Преступления и призраки (сборник) - Артур Дойл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Небрежно кивнув, миссис Клайв опять повернулась к своей подруге, и они продолжили животрепещущее обсуждение. А портниха, вновь окинув взглядом манекен и тщательно скрыв от заказчицы даже малейшие признаки иронической улыбки, торопливо покинула место действия.
* * *Дальнейший ее путь проходил через множество мелких магазинчиков на окраинных улицах города. Объединяло эти магазинчики одно: цены там были намного ниже, чем в любом аналогичном заведении на территории Вест-Энда. В одном из них был приобретен фуляр, в другом – подкладка, в третьем – пуговицы и нитки… Наконец, тяжело нагруженная обернутыми в коричневую бумагу пакетами, она втиснулась в омнибус[49] и доехала до Бромптона, где в тихом переулке на стене одного из маленьких двухэтажных зданий крепилась латунная табличка, указывавшая, что тут проживает и работает «Миссис Раби, портниха и костюмер».
В гостиной помощница, добродушного вида девушка с широким деревенским лицом, рыжеволосая и веснушчатая, склонилась над ручной швейной машинкой. Вокруг на большом столе высились стопки тканей, серые отрезы подкладочного материала, катушки ниток и рулоны тесьмы.
– Для кого это, Анна? – спросила миссис Раби.
– Для миссис Саммертон.
– Ох, будь с этим заказом поосторожней, пожалуйста. Ты же помнишь: характер у нее столь же специфический, как и формы. Спереди прямо, а на спине – та выпуклость, которой вообще-то место на груди…
– Я помню, – Анна прыснула. – Да не волнуйтесь так, миссис Раби: у нас же остались ее выкройки, все будет по фигуре… какая она там ни есть.
– Нам сейчас придется несколько дней не разгибать спины: я получила новый заказ, представляешь, на шелковое платье! Оно должно быть готово к понедельнику. Это материал, а еще мне нужно идти снимать мерку. Скажи, Анна… Мистер Раби дома?
– Да, вот уже полчаса.
– Где он?
– В задней комнате, где же еще ему быть.
Миссис Раби, тяжело вздохнув, прошла во вторую из жилых комнат. Там, у складного столика, пристроился за работой мужчина: невысокого роста и изящного телосложения, смуглый, черноволосый и чернобородый. В петлицу его домашней куртки почему-то был продет большой отрезок ярко-голубой ленты вроде орденской, производивший сейчас достаточно странный эффект.
Впрочем, сказать, что мистер Раби «пристроился за работой», можно было лишь условно: возле его локтя находилась коробка красок, а перед ним лежала овальная пластина слоновой кости, на которой он собирался изобразить миниатюру… Женщина снова вздохнула: ее муж собирался приступить к этому довольно давно – однако работа оставалась все на той же стадии.
Мистер Раби в данный момент был настроен воинственно – а это означало, что его обычная раздражительность и постоянное возбуждение возросли сверх всякой меры.
– Все это пустая трата времени, Элен, – сказал он, едва лишь его жена показалась на пороге. – Меня оставило вдохновение. Я ничего не могу по-настоящему хорошо нарисовать, пока у меня нет заказов.
– Дорогой, ну как же ты можешь получить заказ, если никто просто не знает, что ты за них берешься. Сделай что-нибудь для этого, Джон! Нарисуй что-нибудь… если хочешь, хотя бы мой портрет – мы повесим его на наружной двери, рядом с табличкой и…
– Твой портрет в качестве рекламы?! Да он любого клиента отпугнет! Заказчика нужно привлекать чем-то красивым, чем-то изящным, чем-то…
Женщина грустно улыбнулась:
– Да, Джон, тут ты прав… Что ж – тогда нарисуй меня такой, какой я была, когда мы встретились с тобой в первый раз…
– Я не умею рисовать по памяти. А в тебе нынешней осталось слишком мало от той девушки.
– Увы, дорогой, ты прав и тут. Но ведь ты отлично знаешь, что меня так изменило. Это были нелегкие двадцать лет…
– Ну ладно, да, ну, я не знаю, чем еще тебя убедить. Сегодня у меня, можно сказать, юбилей: целых полгода! Настоящий подвиг, я даже решил сам себя наградить, вот, видишь, орденская лента… Ты довольна?
– О да, Джон, мой милый, ты бросил пить – и да благословит тебя за это Господь!
– Ровно шесть месяцев с тех пор, как я в последний раз…
– И разве не стало тебе от этого лучше, разве не прибавилось здоровья и счастья для всех нас? Я всегда знала, что раз уж на той твоей работе, с теми сослуживцами, не удается избежать возлияний – значит, надо бросать такую работу и бежать, спасаться от таких друзей. Ах, если бы мы могли устроить это раньше… Но теперь у тебя больше нет таких соблазнов, правда же, Джон? Ведь теперь ты не конторский служащий, а тот, кем и должен быть: художник…
– Да, но, работая в конторе клерком, я получал деньги, а став свободным художником, не заработал пока что ни гроша. Не уверен, что, подавшись на твои уговоры, я сделал правильный выбор!
