Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А потом? – спросил Самохин.
– Что – потом? – удивилась Мирослава.
– Куда эти одаренные сиротки девались, когда вырастали?
– Кто куда. – Она выглядела озадаченной. – Я знаю о нескольких известных воспитанниках Горисветово.
– Расскажите мне, пожалуйста.
– Зачем?
– Просто интересно. И для полноты картины, так сказать.
Она не стала спрашивать, какой именно картины, вместо этого принялась перечислять, загибая пальцы, как маленькая. Счет закончился на шестом пальце. Мирослава уставилась на него едва ли не потрясенно.
– Что? – спросил Самохин с интересом. – Кто там дальше в списке гениев?
– Все, – сказала Мирослава. – Кажется, на этом все…
– Шесть человек?
– Из тех, кто мне известен. – Она с какой-то космической скоростью забарабанила по клавиатуре ноутбука. – Но я сейчас уточню. У нашей школы есть сайт. Вот уже почти…
Самохин терпеливо ждал. Вообще-то пришел он не за экскурсом в историю Горисветово, но именно во время таких вот неформальных разговоров человек раскрывается лучше всего. Какое-то время Мирослава молча вглядывалась в экран ноутбука, а потом сказала с легким разочарованием:
– Кажется, это и в самом деле все ученики.
– Все известные ученики? – уточнил Самохин.
– Да. – Она кивнула. В бледном свете экрана она казалась старше своих лет. – Но мне почему-то думалось, что их намного больше.
– А сколько лет просуществовал приют?
– Кажется, около трех лет.
– И сколько в нем было воспитанников?
– Думаю, не меньше пяти десятков.
– Не меньше полусотни гениев на каждый год, а по факту за все годы всего шесть знаменитостей? Что-то негусто. Вы не находите, Мирослава Сергеевна?
– Да, это несколько неожиданно.
– А что известно про остальных? – спросил Самохин.
– Про каких остальных?
– Про остальных гениев.
– Может быть не все в итоге оправдали надежды? – Она почесала кончик носа. Вид у нее был озадаченный.
– Надежды своей патронессы? Не оправдали настолько, что о них нет никакого упоминания? Должны же были вестись какие-то записи.
Мирослава подняла на него взгляд, нахмурилась.
– Я проверю, – пообещала очень серьезно.
– Я тоже. – Самохин тоже не шутил. Что-то было во всей этой истории с юными гениями… что-то нехорошее.
– А вы зачем пришли? – Мирослава словно очнулась ото сна. – По телефону вы сказали, что хотели поговорить. О чем?
– О ком. – Самохин откинулся на спинку кресла, вытянул перед собой гудящие ноги. – Я хотел поговорить с вами о Максиме Разумовском.
– О Разумовском?! А что я могу вам о нем сказать? – Мирослава тоже откинулась на спинку стула. Взгляд ее сделался цепким, как будто не он, а она была следователем. – Я тогда была еще ребенком.
– Я знаю. – Он кивнул. – А так же я знаю, что вы были пострадавшей в деле горисветовского маньяка.
– Быстро вы. – Она усмехнулась.
– Работа у меня такая.
– И при чем тут Разумовский?
– Он пропал тринадцать лет назад. В тот же день, когда на вас было совершено покушение.
Она ничего не ответила, терпеливо ждала. Взгляд у нее теперь был как у того парня-айтишника. Собственно, ничего необычного в свете открывшейся Самохину информации.
– Тринадцать лет назад он пропал, а сегодня в затоне мы нашли тело…
Она побледнела, под глазами пролегли черные тени.
– В каком затоне?
Самохин ожидал, что она спросит, чье тело, но ее интересовало другое.
– На дне оврага течет речка, там есть затон, – принялся он объяснять, – со дна которого сегодня подняли неопознанное тело. Хотя я почти уверен, что это Разумовский. Мирослава Сергеевна, вам нехорошо? Может, водички?
– Не надо водички, – сказала она сиплым, каким-то механическим голосом. – Все нормально. Я просто немного… ошарашена. Как вы его нашли?
– Тело?
– Тело. – А ведь это вполне логичный вопрос. Кто бы стал искать покойника на дне тихого омута?! – Вы же сами сказали, Разумовский пропал тринадцать лет назад. Так почему вы решили поискать его там… в том месте?
И вот что тут ответишь? Начнешь задвигать про интуицию и чуйку?
– Я нашел на берегу вот это! – Из кармана Самохин вытащил кипу рисунков.
– Что это? – Мирослава подалась вперед, чтобы получше рассмотреть его находку.
Когда раньше ему казалось, что она побледнела, он ошибался! Побледнела она не тогда, а сейчас, когда взгляд ее остановился на рисунке. И пальцы ее дрожали, когда она осторожно перебирала выложенные на столе листочки.
– Это я вас хотел спросить, что это, Мирослава Сергеевна, – начал Самохин вкрадчиво. – Когда я нашел эти художества, они были сложены в бумажные кораблики. Кто-то сначала рисовал рисунки, а потом делал кораблики и пускал их по течению. Судя по состоянию бумаги, в разное время. Даже в разные дни. Как думаете, чьих рук это дело?
– Не знаю. Ума не приложу!
Она ответила слишком поспешно, чтобы убедить его в своем неведении. Мирослава знала, кому принадлежат рисунки. Знала, но почему-то не желала делиться с ним этой информацией. Ничего, он не станет давить. Не сейчас.
– А где, вы сказали, их нашли? – прохрипела она.
– На берегу того самого затона. Вы спрашивали, как я обнаружил тело? Вот так и обнаружил. Сначала эти кораблики, потом некую странность… – Он сделал многозначительную паузу, дожидаясь, пока Мирослава спросит, какую именно странность, но она молчала. Пришлось продолжать. – Там любопытная природная аномалия, в этом вашем затоне. Водовороты. Вы не замечали?
Она замечала. Сто процентов – замечала, но отчего-то упорно отказывалась это признавать.
– Какие именно водовороты?
– Такие… небольшие, но приметные. Вода в них закручивается по часовой стрелке.
– А как должна? – спросила она совсем уже севшим голосом.
– А должна против.
– И из этого вы сделали вывод, что на дне лежит тело?
Нет, про тело ему подсказали мертвые ангелы с проволочными крыльями, но как о таком расскажешь этой девочке?
– Знаете, мой дед был заядлым рыбаком. – Самохин решил начать издалека. – Каждое лето я бвал с ним на рыбалке. И каждая рыбалка – это увлекательные рассказы.
Она не перебивала, слушала очень внимательно. Как будто он читал ей лекцию, а не травил байки, как его дед.
– Дед рассказывал про то, как опасны бывают водовороты. Что они почти никогда не возникают на ровном месте.
– А как они возникают? – спросила Мирослава.
– Из-за особенностей рельефа дна. Напоминаю, я не знаю это доподлинно, все со слов моего деда. – Он улыбнулся доверительно и слегка виновато. – На дне водоемов бывает что-то вроде гигантских нор. Вот из-за них и возникают турбулентности. И стоит только человеку попасть в такой водоворот, все, пиши – пропало!
–
