанку вместе с приехавшим из области оперуполномоченным и уехал на лубзавод.

Проводника не было. Жунид нервничал. Мало того, что не смогли как следует наладить охрану, так теперь еще всякие проволочки.

Наконец Алехин явился. Небольшого роста, рыжий, с непроспавшейся физиономией. Дараев скептически оглядел его.

— Где ваша собака?

— У нее повреждена лапа, — хмуро ответил тот. — По инструкции я не имею права применять больную собаку. Да и следа она не возьмет…

Дараев еще раз окинул Алехина взглядом. Гимнастерка топорщится под сползающим на живот ремнем, сапоги нечищенные, подворотничок грязный.

— А по какой инструкции вы являетесь в отделение в таком помятом виде?

Алехин молча одернул гимнастерку.

— Что с лапой вашего Джекса?

— На колючку наступил…

— Я — старший оперуполномоченный областного угрозыска Шукаев, — сказал Жунид. — И ответственность беру на себя. Сейчас же идите за собакой. И чтобы были здесь не позже, чем через десять минут! Ясно?!

— Есть! Слушаюсь! — заморгал Алехин. — Можно идти?

— Да. Поторопитесь.

— Ну, Вадим, ни пуха, ни пера, — сказал Жунид, когда за проводником звякнула калитка. — Не мне тебе объяснять, как важно найти Газиза. И заметь: побег не случаен. Дзыбов не хуже нас с тобой понимал, что рюкзак изобличает его с головой. И сегодня это лишний раз подтвердилось.

— Постараюсь, — без всякого хвастовства в голосе ответил Дараев. — Махмуд, вы готовы?

— Так точно!

…Ищейка действительно чуть прихрамывала, но сразу же уверенно взяла след.

Кроме Дараева, Коблева и Алехина на поиски беглеца добровольно вызвались идти два молодых осодмильца, которых Жунид коротко проинструктировал.

На окраине аула Джеке остановился, принюхиваясь.

Потом наклонил морду и стал ковырять носом землю у себя под ногами. Алехин ослабил поводок и опустился на колени, прямо на мокрую глину, наблюдая за собакой.

Уже начинало темнеть. Нудный бисерный дождик, который сыпал, не переставая, весь день, прекратился, но зато теперь на аул наползал туман. Дараев включил электрический фонарь.

Джеке нырнул в кустарник. Алехин и осодмильцы тоже зажгли свои фонари, Коблев обнажил пистолет.

— Нет, Махмуд, — заметил его жест Дараев, — Газиз не так прост, чтобы застрять здесь в кустах.

Потаскав Алехина по колючим зарослям спутанной увядшей ежевики, Джеке снова натянул поводок и помчался к реке. Бежать пришлось около километра.

— Разувайтесь, — крикнул проводник, следя за собакой. — Пойдем вброд через Фарс!..

За эти полчаса Алехин показался Дараеву гораздо симпатичнее, чем вначале. Работал он споро. Остановив Джекса, разделся, одежду деловито связал ремнем и, прикрепив ее себе сзади на шею, не оглядываясь, вошел в холодную воду.

Дараев и Коблев последовали его примеру. Осодмильцы было заколебались, но потом тоже разделись и догнали группу.

— Теперь побольше двигайтесь, — буркнул Алехин, когда все оделись, стуча зубами от холода. — А то застынете… Джеке! След! След!..

Поначалу ищейка металась по берегу, потеряв направление, потом остановилась и подняла морду кверху.

— Верхнее чутье! — с гордостью сказал проводник.

Овчарка рванула поводок и помчалась к стоявшему невдалеке одинокому домишке. По правому берегу Фарса тянулся довольно большой аул Дейхаг.

Дом был огорожен невысоким дощатым забором. Собака легко перескочила через него. Пришлось перелезать и людям, чтобы не терять времени: ворота и калитка находились с другой стороны.

Домишко — неказистый, маленький, крытый камышом. Вокруг огород — высохшая ботва недавно вырытой картошки.

Подбежав к деревянному порогу, Джеке зарычал. Шерсть на загривке поднялась дыбом.

— Окна! — кивнул Дараев осодмильцам. — Охраняйте окна.

Сам он подошел к двери и хотел уже стучать, как она открылась. Выглянул пожилой человек в нижнем белье.

— Опоздали, — хрипло сказал он, увидев в свете фонарей собаку и людей, одетых в милицейскую форму. — Сейчас я оденусь.

Вадим, выставив ногу, не дал ему закрыть дверь и протиснулся внутрь.

— Оденетесь в нашем присутствии! Коблев, ребята! Идите за мной.

Когда хозяин засветил керосиновую лампу, Дараев разглядел, наконец, его лицо.

— Зафесов?!

— Я и есть… — хмуро отозвался старик, натягивая штаны. — Только ничем я тебе, начальник, не помогу… Скрывать не стану: был Газиз у меня. Был и ушел. Бурку взял, коня взял… и ушел. Далеко теперь…

— Куда он направился?

Зафесов застегнул воротник рубашки, помедлил и, прищурившись, поднял руки:

— Про то я не знаю. Про то аллах знает…

— Предъявите ваши документы, — сказал Дараев, с интересом разглядывая бывшего вожака всех конокрадов и абреков старой Адыгеи. Это была первая встреча Вадима Акимовича с Хаханом Зафесовым. Дараев знал его только по рассказам Жунида и фотографиям регбюро.

Зафесов вел себя совершенно спокойно. Достал из кармана связку ключей, открыл старый, изъеденный шашелем шкаф и взял с полки бумаги. Пока Дараев просматривал паспорт и многочисленные справки об отбытии сроков наказания, Хахан безучастно сидел на табуретке. Только руки его были неспокойны. Крупные кисти с узловатыми жилистыми пальцами, когда-то, видимо, тонкими и красивыми, беспрестанно двигались. То он потирал ими колени, то вкладывал одну в другую, ладонь в ладонь.