Во имя Зоны - Лев Жаков

Наконец все было готово; по зеленым мониторам считывающей аппаратуры побежали синусоиды, тихо попискивал биппер, отсчитывая пульс.

— Н-наркоз? — дрожащим голосом спросил Ботаник, ища глазами шприц. В лотке его не было, на полках в шкафу тоже.

— Скальпель! — заорал генерал.

Лаборант пошарил в лотке, вытащил брошенный туда после схватки инструмент и протянул Протасову. Скальпель был в бурых пятнах.

Генерал уже содрал с бока сталкера куртку и рубашку, обнажив кровоточащую рану. На секунду замер, примериваясь, — и сделал первый надрез. Куряга закричал.

— Вколи ему чего-нибудь! — завопил Цыган, сотрясая клетку. — Мясник! Животное!

Протасов быстро рассек кожу, затем мышцы. Ботаник отвернулся, чтобы не видеть трепещущую плоть. Кровь толчками вытекала из раны, одежда вокруг уже вся пропиталась ею и стала черной. Цыган вцепился в прутья, прислонился лбом и как загипнотизированный следил за темно-красной струйкой, стекающей из хромированного желоба на пол.

— Кювету! — рявкнул генерал, вонзая скальпель в глубину распростертого, живого, все чувствующего тела.

Куряга выгнулся, насколько позволяли ремни, и издал рев раненого быка, который быстро перешел в стон и тихий, детский всхлип. Он потерял сознание. Ботаник завертел головой, сдерживая тошноту, перед глазами все плыло, он почти ничего не видел, притом что без очков вообще не очень хорошо ориентировался в пространстве.

— Кювету, живо! — снова крикнул генерал, извлекая из разверстой раны кусок чего-то темно-вишневого, мягкого, в блестящей пленочке, по которой стекали капли крови.

Ботаник усилием воли распахнул глаза, увидел перед собой на краю письменного стола эмалированный белый контейнер, схватил его и, отворачивая голову, сунул генералу. Тот шмякнул туда шмат плоти, скомандовав:

— Иглу, кетгут!

Лаборант уже ничего не соображал и не видел. Он с грохотом поставил кювету на стол и зашарил вокруг.

— На столе! Быстрее, не то он сдохнет! — рявкнул Протасов, поворачиваясь и доставая из контейнера возле обмякшего тела артефакт.

Цыган узнал «ломоть мяса». Аппараты, к которым подключили свободовца, пищали быстро и тревожно. Что генерал собирается делать, зачем ему артефакт?!

И он увидел. Почти ткнувшись носом в стол, Ботаник нашел круглую хирургическую иглу с заправленной в нее хирургической нитью и протянул генералу. Тот осторожно опустил артефакт в рану, в образовавшуюся на месте вынутого органа ямку, и начал зашивать. Ботаник упал на стул и закрыл лицо ладонями. Цыган в своей клетке под дулом двух автоматов сделал шаг назад, бессильно прислонился спиной к стене и сполз на пол, тупо глядя перед собой. Генерал вживил Куряге «ломоть мяса» вместо печени. Зачем, черт его дери? Что за дьявольское извращение?..

Пока шла операция, военсталы вынесли из комнаты тело убитого охранника в халате и раненого военстала, который ругался сквозь зубы, зажимая рану на плече.

Генерал отступил от стола, подняв руки, несколько мгновений созерцал аккуратный шов на окровавленном теле, затем бросил иглу в кювету.

— Выкинуть, — велел он и широкими шагами направился к раковине — та располагалась справа от двери. Тыльной стороной ладони подняв рычаг смесителя, генерал подставил руки под шипящую, с пузырьками, струю воды. Раковина окрасилась алым.

Закончив смывать кровь, Протасов вытер руки висящим на торцевой стенке белым вафельным полотенцем, повернулся к Ботанику. Тот сидел сгорбившись, закрыв лицо руками, и безнадежно покачивался вперед-назад. Генерал наклонился над прооперированным сталкером, приподнял ему веко.

— Да он сейчас сдохнет у тебя! — Обогнув стол, он яростно тряхнул Ботаника за ворот. — Встать! Капельницу сюда!

На аппаратуре жизнеобеспечения по одному экрану поползла прямая линия, раздался тонкий сплошной писк.

— Бегом! — заорал генерал в лицо медленно поднимающемуся лаборанту. Ботаник вздрогнул и закрутил головой.

— Там! — Протасов выкинул руку в сторону, указывая в угол между столом и шкафом с артефактами. Под дверцей до сих пор валялись осколки. В углу стояла рогатина капельницы с укрепленными наверху перевернутыми бутылками, от одной вниз тянулась прозрачная трубка.

