Хрущев. Творцы террора. - Елена Прудникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не зря все время говорю про образование. Обстановка, жизнь в стране были по-военному жестоки: говоря модным сейчас блатным языком, «умри ты сегодня, а я завтра». Бога «отменили». В этой ситуации единственным, что могло подавить в человеке зверя, оставалось образование, хотя и оно не очень-то помогало, но все же…
Нет, бывают и необразованные люди по-простому хорошие, добрые, кто же спорит. Были они и в «органах». Вот только «наверх» не выбивались, да и погоду не делали. А рядом с ними обитали развращенные властью над людьми отморозки. Сын Берии вспоминал: говоря о работе в ЧК в 20-е годы, его отец как-то обронил, что не знал ни одного чекиста, который бы действительно любил свою профессию и при этом не был мерзавцем.
О том, что собой представлял ОГПУ — НКВД, косвенно говорят данные самой же конторы. Согласитесь, что по численному составу органы внутренних дел не могут тягаться с армией. Даже учитывая пограничные и внутренние войска, РККА все равно была как минимум раз в десять больше. А теперь рассмотрим статистику преступлений. В этой статистике, конечно, черт ногу сломит, поскольку единообразие там и не ночевало: в одни годы в нее входили только политические преступления и приравненные к ним, в другие — вообще все преступления, но все же…
Впервые контора упомянула отдельной строкой своих работников в данных за 1930 год. Тогда к ответственности были привлечены 533 сотрудника ОГПУ, 69 — милиции и 3647 военных. В 1932 году соотношение уже другое: 1698 чекистов и 2778 военных. 1934 год: соответственно 2850 и 1923. 1935 год: 6249 и 5300 человек. За 1936 год статистики нет, и только в 1937 году мы получаем обратное соотношение: 3837 сотрудников НКВД и 14 239 военных, но там уже шли совсем другие процессы.
Как говорится в анекдоте: тенденция, однако…
* * *…Эти два документа ничего особенного собой не представляют. Просто две жалобы из огромного потока писем «во власть». Их безвестные герои вынырнули на мгновение из пучины жизни и снова канули туда, теперь уже навсегда. Судя по реакции на письма, ничего экстраординарного, типичные случаи. Обыкновенные…
Из письма заключенного Бардина на имя Молотова. 1932 г.
«Прошу вашего распоряжения о рассмотрении моего заявления и принятия соответствующих мер, так как зам. начальника Управления Карлага ОГПУ т. Корниман ведет себя не совместно с поведением члена ВКП(б) и сотрудника ОГПУ. Так, 9/IV-32 года во время конвоирования моего этапа з/к, он встретился в дороге и ни за что оскорбил меня (обругав матерщиной) в присутствии з/к, которых я конвоировал, и после этого в наказание приказал меня исключить из ВОХР. 10/IV с. г. т. Корниман, взойдя в штаб ВОХР, ни за что избил делопроизводителя ВОХР з/к Горового, а кроме того, им нанесена масса оскорблений, а подчас и побоев заключенным, что можно выяснить только на месте, т. к. заключенные жаловаться боятся, потому что он начальник… Подобного рода издевательские поступки со стороны Корнимана проявляются больше всего к з/к, осужденным по бытовым и служебным статьям, и бывшим членам партии. К з/к, осужденным за контрреволюционные преступления, Корниман относится лучше, и подобных поступков к контрреволюционерам не проявляется. В целом Корниман относится хуже всего к организации ВОХР, т. к. в этой организации исключительно осужденные по бытовым статьям и бывшие члены партии ВКП(б) и ВЛКСМ, т. е. люди, по соц. положению более близкие к существующему строю и попавшие в заключение по ошибке или малограмотности» [Письма во власть. 1928–1939. М., 2002. С. 182.].
Все-таки ничто не может сравниться с подлинным документом. Каждый из них — моментальная фотография времени. Оказывается, в 1932 году конвоиры лагерей набирались из заключенных — ну кто бы сейчас додумался до такого выверта организационной мысли советской власти? ВОХР значит «вооруженная охрана» — выходит, им и оружие давали? Что, зэков охранять уже совсем никто не шел?
А Корниман этот — кто такой? Ну, почему бьет морду зэкам — понятно: он сильный, они слабые, как не дать? А почему он не трогает «контрреволюционеров», хотя вроде бы полагалось наоборот? То ли сам такой, то ли побаивается: «контрики» имели привычку, чуть что, строчить жалобы во все инстанции, а «социально близкие» — люди безответные… Кстати, в результате расследования жалобы товарища Корнимана из органов все-таки вышибли «в распоряжение местной парторганизации» — ротация кадров, почти по Дзержинскому. Как уж там парторганизация распорядилась столь ценным кадром, неведомо…
Еще один штрих — это уже из самых «низов» ОГПУ, из практики тех сотрудников, что работали с секретными агентами.
Из письма студента Пучкина А. В. Луначарскому. 1929 г.
«Я самый обыкновенный, беспартийный человек, студент-медик III курса Томского университета, сын деревенского фельдшера, теперь уже покойного… В 1925 году я по окончании в своем селе … школы II ступени был назначен учителем в соседнее село. Мне было в то время 20 лет, жизни я еще не знал, жил все время с матерью. И вот я вскоре подвергся грубому допросу со стороны агента ГПУ, который с револьвером в руках заставил меня подписать согласие на службу тайным агентом… Я отказывался. Ничего не слушая, агент кричит, что сейчас возьмет и увезет меня в г. Барнаул (в 30 верстах), где я найду скорую кончину в подвале. Таким образом он вынудил у меня подпись. С этого и началось все.
Через 2 месяца приезжает другой агент и требует от меня доносов. У меня их нет. Я прошу освободить меня от этой работы… Обещает расстрел в случае отказа и уезжает. Потом я встретил его у себя в селе. Опять начались те же пытки. В это время я уже готовился для поступления на медфак. Он об этом уже знает и обещает стать на дороге. Все-таки в августе м-це 1926 г. выдерживаю конкурсный экзамен и зачислен на первый курс медфака…»
В общем, в Томске продолжалось то же самое — вызовы в ГПУ, угрозы, которые никогда не исполнялись… С парня не слезали до самого 1929 года.
«Куда обратиться за помощью? Кто может повлиять на дела этого учреждения? К прокурору, который помещается в одном здании с ГПУ, и, конечно, ему все незаконные дела известны — я думаю, обращаться бесполезно. И вот решил обратиться к вам, товарищ Луначарский…»
Результаты этого обращения неизвестны. Судя по тому, что письмо было обнаружено среди бумаг Луначарского, без сопроводительных надписей, результата не было никакого.
Это все тоже ростки, из которых вырастет «тридцать седьмой год». Этот парень оказался крепким, а другие были не таковы. Отсюда берут начало эти шизофренические процессы, о которых шла речь чуть раньше, «агентурные разработки», из которых потом «тройки» собирали свой конвейер смерти. Эти милые ребята ведь тоже никуда не делись, остались в «органах» вместе со своими методами и, может статься, даже доросли до следователей, остался и их осведомительский аппарат…