По зову сердца - Николай Алексеев

– Дорогой полковник, сейчас идет бой, и перво-наперво надо удержаться и соорганизоваться для нового форсирования. А уж потом, после сражения, будем разбираться что к чему. – И Яков Иванович, не обращая внимания на бурчание Доброва, позвонил Бойко и все то, что тот говорил – наполовину кодом, – тут же наносил на свою карту. Из-за его плечей за его рукой, выводившей красным и синим карандашами положение сторон, внимательно наблюдали Куликов и Добров.

– Прорвали, молодец Сверчевский! – Вздох радости вырвался у Куликова. – А где Гетман? – он знал, что в прорыв будут вводиться 6-й танковый, а за ним – 2-й гвардейский кавалерийский имени Доватора корпуса.

Яков Иванович сделал знак рукой: «Потише!» и записывал.

«Начштаба сообщил, что командарм возмущается и требует объяснений». Железнов укоризненно взглянул на Доброва и чуть было не выпалил: «Тоже – требует. Только с той разницей – ты „разобраться и вздуть“, а он – „объяснений“ и, надо полагать, „сделать суровые выводы“, но смолчал и продолжал писать цифры. Выходило: Городовиков и Сверчевский прочно удерживают плацдарм. Гетман выдвинулся на линию Игнатково – Истратово. О противнике Бойко сообщил открыто: „78-я и 337-я дивизии подтянули вторые эшелоны, а на берег выкатили штурмовые орудия“, на что Железнов ответил: – Это мы видим. Всего!

Закончив разговор, он тут же отправил на своей машине Куликова к начальнику артиллерии армии за снарядами, а сам, вместе с Добровым и майором Петровым, сел за разработку плана вторичного форсирования Вазузы.

– Вот что, товарищи, – начал он. – Днем ведем пристрелку по видимым и предполагаемым целям. С наступлением темноты заменяем полк Дьяченки полком Карпова. Ночью, когда противник затихнет, дружным броском на широком фронте форсируем Вазузу. Так что вы, товарищ Петров, садитесь и считайте, что надо для полка Кожуры, а я – подсчитаю, что нужно полку Карпова. А вы, товарищ полковник, – обратился он к Доброву, – поезжайте к майору Кожуре и помогите ему привести полк в порядок, организовать бой на сковывание противника и в то же время дать людям до 22.00 отдохнуть. О сроке форсирования сообщите только ему.

Наступление советских войск подняло с рассветом командующих 9-й и 4-й танковых армий генералов Моделя и Рейнгардта и основательно их всполошило. И если Рейнгардт спокойно пил кофе, так как на фронте его армии было более-менее благополучно, если не считать, что на Вазузе у Замошья взлетел мост да на дорогах на Сычевку взорвались на фугасах автомашины, то генерал Модель, съев бутерброд с сыром, на глотке кофе поперхнулся, когда начальник штаба доложил, что русские форсировали Вазузу и прорвали фронт на стыке 95-й и 78-й дивизий на глубину первой позиции и что большими усилиями вторых эшелонов этих дивизий кое-как удерживаются Крюково и Бобровка.

И закончил он нагнетающей уныние фразой: «Нажим красных сильный».

– Говорите, нажим сильный? Кто же это нажимает? – Командарм глядел на свою карту, лежавшую на соседнем высоком столе.

– На Крюково – полковник Городовиков, а на Бобровку – генерал Сверчевский, – продолжал начштаба.

– Странно. Калмык Городовиков и поляк Сверчевский воюют за Советскую власть, – глядел он на разведчика, вошедшего к нему.

– Дальше, экселенц, на стыке 78-й и 337-й дивизий генерал Железнов пробовал форсировать Вазузу, но мы были предупреждены, и его десанты сбросили в реку и потопили.

– Это меня радует. Полагаю, не в меньшей мере и генерала Рейнгардта… Позвольте, Железнов уже генерал?

– Генерал, экселенц.

– Надо ожидать, что после такого афронта Сталин его снова обратит в прежнее состояние. – Усмешка скользнула по лицу Мюллера. – Так, что же дальше?

– Тяжелая обстановка складывается в секторе Ржева. Здесь с трех сторон напирают четыре дивизии Калининского фронта.

– Четыре, – повторил командарм. – Что еще?

– Теперь доложит полковник.

Начальник разведки расстелил свою карту и на ней показал, где таится главная опасность прорыва. Командарм усомнился.

