Хозяйка Рима - Кейт Куинн

Я протянула ей кончики пальцев, и она все той белой нежной рукой пожала мою ладонь.

— Какое интересное представление, — протяжно проговорила она. — Афина… это ведь, кажется, греческое имя? Но ты, наверняка, не гречанка.

Я бойко произнесла несколько фраз на безупречном греческом языке и тотчас заметила, что она залилась краской смущения. Она так и не научилась говорить на языке эллинов. Готова поспорить на что угодно, но писать она тоже явно не научилась. Ни на каком другом языке, кроме латинского.

— Афина говорит по-гречески намного лучше меня, — признался Павлин. — Она происходит из знатной афинской семьи.

— А я было решила, что она родилась в трущобах Иерусалима, — пробормотала Лепида. — Как долго ты поешь в Брундизии… Афина?

— Около пяти лет.

— А до этого?

— Я жила то здесь, то там, — с нарочитой беспечностью ответила я и сопроводила свои слова хорошо отработанным артистически жестом. — Радовалась жизни.

— Понятно. Жаль, что в Брундизии нет арены и ты не можешь наслаждаться играми. Я слышала, будто ты любишь гладиаторов.

— Я предпочитаю крови музыку, госпожа.

— Но игры так увлекательны. — Она лениво протянула руку за гроздью винограда. — Например, на прошлой неделе гладиатор Арий Варвар потерял руку в схватке с каким-то лидийцем. Должно быть, это было превосходное зрелище. Винограда?

— Нет, благодарю, — ответила я, старясь сохранить бесстрастное выражение лица. О боги, она, конечно же, лжет, она просто не может не лгать. Я стараюсь быть в курсе всего, что происходит на арене Колизея. До меня непременно дошел бы слух о том, что Арий потерял руку. Она, вне всякого сомнения, говорит неправду. Придется расспросить возничих и носильщиков паланкинов — для верности, они всегда следят заходом игр…

Она улыбнулась кончиком рта, и я повернулась к Павлину. Тот стоял рядом и, чтобы чем-то себя занять, разглаживал складки тоги.

— Придешь завтра на ужин?

— Я думал, что мы договорились о следующей неделе, верно?

— У меня появилось свободное время.

— Боюсь, что он не сможет прийти завтра, — вмешалась в разговор Лепида, беря Павлина под руку. — Он обещал отвести меня на последнюю постановку сезона.

— Разве я обещал? — удивленно посмотрел на нее Павлин.

— Обещал, — ответила Лепида, не сводя с меня глаз.

— Понятно. Тогда на следующей неделе, Афина?

— На следующей неделе тебе, возможно, тоже не удастся… — Лепида провела пальцем по его сильному плечу.

— Тогда, может быть, в преторианских казармах в следующем месяце. — Я напоследок быстро пожала Павлину руку. — Если желаешь нанять меня для развлечений, Лепида, обращайся к претору Ларпию. Он великий покровитель музыкантов, надеюсь, ты слышала о нем? Хотя, возможно, в музыке ты не сильна. Он устраивает мои выступления. Договориться о них следует заранее. За три недели. Сегодня на меня очень большой спрос.

— Как и всегда. Среди определенного круга людей.

Я улыбнулась. Она тоже ответила мне улыбкой. Я вышла из комнаты.

— Ты уже была раньше знакома с Афиной? — услышала я вопрос Павлина, обращенный к его мачехе.

— Нет, — последовал беспечный ответ. — Вижу ее впервые в жизни.

Мне потребовалось время, чтобы отдышаться и прийти в себя. Казалось, я только что пробежала целую милю. Однако мне предстояло еще одно вечернее выступление, и мне было некогда думать о Лепиде Поллии. Хотя я и была известной певицей, я все еще оставалась рабыней и не могла отправиться домой и поплакать в подушку, даже если мне этого очень хотелось. Мне пришлось исполнять музыку и ласково улыбаться гостям, развлекать которую меня отправил Ларций… и порой выносить это бывало столь же тяжело, как пинки и пощечины моих давних дней, когда я была безгласной тенью Лепиды.

— Прекрасный вечер, Павлин, — зевнув, произнесла Лепида, когда они вылезли из паланкина. — Выпей вина перед тем, как вернуться в казармы.

— Я лишь загляну к Сабине.

— Как пожелаешь.

Сабина уже засыпала, держа в руках матерчатую лошадку, набитую соломой. Глаза девочки были закрыты, и она трогательно улыбалась. Павлин осторожно погладил ее по голове и тихонько выскользнул из комнаты.

В доме было темно и тихо. В жарком воздухе летней ночи из атрия тянуло крепким запахом жасмина. Павлин по задней лестнице спустился в зал и прошел мимо библиотеки. Минуя последнюю комнату, комнату своей мачехи, он увидел, что дверь приоткрыта. Павлин подошел ближе и остановился.

Лепида стояла возле постели, повернувшись спиной к двери. Кучка сапфиров поблескивала на прикроватном столике. Волосы ее были распущены и черной волной ниспадали на спину. Он только сейчас понял, насколько они красивы, эти иссиня-черные локоны.

Лепида грациозно потянулась, и свет единственного светильника упал на ее белые руки. Платье голубого шелка соскользнуло с одного плеча. Лепида легонько повела другим плечом, и оно, шурша, упало на пол.

Павлин закрыл дверь и зажмурился. Устыдившись, он отпрянул назад, но наткнулся на огромную вазу. Ваза пошатнулась. Торопливо подхватив ее, он поставил ее на место, зато при этом опрокинул статую купающейся Афродиты. Грохот показался ему оглушительным, и он со всех ног бросился бегом по коридору.

На следующий день он пришел, чтобы увидеть ее. Что в этом предосудительного? Разве отец не просил его присматривать за ней? Ведь он всего лишь следует отцовской воле.

— Павлин! — Лепида протянула ему белую нежную руку. — Чем обязана? — На ней было роскошное платье зеленого шелка и жемчуга. Павлин не нашелся, что ответить.

— Ты нервничаешь? — Она провела его в атрий и опустилась на заваленную подушками лежанку. — Но почему? Собрался на встречу со своей певичкой?

Он покраснел и смутился еще больше.

— Нет, нет… я… то есть…

— Знаешь, я никак не могу понять, что ты в ней такого нашел, — произнесла Лепида, жестом приглашая его садиться. — Много лет назад она была моей рабыней.

— Но ты же сказала, что не знаешь ее!

— Я солгала. — Лепида позвонила в колокольчик и велела принести вина и закусок. — С тех пор она приобрела некоторый лоск, но все равно осталась все той же дрянью, маленькой подлой потаскушкой. Выпьешь вина?

— Ммм. Да. Спасибо. — Павлин не сводил с Лепиды глаз, когда та нагнулась, чтобы наполнить его кубок. Он не подозревал, что с ее нежных губ могут слетать такие безжалостные слова.

— Да, да, — небрежным тоном продолжила Лепида, положив на подушку белую руку. — Она обслуживала всех мужчин в нашем доме, включая моего отца. Включая и твоего отца. Принеси сладости! — бросила она появившемуся в дверях слуге.