Ботаник завозился, отодвигая стул, потянул рогатину, она поехала — ножки были на колесиках. Генерал тем временем взял с влажной салфетки одноразовую иглу, одним движением вскрыл упаковку. Ножницами разрезал рукав на правой руке потерявшего сознание Куряги, ловким, точным движением, свидетельствующим о большой практике, вогнал иглу в просвечивающую сквозь кожу вену, закрепил пластырем. Ботаник уже подкатил капельницу. Генерал соединил трубочку с иглой, подкрутил дозатор, висящий под крышкой бутылки с физраствором. По трубочке весело покатились капли.

— Следи за ним! — приказал генерал и сам встал над сталкером, глядя то на обескровленное лицо и белые губы, то на зеленые мониторы. На бегущей по одному из экранов прямой иногда вспухали дуги, но маленькие и редкие. Писк из постоянного стал прерывистым. — Мясо… — желчно пробормотал Протасов. Он оттолкнул Ботаника, так что тот чуть не упал, рванул одну из дверец в тумбе операционного стола и взял с полки электрошок. За прибором потянулся скрученный спиралью провод. Приложив «утюги» к груди сталкера, Протасов кивнул сам себе: — Разряд! Ботаник вздрогнул, как от удара. Тело Куряги дернулось.

— Еще разряд! — процедил генерал. Снова раздался треск, и свободовец подпрыгнул в ремнях.

Переменный писк сменился постоянным, затем запищал другой аппарат, и еще одна синусоида превратилась в прямую. Генерал бросил «утюги» на голую грудь мертвого свободовца, почти лишенную волос, сгреб провода в пучок и сдернул электроды. Быстрым шагом прошел к жизнеобеспечивающей аппаратуре и несколько раз щелкнул тумблерами. Тонкий, звенящий, как гудение комара, писк смолк.

Ботаник судорожно вздохнул, вжимаясь в угол между столом и шкафом с артефактами.

— Швабра в туалете, убери все, — бросил генерал лаборанту, который смотрел на него глазами, полными ужаса, и быстро вышел из лаборатории.

Цыган проводил мясника равнодушным взглядом — последние события вогнали его в какой-то ступор, кажется, он вообще разучился чувствовать, в душе была одна сосущая пустота.

На стуле между дверью и клеткой уже сидел новый охранник в халате. Когда генерал вышел, он поднялся, берясь за «скар».

— Выходи, выполняй приказ, — низким голосом, в котором чувствовалось раздражение, велел он. Ботаник выглянул из-за шкафа.

— Туалет там, — военстал ткнул стволом в сторону узкой металлической двери за клеткой, в торцевой стене, — губки, дезинфекция — все там. Шевелись, дважды говорить не буду.

Пришли военсталы и вынесли тело свободовца. Ботаник, закончив драить стол, принялся скрести пол шваброй. В лаборатории было тихо, лампы дневного света под потолком едва слышно гудели, журчала вода, алыми ручейками уходящая в отверстие водостока, пахло хлоркой. Цыган встал, и сидевший на стуле охранник поднял голову. Это был крепкий парень в белом халате поверх «цифрового» камуфляжа, на ботинках голубые бахилы, тонкие губы крепко сжаты, вокруг глаз сеточка ранних морщин, на низком лбу под коротким чубчиком — длинный рубец со следами швов. На коленях у него лежал «скар», и правая рука военстала покоилась на цевье. Рамир оценил расстояние между клеткой и стулом — нет, не дотянуться.

— Сколько наших он уже разделал, этот мясник, а, Ботаник? Лаборант вздрогнул, рассеянно поднес средний палец к носу, но очков не нашел.

— Разговаривать запрещено! — сказал охранник.

— Ты скорбишь, Ботаник? — продолжал Цыган, взявшись за прутья и прижимаясь лицом к решетке.

Ботаник еще больше ссутулился и быстрее зашаркал шваброй по кафелю, смывая кровь.

— Заткнись! — Военстал вскочил, наставив на Рамира оружие. Не обращая на охранника внимания, тот заговорил задушевно:

— Куряге он вырезал печень, Ботаник. Мне завтра вместо сердца «каплю» вошьет, Мерзости — «батарейку» вместо мозгов… И ты будешь смотреть на это, Вова? Подавать скальпель этому мясни…

Ствол автомата с размаху уперся Цыгану под подбородок, так что наемник прикусил язык.

— Еще одно слово, сука, и он будет твои мозги со стенки соскребать, — прошипел военстал.

Рамир опустил взгляд на искаженное ненавистью подвижное молодое лицо, играющие на скулах желваки. Ствол продавливал горло, и говорить было тяжело, но он все же выдавил:

— Остынь, приятель… Серые глаза военстала сузились, морщины в уголках стали глубже.

— Кровосос тебе приятель, сука! Если бы не приказ генерала, я бы лично вырвал тебе сердце! Цыган шагнул назад, к стене, потирая шею.

— Я брата твоего убил, что ли? Чего ты на меня накинулся?