– Прошлый раз вы пророчили прорыв в междуречье Осуги и Вазузы и начало наступления 26-го, а в действительности русские начали 25-го и нанесли удар южнее. Может быть, и теперь вашу агентуру вводят в заблуждение? – И больше не слушая объяснений полковника, обратился к начштаба: – Пожалуй, полковник прав. Конев, наверняка, все свои подвижные средства будет вводить здесь, – положил он линейку так, что поверх нее получились надписи – «Мал. Кропотово», «Совх. Никитино», «Катерюши». – Следовательно, погрузку дивизии, назначенной под Сталинград, приостановить. Ну, об этом я сам поговорю с фельдмаршалом Клюге. А вы пока что вытягивайте сюда 212-ю дивизию и второй эшелон 102-й. Проинформируйте начштаба 3-й танковой и предложите им активизировать действия на своем правом фланге. Ведь чем черт не шутит, когда бог спит. – И командарм, довольный своей шуткой, чуть-чуть улыбнулся. Но разведчик своим сообщением об обстановке в тылу армии снова испортил ему настроение.

– Что, что? Опять «Дядя Ваня», «Родина», «Народный мститель» и «Вадинцы»? – вспыхнул было генерал, но подавил в себе гнев. – Вызовите генерала фон Шенкендорфа.

Не прошло и минуты, как фон Шенкендорф был на проводе. После любезных приветствий генерал Модель с особым нажимом недовольства на своего начальника охраны тыла доложил о чрезвычайных происшествиях в тылу армии, полагая, что тот, известный своим зверством, заставит своего подчиненного огнем и мечом навести порядок.

– Где это видано, чтобы под носом штаба бригаденфюрера партизаны взрывали мосты, минировали дороги и, как кукиш под нос – полностью уничтожили заслон РОА, прикрывавший дорогу к моему штабу. А обер-сержанта, говорят, надежного вашего агента, взяли в плен. Поверьте, генерал, ни я, ни мой штаб, при таком обеспечении охраной, не можем спокойно работать. Не ровен час, в одну из ночей заявится со своим отрядом бандит к нам и перестреляет вот так, как перестрелял солдат Власова, да еще на спине за ремнем оставит записку: «Смерть немецким оккупантам! Дядя Ваня».

Расчет генерала Моделя был верен. Генерал фон Шенкендорф рассвирепел, нагнал страху начальнику охраны тыла армии, и даже кое-кого из комендантов снял с должности, и в эти же сутки поднял по тревоге по одному полку 1-й СС и 286-й охранных дивизий, и на машинах бросил их в район Сычевки и Андреевского. Но это не спасло положения охраны 9-й армии: партизаны с той же силой продолжали действовать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

На этот раз Куделин, как и все красноармейцы полка, не знал о форсировании до самой разбивки по рейсам плотиков и лодок. А после разбивки расчеты первого броска сразу же под покровом темноты вывели на исходное положение к берегу. Из-за такой скрытности и поспешности Куделин уже не имел времени сообщить о форсировании Еремину и теперь, находясь на берегу, метался, не зная что делать. Оставалось только одно – просигналить врагу.

Зоркий и волевой Сеня Бесфамильный, старший плотика «ТЗИ», в расчет которого входил и Игнат, боялся, как бы кто-нибудь не струхнул, крепко держал своих людей в кулаке и никого ни на шаг от себя не отпускал. И вот, когда он занялся наладкой плотика, Куделин улизнул в черноту прибрежных кустов. И только было хотел вскинуть пистолет и выстрелить ракету, как перед ним словно из-под земли вырос Семен:

– Игнат! Ты?

Эта неожиданность настолько сильно ошарашила Куделина, что тот, чтобы сказать, зачем он здесь, в первую очередь схватился за штаны и нечаянно упустил из рук ракетницу.

Та цокнулась о ледок, откатилась прямо к ногам Семена. Он поднял ее.

– Пистолет? Какой-то странный. – Сеня удивился его размерам. – Откуда? Похож на ракетницу.

– Трофей. Память еще о битве под Москвой, – стремясь взять себя в руки, более-менее спокойно ответил Куделин, хотя готов был броситься на Сеню и тут же задушить.

– На взводе? – поразился Сеня и тут же его разрядил. На ладонь выпал странный патрон.

Патрон да еще и то, что Куделин как-то неестественно просил вернуть пистолет, у Сени вызвало подозрение, и он схитрил. Сунув патрон в карман, Сеня стукнул носком сапога по гололедке и ахнул:

– Ах чертовщина!

– Ты чего?

Бесфамильный удрученно ответил:

– Да понимаешь ты, черт возьми, патрон уронил.

– Эх ты, раззява! – невольно вырвалось у Игната. Он опустился на колени и так же, как и Семен, стал усердно шарить по земле руками. Это больше закрепило у Семена подозрение.

– Семен! Игнат! – прокатился по кустам сдавленный голос Айтаркина. – К плотику!

– Черт с ним, – выругался Куделин и поднялся. Поднялся и Бесфамильный и протянул ему пистолет:

– Возьми свой трофей. А за патрон уж извини, пожалуйста. Нечаянно.

У плотика их встретил с руганью Подопригора и тут же доложил комиссару полка Милютину о готовности роты к форсированию.