1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Махеш Йоги, называвший себя «махариши» — «великий мудрец», — нашел формулу мгновенной медитации, которая, как он обещал, позволит достигать самадхи — состояния святости; при нем сознание расширяется без трудностей, сопряженных с постом и бесконечными молитвами. В результате его деятельности тысячи европейцев стали адептами «трансцендентальной медитации», прежде чем он приехал в 1968 году в США; с ним пришло увлечение индийской одеждой и музыкой. Многие знаменитости, включая «Битлз» и «Бич бойз», стали последователями махариши Махеш Йоги. «Битлз» даже отправились в Индию, чтобы провести там три месяца, занимаясь медитацией под руководством махариши. Однако Ринго Старр, всегда считавшийся наименее интеллектуальным участником квартета, вернулся вместе с женой Маурин в свой особняк близ Лондона через десять дней, удрученный условиями, в которых пришлось им жить у великого мудреца. «У нас с женой есть свои причуды относительно питания, и мы не любим острую пищу», — объяснил Ринго.

Так как махариши возражал против употребления ЛСД и настаивал на том, чтобы молодежь не уклонялась от призыва, он не пользовался большим авторитетом у Гинзберга, поэта и певца с большим «стажем». Гинзберг продолжал петь, вести борьбу против войны, защищать права гомосексуалистов и выступать в поддержку использования галлюциногенных наркотиков.

К 60-м годам Гинзберг стал одним из наиболее почитаемых поэтов среди живущих. Его приглашали выступать по всему миру, хотя во многих странах, которые ему довелось посетить, в том числе в Соединенных Штатах, Советском Союзе, на Кубе, в Чехословакии и Италии, его высказывания создавали ему трудности.

Доброта Гинзберга была широко известна, и о нем до сих пор вспоминают в Ист-Вилледже (Нью-Йорк), в том квартале, где он жил, как о вежливом, воспитанном джентльмене. Его пронизанные страстью стихи, начиная с самой первой публикации, заслужили противоречивые оценки, но многие считали его поэзию блистательной. Иногда он выступал вместе со своим отцом, Луисом, также писавшим стихи. Луис, школьный учитель из Нью-Джерси, писал лирические стихи с четкой структурой, часто в форме рифмованных двустиший. Отец и сын любили и уважали друг друга, хотя Луис полагал, что сыну следовало бы избегать излишних вольностей в отношении формы. Он также считал, что Аллену не стоит использовать лексику, которая шокирует людей. Отцу хотелось бы, чтобы сын был чуть менее откровенен насчет своей гомосексуальности. Но таков был Аллен, и тут уж ничего поделать было нельзя. Он открыто говорил о том, кого он любит, кого хочет и как именно. Однажды он зашел чересчур далеко и упомянул о развлечениях своего отца, которым тот предавался на стороне; тогда Луис заставил его удалить эти строки. Их совместные выступления в эпоху «разрыва между поколениями» воспринимались как грандиозные шоу. При этом Луис носил костюм из твида, а Аллен — рубаху и бусы.

В 1966 году они появились в родном городе Гинзберга Патерсоне (штат Нью-Джерси). Луис читал для своих местных поклонников, а его более знаменитый сын исполнял политические стихи, а также стихотворение о Патерсоне. Они рассказывали о том, как днем раньше посетили водопады на реке Пассейк (Луис называл это «поделиться сокровенным моментом»). Тут Аллен (он всегда добавлял подробности, о которых не спрашивали) сказал, что, будучи возле водопада, курил марихуану и это очень обогатило его опыт. На следующий день мэр Патерсона Фрэнк К. Грейвз, ссылаясь на то, что к нему поступило множество звонков по поводу публичного признания в употреблении наркотиков, получил распоряжение суда на арест Гинзберга-младшего. В итоге полицейские нашли и арестовали человека в очках и с бородой, приняв его по ошибке за поэта. А Гинзберг в это время благополучно вернулся в Ист-Вилледж.

К 1968 году, когда они появились вместе в Бруклинской музыкальной академии, бородатый хиппи, курящий травку, стал более привычной фигурой, хотя вдвоем они по-прежнему выглядели необычно. Луис начал с каламбура, а Аллен — с пения мантры, которая, как писал обозреватель «Нью-Йорк тайме», была длиннее любого его стихотворения. Они закончили вечер семейной ссорой по поводу недавнего случая с Леруа Джонсом, попавшим в тюрьму по обвинению в незаконном хранении огнестрельного оружия. Для сына было очевидным, что чернокожий драматург пострадал невинно и обвинение было ложным, а для отца — нет. Слушатели также разошлись во мнениях, и оба Гинзберга встретили поддержку аудитории.

