В непосредственной близости - Уильям Голдинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я отшатнулся от двери, разгоняя рукой дым, попытался вытереть глаз — и разглядел на руке цвет залепившей его субстанции. Я рванулся на палубу, к поручням, где стоял мистер Джонс, успел наклониться через них, и меня вырвало.
— Вы ранены, мистер Тальбот? В вас стреляли?
В ответ меня снова вырвало.
— Ответьте же, мистер Тальбот! Вы ранены? Что случилось?
До меня донесся голос помощника поверенного, мистера Боулса:
— Мистер Джонс, Виллер — слуга — застрелился в каюте, которую в настоящее время занимает мистер Тальбот.
Ему ответил спокойный и непонимающий голос мистера Джонса:
— Зачем он это сделал, мистер Боулс? Ведь он спасся из пучины. Он самый везучий. О нем, можно сказать, само провидение заботилось.
Ноги мои подкосились. Я опустился на палубу, и на меня накатилась волна слабости; голоса удалились.
Я пришел в себя, распростертый на спине. Голова моя лежала у кого-то на коленях. Лицо мне обтирали холодной водой. Я приоткрыл глаза, разглядывая яркие солнечные зайчики на деревянном потолке. Похоже, меня уложили на скамью в пассажирском салоне. Надо мной раздался голос мисс Грэнхем:
— Бедный юноша. Он гораздо впечатлительнее, чем воображает.
Движения маятника не прекращались. С меня, оказывается, сняли сюртук, развязали галстук и раскрыли ворот рубашки. Я медленно сел. Колени принадлежали миссис Брокльбанк.
— Думаю, сэр, вам следует немного полежать.
Я начал произносить фразу, заключающую в себе бесконечные благодарности и извинения, но мисс Грэнхем была настроена решительно:
— Лежите и не двигайтесь, сэр. Селия принесет подушку.
— Благодарю вас, мисс Грэнхем, но, поверьте, я в состоянии идти.
— Идти?
— Ну да, к себе в каморку… каюту то есть.
— Это крайне нежелательно. Во всяком случае, сейчас.
Лучше всего из произошедшего мне запомнилась субстанция, залепившая мне глаз. Я сглотнул и посмотрел на руку. Ее вымыли, но на коже остался неуловимый след того, что было, видимо, остатками засохшей крови и мозгов. Я сглотнул. Теперь я понял, что лишился крова. Удивительно, но бесприютность огорчала меня сильнее всего прочего, и я с трудом сдерживал слезы — слезы об утрате этой каюты — или другой такой же, — где я провел столько часов… Каких там часов? Столько недель и месяцев скуки! Но в койке, которая когда-то принадлежала мне, теперь лежала Зенобия, а о каюте Колли нечего было и думать.
— Я, кажется, потерял сознание, и безо всякой причины. Дамы, приношу вам искренние…
— Вам полегчало, мистер Тальбот? — спросил Чарльз Саммерс.
— Благодарю вас, я совершенно оправился.
— Он еще плох, мистер Саммерс!
— Мисс Грэнхем, мне нужно задать ему несколько вопросов.
— Ни в коем случае, сэр!
— Поверьте, мадам, я сожалею, но это необходимо. Поймите, в подобных случаях дело ведется официально, и откладывать ничего нельзя. Итак, мистер Тальбот, кто это сделал?
— Мистер Саммерс, однако же!
— Простите, мисс Грэнхем. Итак, сэр? Вы слышали вопрос или мне повторить? Чем быстрее вы ответите, тем быстрее наведут порядок в каюте Колли… то есть вашей.
— Наведут порядок? Сэр, так говорят люди сухопутные. Вам следовало сказать — «отдраят».
— Ну вот, мадам, он и поправился. Мистер Тальбот, как я уже спросил — кто это сделал?
— Черт! А то вы не знаете. Он сам!
— Вы это видели?
— Да. Не напоминайте!
— Право же, мистер Саммерс, ему нужно…
— Прошу вас, мисс Грэнхем. Еще один вопрос, и все. Виллер сам вызвался вам прислуживать. Он не дал вам повода… У вас нет никаких предположений о том, почему несчастный так поступил?
Я задумался. Мысли мои об этом мерзком происшествии были убогими и путаными.
— Нет, сэр. Ничего такого.
И сразу, словно сработала отдача, я вспомнил о том обстоятельстве, что мне некуда идти.
— О Боже! Куда мне теперь деваться? Куда идти?
— Ему нельзя возвращаться в каюту, мистер Саммерс! Это же невыносимо!
Чарльз Саммерс смотрел на меня сверху вниз. С тоскливым чувством утраты и боязнью, что оно перерастет в настоящую боль, я прочитал на лице его явное чувство неприязни.
— Мне снова нужно создать для вас особые условия, мистер Тальбот. В офицерскую кают-компанию пассажиров мы, как правило, не допускаем. В конце концов, мы, офицеры, имеем право на отдельное помещение. Но в вашем случае обстоятельства весьма необычные. Если можете справиться с качкой, пойдемте. Я найду вам место.
