Человек с двумя жизнями - Амброз Бирс

сурово посмотрел сыну в лицо; какое-то время он стоял неподвижно, а потом, не говоря ни слова, развернулся и скрылся в доме. Горько разочарованный, униженный, испытывая невыразимую боль и волнение, солдат опустился на грубо сколоченную скамью и дрожащей рукой подпер голову. Вскоре он опомнился; хороший солдат не считает отторжение поражением. Он встал и, переступив порог, очутился прямо в «гостиной».

Свет проникал в комнату через восточное окно, не завешенное шторами. У очага на низком табурете, единственном предмете мебели, сидела его мать и смотрела на холодные угли и остывший пепел. Он что-то ласково спросил у нее. Мать как будто нисколько не удивилась, но не ответила и даже не пошевелилась. Правда, муж наверняка успел сообщить ей о возвращении преступного сына. Барр Ласситер подошел ближе, собираясь положить руку на плечо матери. Вдруг из соседней комнаты вышла его сестра, посмотрела на него в упор, словно не узнавая, и вышла из комнаты через дверь, которая находилась у него за спиной. Он повернул голову, чтобы проследить за сестрой, а когда та скрылась, развернулся к матери, но оказалось, что она тоже ушла.

Барр Ласситер подошел к двери, через которую он вошел. Лужайку перед домом освещал дрожащий лунный свет; трава колыхалась, точно море, покрытое рябью. На ветру подрагивали ветви деревьев и их черные тени. Гравийная дорожка посреди лужайки выглядела шаткой, ненадежной; она словно уходила из-под ног. Молодой солдат понимал, что перед глазами у него все расплывается из-за слез. Они текли по лицу, блестели на мундире… Выйдя из дома, он вернулся в лагерь.

На следующий день, без какого-либо определенного намерения, руководимый каким-то смутным чувством, которое не мог назвать, он снова отправился к отчему дому. В полумиле от участка он встретил Башрода Албро, друга детства, с которым они вместе учились в школе. Тот тепло приветствовал его.

– Иду домой, – сказал солдат.

Друг детства довольно странно посмотрел на него, но ничего не сказал.

– Знаю, – продолжал Ласситер, – у родителей ничего не изменилось, но…

– Там много чего изменилось, – перебил его Албро, – все меняется. Я пойду с тобой, если не возражаешь. По пути поговорим.

Но по пути Албро молчал.

Вместо дома они увидели лишь почерневший от огня фундамент. Внутри, посередине, лежал пепел, спрессованный дождями.

Ласситер пришел в крайнее изумление.

– Я не знал, как тебе сказать, – вздохнул Албро. – Год назад, во время сражения, в твой дом попал снаряд федералов.

– А… где мои родные?

– Надеюсь, на небесах. Все были убиты снарядом.

Две военные казни

Весной 1862 года большая армия генерала Бьюэлла встала лагерем, зализывая раны и готовясь к кампании, которая окончилась победой при Шайло. Многие солдаты были необученными новобранцами, хотя некоторые успели побывать в переделках, участвовали в боях в горах Западной Виргинии и в Кентукки. Война шла недавно, и многие молодые американцы столкнулись с некоторыми не слишком привлекательными для себя особенностями. Главными из них были воинская дисциплина и субординация. Для человека, с молоком матери впитавшего ошибочное представление о том, что все люди рождены равными, безусловное подчинение командиру дается нелегко, а американские солдаты-добровольцы в те дни, когда они были еще зелеными новичками, усваивали дисциплину хуже остальных. Вот как получилось, что один из солдат Бьюэлла, рядовой Беннет Стори Грин, опрометчиво ударил офицера. Прослужи он больше времени, он бы так не поступил, а, по примеру сэра Эндрю Эгьючика из «Двенадцатой ночи», «подождал с вызовом, пока тот не издохнет». Но ему не дали времени обучиться воинской дисциплине. После жалобы офицера его тут же арестовали, судили военным судом и приговорили к расстрелу.

– Мог бы врезать мне в ответ и на том покончить, – сказал приговоренный жалобщику. – Как в школе, когда тебя еще называли просто Уиллом Дадли и мы с тобой были равны. Никто не видел, как я тебя ударил. Дисциплина бы сильно не пострадала.

– Бен Грин, наверное, ты прав, – ответил лейтенант. – Ты простишь меня? Я ведь для того к тебе и пришел.

Ответа не последовало. В палатку, где происходил разговор, просунул голову какой-то офицер и сказал, что время свидания истекло. На следующее утро, когда в присутствии всей бригады рядового Грина расстрелял отряд его товарищей, лейтенант Дадли повернулся спиной к печальному зрелищу и помолился о спасении души – и расстрелянного, и своей.

Через несколько недель после того случая ведущая дивизия Бьюэлла переправлялась через реку Теннесси, чтобы прийти на помощь разбитой армии Гранта. Близилась ночь, черная и грозовая. Дивизия шла по полям сражений, дюйм за дюймом приближаясь к врагу, который немного отступил для перегруппировки. Если бы не вспышки молнии, их окружал бы полнейший мрак. Он не развеивался ни на миг. В промежутках между раскатами грома слышны были стоны раненых, лежавших на поле. Солдаты двигались ощупью и иногда наступали на раненых и мертвых – последних было много.

Забрезжил серый рассвет, и наступающие остановились, чтобы построиться в боевой порядок. Вперед выдвинулись стрелки. Приказали произвести перекличку. Первый сержант в роте лейтенанта Дадли вышел вперед и начал выкликать фамилии солдат по алфавиту. Никаких списков у него не было; он полагался на свою память. Все шло гладко, пока он не дошел до буквы «Г».

– Горэм!

– Здесь!

– Грейрок!

– Здесь!

По привычке сержант крикнул:

– Грин!

– Здесь! – послышался звонкий, отчетливый ответ.

Солдаты зашевелились, задергались, словно их ударило током. Сержант побледнел и замолчал. К нему быстро подошел капитан и резко приказал:

– Вызовите его еще раз.

Судя по всему, не только члены «Общества психических исследований» сталкивались с непонятными явлениями из области неведомого.

– Беннет Грин!

– Здесь!

Услышав знакомый голос, все напряглись. Два солдата, между которыми обычно в строю стоял Грин, развернулись и посмотрели друг на друга в упор.

– Еще раз! – скомандовал непреклонный исследователь.

Сержант снова выкликнул расстрелянного. Голос у него дрожал.

– Беннет Стори Грин!

– Здесь!

Со стороны стрелков, стоявших почти на линии фронта, послышался выстрел. Просвистела пуля, словно отвечая на вопрос капитана:

– Какого дьявола это значит?

Вперед из второго ряда вышел лейтенант Дадли.

– Вот что это значит. – Он распахнул мундир и показал алое пятно на груди. Колени под ним подогнулись, он неуклюже упал и умер.

Позже полку приказали идти в тыл – линия фронта оказалась слишком плотной. Из-за какой-то ошибки в планах командования полк больше не попадал под огонь. И Беннет Грин, специалист по военным казням, больше не заявлял о своем присутствии.

Рассказ майора

По-моему, во времена Гражданской войны розыгрыши не были окружены такой дурной славой,