Во имя Зоны - Лев Жаков

Видно было плохо. Цыган моргнул несколько раз, прежде чем понял, что один глаз заплыл и в нем темнота, а на другом ресницы склеены кровью. Кое-как он разлепил их. Пожалуй, зря. Как только он сфокусировал взгляд на прутьях решетки перед собой, окружающее опять скакнуло, перевернулось, желудок подступил к горлу, и его снова вырвало. На губах остался мерзкий горько-кислый привкус. Но значительно горше было у него на душе: Протасов жив, а Мерзость умер. Из-за него, Цыгана. Это угнетало сильнее всего.

Он долго приходил в себя. Голова кружилась, его тошнило. Куртка измазалась в блевотине и неприятно пахла.

В лаборатории горел свет; было непонятно, какое время суток. Сколько он тут провалялся? Вечер сейчас или утро? Да нет, вряд ли он был в отключке целую ночь — видимо, всетаки вечер.

Снаружи хлопнула дверь, потянуло сквозняком, свежим воздухом. Послышались шаги, голоса. В голове шумело, перед глазами плыло — вернее, перед одним, левым, видящим кое-как. Болело все, но особенно плечо, на которое он упал с платформы, кололо в пояснице при каждом движении — не отбил ли Протасов ему почки? Тянуло низ живота, ныли ребра, саднило щеку, ноги затекли.

Шум короткой схватки — и новую жертву уложили на стол. Цыган попытался сесть, преодолевая головокружение и тошноту. Получилось только с третьего раза. Эмалированное корыто под ним качалось и норовило уложить обратно. Крики из другого конца лаборатории доносились как сквозь вату.

— Держите двое! — командовал генерал.

Звяканье инструментов, какие-то безумные вопли… Что он делает? Упираясь в стену, Цыган попробовал встать. Влажные от пота и грязи ладони скользили по металлу, ноги не держали. Он дважды упал, наконец поднялся, цепляясь за решетку. Удалось встать на колени, и Цыган замер, прислонившись к прутьям лбом. Металл приятно холодил кожу. На бровях висели капельки пота. Кажется, большего ему сейчас не добиться…

Мимо пробежал белый Ботаник, прикрывая рот ладонью. Хлопнула дверь туалета, оттуда донеслись звуки рвоты. Тревожно запищал аппарат жизнеобеспечения.

— Что же это такое! — зло воскликнул генерал. Цыган скосил глаза на операционный стол. Рядом с ним торчала бесполезная уже капельница. Протасов с ожесточением воткнул скальпель в грудную клетку распростертого на столе сталкера. В стоящем радом контейнере что-то сахаристо поблескивало — сборка, решил Цыган.

Генерал окровавленными по локоть руками выволок из туалета лаборанта. У того глаза были широко открыты, разинутый рот судорожно хватал воздух.

— Не прерывай операцию! — Протасов без замаха ударил Вову по зубам и отшвырнул его, так что парень ударился затылком о стену и медленно сполз на пол.

Сидевший на стуле у дверей охранник встал. Протасов прошел мимо него к раковине, бросив на ходу:

— Уберите тело. Ботаник заморгал и сел. Поймав взгляд Цыгана, он поспешно отвернулся. Отряхнув воду с рук, Протасов приблизился к клетке.

— Очнулся. — Пожалуй, генерал рассматривал его даже с каким-то интересом, брезгливым, будто наемник был мадагаскарским тараканом или пауком-птицеедом. Затем оглянулся на осторожно поднимающегося лаборанта: — Приберись.

Ботаник обошел генерала, стараясь держаться ближе к противоположной стене, и побрел к операционному столу; двое военсталов отстегивали очередную жертву экспериментов Протасова. Взяв труп под мышки и за ноги, военсталы вынесли его. Охранник открыл дверь и закрыл ее за ними. На кафельном полу осталась цепочка красных пятен. Бледный Ботаник принялся затирать их шваброй. В лаборатории стало тихо.

Когда прошла тошнота от боли, затошнило от голода. Сколько он уже не ел и не пил? Похоже, что слабость больше отсюда, а не от побоев. Цыган собрал последние силы и встал, чтобы не смотреть на генерала снизу.

— Не очень удачные у тебя опыты, — хрипло выговорил он. — Может, на крысах сначала потренируешься? Как раз твой размер… Глаза генерала сузились, в них промелькнула ярость.

— Я раздавлю тебя, как таракана! — прошипел он.

— Вперед, — согласился Рамир. — Выпусти меня, и посмотрим, кто кого.

Протасов засмеялся своим неприятным металлическим смехом, продолжая внимательно разглядывать пленника. Ботаник закончил мыть пол и начал оттирать кровь с операционного стола. Тихо звякали инструменты, которые он перекладывал в автоклав для кипячения.

— Не лишен упорства и вынослив, — наконец проговорил генерал, больше для себя, чем для пленника.