– Ах, родной, я готова обходиться без еды – лишь бы ты обходился без спиртного… Кроме того, мне ведь все-таки понемногу удается зарабатывать, и покамест мы можем продержаться на этом. А там, я уверена, ты понемногу составишь себе репутацию среди разбирающихся в искусстве клиентов…
– «Разбирающихся в искусстве»! Да что они смыслят в живописи, эти болваны, которым не хватает ума даже для того, чтобы мне позировать!
– Да, дорогой: может быть, болваны, может быть, тебе и вправду не так уж легко позировать – но ты должен найти их, потому что они сами никогда не найдут тебя. Разве я действую иначе? Только сегодня я услышала на улице разговор двух богатых бездельниц из тех, кого принято называть «настоящие леди», предложила им свои услуги – и вот, пожалуйста: у нас есть заказ на целых десять фунтов.
– Вот как? Что ж, признаю, тебе-то удается провернуть такие штуки!
– Не надо так, Джон… Да, сегодня утром я получила заказ. На материалы ушло пять фунтов и еще, не исключено, потребуется что-нибудь докупить – но не более, чем на фунт. Значит, наша прибыль составит никак не меньше четырех фунтов.
Женщина прошла к массивному, но обшарпанному секретеру, вынула из кармана ключ, открыла ящик и достала оттуда оловянную шкатулку. Ее она отперла другим ключом.
– У нас уже есть целых пятнадцать фунтов… даже немного больше, – миссис Раби задумчиво переворошила небольшую кучку золотых монет на дне шкатулки. – Скоро мы преумножим их до двадцати, и тогда… Тогда, думаю, я смогу позволить себе нанять еще одну помощницу – и наше маленькое ателье…
Она осеклась, заметив, что ее муж тоже смотрит на это золото задумчивым взглядом – но совсем по-иному.
– Странное дело, дорогая: ты полностью уверена, что вправе распоряжаться этими деньгами по своему усмотрению – тогда как у меня, главы семьи, нет в кармане и полукроны?
– Мне очень жаль, что так получается, Джон, но тебе ведь и вправду лучше не иметь в кармане ни полукроны, ни даже половины шиллинга[50]. И ты знаешь, почему. Искушение может оказаться слишком велико…
– Так или иначе, я настаиваю на том, что являюсь главой семьи. Нашей с тобой семьи, Элен. Так как же ты можешь не допускать меня к ключам и лишать возможности иметь деньги?
– Нет, нет, Джон: эти деньги заработала я и я же буду их хранить. Если ты хочешь, чтобы я тебе купила что-нибудь – скажи мне, и я это сделаю. Но то, что я сумела скопить, должно находиться в моих руках.
– Да, хороший же у нас получился разговор!
Мистер Раби повернулся к жене спиной и вновь склонился над заготовкой для миниатюры. Миссис Раби в высшей степени тщательно заперла свое маленькое сокровище на два ключа и вернулась в рабочую комнату. Едва лишь дверь закрылась за ней, как мужчина рванулся со своего места, подскочил к ящику стола и изо всех своих невеликих сил яростно дернул его… а потом, стараясь не поднять лишнего шума, повторил попытку… Но все оказалось напрасно: ящик не подался. Задыхаясь от негодования, глава семьи отпрянул назад и, проклиная все на свете, постарался вернуться к своим краскам и пластине слоновой кости.
Через несколько минут миссис Раби вышла из дому и направилась на Палас-гарден, чтобы снять мерку. Вернувшись, она немедленно направила всю свою энергию на пошивку платья. Сейчас был четверг, так что у нее оставалось только два с половиной рабочих дня, но она уже дала клиентке твердое обещание и намеревалась его сдержать, как она всегда держала свои обещания, если это вообще оказывалось по силам существу из плоти и крови.
В субботу утром все уже было готово к финальной примерке, после чего еще предстояла окончательная доработка – но миссис Раби не сомневалась, что, если примерка пройдет успешно, то к десяти часам понедельника она сможет принести заказчице полностью завершенное платье. Поэтому женщина старалась изо всех сил, кроила, приметывала, прострачивала, обрабатывала проймы и швы, сидела над работой допоздна и снова принималась за нее рано утром – вытачка там, вставка здесь, заново прошить, еще состыковать… Много было сделано того, что для мужского взгляда и слуха представляется подлинной бессмыслицей, но в конце концов из груды лоскутов причудливой формы было воздвигнуто самое величественное и при этом изящное сооружение, способное наполнить восторгом сердце любой женщины. Его составные детали были пока что предварительно сметаны друг с другом, а не окончательно сшиты – но общие контуры уже не вызывали сомнений.