Капитан Ришар - Александр Дюма

— Брат…

— У меня было большое желание позвать тебя, когда я падал, и сказать в двух словах то, что сейчас так долго рассказываю, но подумал, что, позвав тебя, я погубил бы тебя вместе с собой, и промолчал.

— Да, да! Но я заметил твое отсутствие…

— И вернулся, как преданный брат! Я не благодарю тебя, Луи: то, что ты сделал для меня, и я сделал бы для тебя, но в твоем возвращении я увидел благословение Неба, которое позволит мне, может быть, исправить мой грех… Эта молодая девушка, которую я обесчестил, взял силой, надругался над ней, — считай как хочешь! Я был пьян от пороха, от гнева! Так вот, у этой девушки был жених; его звали Фридрих Штапс — это он хотел убить императора в Шёнбрунне.

— Штапс?

— Увы, да!.. Это похоже на роман. Этот Фридрих Штапс, увидевший меня на одном из собраний иллюминатов, — мне некогда рассказывать тебе, как я там очутился, — позвал меня к себе в тюрьму. Я пришел туда. Он попросил меня проводить его до места казни и там, когда он будет мертв, снять с его груди медальон и прочитать бумагу, которая будет у него в правой руке; прочитав эту бумагу, я должен был передать ее полковнику, председателю военного суда, приговорившего его к смерти. Я все ему обещал и проводил его до места казни; он упал, простреленный пятью или шестью пулями.

— А ты взял портрет?

— А я взял портрет и прочел бумагу… Это был портрет Маргариты Штиллер!

— О!

— Погоди… На бумаге было написано три слова и подпись: «Я дарую помилование. Наполеон».

— Брат!

— Ты понимаешь, он не хотел этого помилования! Что он стал бы с ним делать? Его возлюбленная была обесчещена мерзавцем… А этот мерзавец, брат, был я!

— Поль! Поль!

— А этот мерзавец, брат, был я! — повторил Поль. — Теперь слышишь? Если я умру, ты мой наследник; у каждого из нас около двухсот тысяч франков состояния; тебе не нужны мои двести тысяч франков; поэтому я говорю тебе: «Брат, я не знаю, сумеешь ли ты отыскать эту женщину, но, вернувшись во Францию, ты ведь потом отправишься в Германию, не так ли?

— Да, брат.

— Ты разыщешь Маргариту Штиллер. Ее отец, повторяю, был пастором в Абенсберге в тысяча восемьсот девятом году.

— Да, брат.

— Когда ты ее найдешь, то скажешь ей, что со мной случилось, как Бог меня покарал, как в заброшенной избе под вой волков я поведал тебе об этом гнусном происшествии, как ты мне обещал искупить мою вину, насколько возможно искупить подобное преступление, и отдашь ей все мое состояние. Чтобы помочь тебе узнать ее, вот портрет.

И он снял со своей груди медальон, взятый у Штапса.

Луи повесил себе на грудь цепочку, сплетенную из волос, и сказал:

— Будь спокоен, брат!

— Дай твою руку, — произнес Поль.

— Вот она.

— Теперь постарайся заснуть: тебе понадобятся все твои силы завтра.

— Разве я смогу заснуть?

— Постарайся! Я тоже постараюсь.

Луи встал, подбросил охапку еловых и лиственничных веток в костер, готовый вот-вот угаснуть; потом, взяв раскаленную головню, он швырнул ее в самую гущу волков: привлеченные жареным мясом, но сдерживаемые на расстоянии огнем, они полукругом расселись вокруг избы, другие же подошли и стали нюхать запахи через отверстия между досками.

Испуганные раскаленной головней, оказавшейся среди них, волки с воем разбежались.

От костра шел большой отсвет; Луи завернулся в свой плащ и улегся рядом с братом, намереваясь бодрствовать. Но через четверть часа усталость и потребность в сне, такая настойчивая в молодости, сначала перепутали все предметы перед глазами, а мысли в голове, затем все стало неясным и расплывчатым, наконец все погасло: он спал.

Когда забрезжил свет, он проснулся от прикосновения руки.

Он раскрыл глаза: это был Поль, будивший его.

— Брат, — сказал раненый, — я хочу пить!

Луи протер глаза, собрался с мыслями, взял кобуру, служившую ему фляжкой, и отправился к овражку.

Едва он вышел из избы, как услышал позади себя выстрел.

Он бегом вернулся обратно, охваченный мрачным предчувствием.

Поль, понимая, что со своим разбитым бедром он станет помехой для брата, застрелился.

XV

ДНЕПР

Луи Ришар не ошибся в своих предположениях, направляясь к северу: Ней преследовал одну цель — сбить русских с его следа; глухой ко всему, что его окружало, отворачиваясь, чтобы не видеть умирающих; затыкая уши, чтобы не слышать криков раненых, он шагал прямо, не обращая внимания на град картечи и снарядов, как и на хлопья снега, скрывавшего следы, по которым он мог бы узнать свою дорогу.

Через три часа маршал остановился; он находился в брошенной деревне, какими были все деревни; через них прошли одна-две, а то и три армии: в домах там не осталось ни дверей, ни окон — все, что могло гореть, было сожжено. Поэтому, не желая задерживаться, до зари он снова тронется в путь. Днепр должен быть впереди. Но там, впереди, были русские. Он пойдет прямо на восток, потом свернет под прямым углом на юг и найдет реку.

Около девяти часов выстрелила пушка. Быть может, какой-нибудь корпус, зная, что он заблудился, по приказу Наполеона идет его искать?

Нет, залпы были слишком равномерными: это русские празднуют победу в своем лагере.

Без лодок, без понтонов Нею и двум тысячам солдат, что у него оставались, надо было продолжать идти дальше, но по той же дороге следовали также восемьдесят тысяч всадников! Ней не мог избежать встречи с ними.

Артиллерийская стрельба возвещала о предстоящем взятии в плен Нея с его войском…

Маршал объяснил это своим солдатам.

— Теперь, — сказал он, — весь вопрос в том, как их обмануть: завтра мы двинемся до зари, завтра же до ночи соединимся с нашей армией!

Ночь в деревне прошла лучше, чем на равнине: хотя в разрушенных домах не было ни окон, ни дверей, все же они представляли собой своего рода убежища.

В четыре часа утра офицеры без помощи барабанов и труб стали будить солдат.

Понадобился целый час, чтобы поднять этих несчастных и заставить их снова отправиться в путь, однако триста или четыреста человек так и остались там — ни просьбы, ни мольбы, ни угрозы не смогли заставить их подняться.

Вновь пошли по дороге, по которой они двигались накануне, забирая все время влево. Так они шли уже два часа, когда вдруг солдаты, находившиеся в голове колонны, остановились и, казалось, стали совещаться.

Ней поспешил к ним.

— Что случилось? — спросил маршал. — Что вас беспокоит?

Солдаты указали ему на красную точку среди снега, а над ней — столб черного дыма, поднимавшегося прямо в серое небо.

Не наскочили ли они на казачий аванпост?