— Вот именно, — отозвался Рамир, пытаясь разозлить противника. Пока он в клетке, перевес не на его стороне, ясное дело. Но если он окажется снаружи… еще посмотрим, кто кого давить будет! — Поэтому я не поставил бы на тебя.

— Ты слишком много о себе думаешь, — нахмурился генерал. — Сейчас я покажу тебе, кто хозяин положения.

На миг его мраморное лицо будто сломалось, исказившись в злорадной гримасе, но тут же снова стало непроницаемым. Протасов обошел клетку и опустил рычаг, торчащий из стены рядом со стулом охранника.

Металлическая плита под потолком, в которую уходили прутья клетки, вздрогнув, поползла вниз. Цыган поднял глаза, и его охватила паника. Протасов и вправду его раздавить решил, что ли?!

Плита опускалась медленно и неотвратимо. Вот она коснулась макушки Цыгана, смяв всклокоченные кудрявые волосы. Он втянул голову в плечи, но плита продолжала двигаться. Цыган с трудом подавил крик. Если он начнет материть Протасова, то покажет свой страх.

А плита уже заставила его согнуть колени. Животный ужас поднялся из живота, сознание помутилось, в глазах заплясали кровавые пятна. Цыган изо всех сил сжал прутья, так что костяшки побелели, прикрыл глаза, сражаясь с собой. Не показать страх! Генерал добивается именно этого. Зачем-то Цыган ему нужен, раз Протасов его еще не убил. Может, тоже положит на стол, но вряд ли убьет вот так. Это была бы поистине нелепая смерть!

От этой мысли у него задрожали колени. Черт! Он не боялся смерти и в любую минуту готов был умереть, по большому счету, — но только не так!

«Берегись! Убегай!» — стучала кровь в висках, лишая способности разумно рассуждать, сердце билось, как лиса в норе, застигнутая гончими. А Протасов наблюдал за ним своими желтыми глазами, не убирая руку с рычага.

Впервые в жизни Цыган почувствовал себя униженным. Горячая волна гнева поднялась из глубин его существа, пробившись сквозь панику и ужас. Это заставило очнуться уже опустившегося на колени наемника. Он плюнул и сел, скрестив руки на груди, вызывающе глядя на своего мучителя.

Плита продолжала опускаться с тихим гудением. Ботаник замер с тряпкой в руке, нагнувшись над металлической поверхностью стола, и остекленевшими глазами уставился на сидящего под плитой наемника; побледневшие губы его шевелились, однако он не мог произнести ни звука.

Цыгану пришлось втянуть голову в плечи. Он уже собирался лечь, когда Протасов поднял рычаг. Плита замедлила ход, со скрежетом остановилась и неспешно пошла вверх. Но не до потолка — генерал не оставил пленнику возможности выпрямиться. Сидеть было неудобно, однако Рамир даже сполз немного ниже, расставив согнутые в коленях ноги, уперся подошвами в край корыта, откинул голову и посмотрел на подошедшего к клетке генерала:

— Что, другого способа подняться над человеком у тебя нет?

Злорадная ухмылка сползла с лица Протасова, желтые глаза сузились, челюсть выпятилась вперед.

— Рано радуешься, — процедил он желчно. Развернулся на каблуках и быстро вышел.

Жадно наблюдавший за унижением Цыгана охранник разочарованно сплюнул и сел на свой стул.

— Замой, — бросил он Ботанику.

Тот вздрогнул, бессмысленно посмотрел на военстала. Затем торопливо кивнул и схватился за швабру трясущимися руками.

Силы оставили Цыгана, гнев схлынул, уступив место усталости. Навалилась сонливость, он душераздирающе зевнул. По-настоящему спать не хотелось — зато опять появился зверский голод. В горле пересохло, Цыган облизнул потрескавшиеся губы шершавым языком. Генерал решил его уморить. Чего тратить пулю? Он здесь просто загнется от истощения, вот и все.

— Ботаник! — хрипло позвал Цыган. — Сколько я в отключке был?

Глаза лаборанта забегали, он покосился на охранника, шаркая шваброй по полу у ног военстала, вытирая плевок с пола.

— Часа два, — шепнул он.

— Не разговаривать! — Военстал показал Ботанику кулак.

Лаборант убрался в другой конец лаборатории, сунул швабру в ведро, задвинул его в угол между шкафом и столом, поставил автоклав в кипятильник и снова начал перекладывать бумажки на столе, вытирать клавиатуру. Громко тикали часы на стене над раковиной.

«Это был чертовски долгий день», — сказал себе Цыган, закрывая глаза и стараясь не думать о еде. За последние сутки он устал так, как не устал за всю жизнь. Цыган считал себя сильным человеком. Сейчас он столкнулся с противником, превосходящим его во всем. Кажется, в ближайшее время его главная задача будет весьма непростой — не потерять человеческое достоинство.