Леруа Джонс также принадлежал к числу поэтов, пользовавшихся популярностью у поколения 1968 года. Его строчка «Лицом к стене, ублюдок, это ограбление!» приобретала все большую известность. В 1967 году «группа единомышленников» из Ист-Вилледжа назвала себя «Ублюдки», воспользовавшись словом из стихотворения Джонса. «Группа единомышленников» вела напряженные интенсивные интеллектуальные беседы: это был своего рода уличный театр, предназначенный для привлечения внимания журналистов (подобные акции очень хорошо удавались Эбби Хоффману). Во время забастовки нью-йоркских мусорщиков «Ублюдки» перевозили мусор на метро (он кучами лежал на тротуарах, распространяя сильный запах) в недавно открытый Линкольн-центр.

Поэтом, чьи книги пользовались огромной популярностью, был Род Маккуин. Он создавал маленькие изящные ритмизированные остроты и читал их дребезжащим голосом, который наводил на мысли либо об эмоциях чтеца, либо о бронхите. Автор песен для Голливуда, чисто выбритый Маккуин отнюдь не принадлежал к числу битников. В начале 1968 года он уже продал двести пятьдесят тысяч экземпляров сборников неожиданно сентиментальных стихов. Два сборника его стихов, «Стэниен-стрит и другие горести» и «Внимайте теплу», продавались быстрее, чем какие-либо книги из списка бестселлеров в «Нью-Йорк тайме». С характерной для него скромностью и прямотой он сказал в интервью 1968 года: «Я не поэт; я лишь нанизываю слова». Когда он заболел гепатитом, поклонники сотнями стали присылать ему мягкие игрушки. Многим он и его почитатели казались невыносимыми.

Если автора песен можно считать поэтом, то в 1968 году на эту роль были кандидаты и посерьезнее, чем Маккуин. Боб Дилан определил свою позицию, выбрав сценический псевдоним Дилан. Тем самым устанавливалась некоторая связь между его ясно выраженным лиризмом и лиризмом валлийского поэта Томаса Дилана. Группа «Дорз» («Doors») взяла свое название из строчки Уильяма Блейка: «Врата познания» («The doors of perception»). В журнале «Лайф» ведущий певец этой группы Джим Моррисон был назван «прекрасным поэтом и прекрасным актером», конкретно же — «даровитым поэтом в черных кожаных штанах». Не имело значения то обстоятельство, что слова не всегда передавали суть, если их не сопровождали произвольные выкрики Моррисона. Пола Саймона и Арта Гарфун-келя, чьи баллады отличались лиризмом и были полны метафор и образов, многие их поклонники считали поэтами. Но Пол Саймон, занимавшийся сочинением текстов песен, относился к этому скептически. «Я пытался заниматься поэзией, но это не имело ничего общего с моими песнями... Однако тексты популярных песен настолько банальны, что, если в вас есть искорка интеллекта, вас назовут поэтом. И если вы скажете, что вы не поэт, люди подумают, что вы принижаете себя. Но те многие, которые назовут вас поэтом, не знакомы с поэзией. Таковой они считают нечто вроде Боба Дилана. Они никогда не читали, скажем, Уоллеса Стивенса. Вот Стивенс — это поэзия».

С другой стороны, некоторые сомневались в том, что Гинз-берг является поэтом, а в том, что Эзра Паунд — поэт, не сомневался никто. Паунд, порождение времени, когда только формировалась поэзия двадцатого века, ныне восьмидесятилетний старик, доживал свои годы в Италии. Несмотря на его фашистские и антисемитские взгляды, его имя и имя его политически консервативного протеже Т.С. Элиота сохранялись в списке явлений культуры, актуальных для поколения 1968 года. Даже если не углубляться в исследование поэзии, преемственность была очевидной. Если бы не было Паунда, то не было бы и Элиота, а также Дилана Томаса, Лоренса Ферлингетти, Аллена Гинзберга. Или они писали бы совсем по-иному.

В этом смысле Гинзберг ощущал себя должником Паунда, поэтому он, еврейский поэт (или, как он сам любил говорить, еврейский буддийский поэт), хотел посетить Паунда. Когда в

1967 году в Венеции ему это удалось, он не стал читать свои стихи. Вместо этого после обеда он свернул самокрутку, набил ее марихуаной и, не давая никаких пояснений, закурил. Затем он включил для старшего поэта записи: «Yellow Submarine» и «Eleanor Rigby» «Битлз», «Sad-eyed Lady of Lowlands», «Absolute Sweet Marie» и «Gates of Eden» Боба Дилана и «Sunshine Superman» Донована14. Слушая, Паунд улыбался; казалось, некоторые строки ему нравятся; он постукивал своей палкой с набалдашником из слоновой кости в такт музыке, однако не сказал ни слова. Позднее Ольга Радж, давняя спутница жизни старого поэта, уверила Гинзберга, что если бы ему не понравилось предложенное и он не принял бы его, то просто бы вышел из комнаты.