— Мистер Тальбот, прошу вас, поосторожнее!
Чарльз Саммерс повел меня вниз, то и дело останавливаясь и поджидая меня, потому что резкий крен затруднял спуск. Он отворил дверь в кают-компанию и жестом пригласил меня войти. Это оказалось просторное помещение (из него вело несколько дверей) с длинным столом и множеством различных приборов и предметов, коих назначение у меня не было ни времени, ни желания изучать.
Освещалось все это, насколько я понял, нижним рядом кормовых иллюминаторов.
— Но ведь здесь могли бы уместиться все офицеры, а пользуются этим помещением только трое — вы, Камбершам и Бене.
Он молча распахнул одну из дверей, за которой оказалась пустая койка; на тонком матраце лежали свернутые одеяла.
— Это — для меня?
— Ненадолго.
— Ну и теснота!
— А чего вы ожидали, мистер Тальбот? Это помещение вполне устраивало вашего друга Девереля и так же устраивает вашего нового друга Бене. Оно предназначено, сэр, для простых лейтенантов, для бедняг, не имеющих никаких видов на будущее, никаких надежд; для людей, которых в любой момент могут вышвырнуть с места, чтобы заменить…
— Дорогой мистер Саммерс!
— Не спорьте, сэр. Теперь, когда вы нашли новый объект для вашего покровительства, я могу говорить с вами без излишней щепетильности.
— Моего… чего?
— Покровительства, которое вы мне обещали, но которого лишили, как видно из…
— Да о чем вы?! Здесь какое-то ужасное недоразумение! Никогда я не обещал вам покровительства, ибо просто не в состоянии его оказать!
Старший офицер коротко и зло рассмеялся.
— Понимаю. Что ж, неплохой способ покончить с делом. Вот так. Значит, все теперь ему.
Я ухватился за дверь, чтобы очередной прыжок судна не швырнул меня через всю кают-компанию.
— Кому — ему?
— Мистеру Бене.
— Вы говорите загадками. Какое мистер Бене имеет к нам отношение? Откуда вообще вам взбрела мысль, что у меня в кармане завалялась для кого-то должность?
— Так вы не помните? Или вам удобнее забыть?
— Лучше бы вам объясниться. Что именно я сказал и что я вам обещал?
— Если вы забыли, то напоминать мне неловко.
— Последний раз — пока у меня голова не лопнула — о Господи! Последний раз спрашиваю: объясните вы мне наконец, что я такого сказал?!
— В вашей старой каюте, когда мы говорили о Колли, я сказал: «У меня нет покровителя». Вы тут же ответили: «Не будьте так уверены, мистер Саммерс!». Это ваши слова — отрицайте, если хотите!
— Но это же не предложение покровительства! Я лишь хотел выразить свое уважение, искреннее желание завязать с вами дружбу. А оказывать вам покровительство — это настолько же выше моих возможностей, насколько недостойно вас.
— Не продолжайте. Я ошибся в нас обоих. Желаю вам хорошего дня.
— Мистер Саммерс! Вернитесь!
Долгая пауза.
— Зачем, сэр?
— Вы меня вынуждаете… Однако же, какая конфузия! А корабль — вот черт! — может утонуть. Что за смехотворное положение для нас обоих! Но хватит об этом. Дневник, который я вел для крестного и в котором, по-вашему, нет ничего, кроме жалоб на капитана, — прочтите его, если вам угодно. Этот дневник ляжет перед крестным, перед титулованной особой, имеющей большое влияние в правительстве. Он прочтет каждую страницу. Возьмите его, сэр, разрежьте парусину, прочтите все до последнего слова. Я… Вы найдете там настоящий панегирик в вашу честь. Едва ли есть страница, на которой ваше имя, поступки, ваш характер не упоминались бы со словами уважения, и, смею сказать, восхищения и преклонения. Это все, что я мог для вас сделать — и сделал.
Повисла долгая пауза. Мы не смотрели друг на друга. Наконец Чарльз хрипло произнес:
— Что ж, мистер Тальбот, теперь вы знаете, что я недостоин ни вашего восхищения, ни вашей заботы.
— Не говорите так!
Мы стояли друг перед другом. Каждый из нас привычно упирался в пол распрямленной ногой, постоянно сгибая и разгибая другую. Несмотря на серьезность разговора — или же именно потому, — я остро ощущал комичность ситуации, но сейчас не время было это показывать. Мистер Саммерс заговорил дрожащим от волнения голосом:
— У меня нет семьи, мистер Тальбот, и жениться я не намерен. Но я способен на сильную и глубокую дружескую привязанность. Люди, как и канаты, имеют предел прочности. Потерять ваше покровительство, видеть, как более молодой человек, имеющий все преимущества, которых я лишен, поднимается на ступень, куда у меня нет надежды…