Письма с острова Скай - Джессика Брокмоул

Дэйви, я не могу без тебя. Я не могу жить без тебя. Ты помнишь все те обещания и мечты, которыми мы делились во время войны? Приезжай и сделай их явью.

Мы отправимся туда, куда ты захочешь, поселимся, где захочешь. Эдинбург? Скай? Урбана, Иллинойс? С тобой я поеду куда угодно. Буду твоей женой, твоей любовницей, твоей подругой. Главное — твоей.

Я заколачиваю свой коттедж и отправляюсь в Эдинбург. После того как Финли уехал, махэр места себе не находит. Может, он вернется, если меня не будет на острове. Хотя бы это я в силах сделать для махэр. Ты приедешь в Эдинбург? Заберешь меня оттуда?

Каждый день я буду приходить в собор Святой Марии и ждать тебя. Не знаю, когда ты получишь это письмо, но обещаю: я буду тебя ждать. Каждый день, столько, сколько потребуется. Однажды я отступилась от тебя — в тот раз, когда в дверь вошел не ты, а Йэн. Больше не отступлюсь.

Я никогда не переставала любить тебя.

Глава двадцать восьмая

Маргарет

Эдинбург

Вторник, 1 октября 1940 года

Уважаемый мистер Грэм!

Надеюсь, Вы не сочтете меня дерзкой. Я захотела написать вам, чтобы выразить восхищение вашей книгой «Любимые сказки любимым детям». Хоть я уже много лет назад выросла из детского возраста, кое-что заставило меня читать между строк. Каждая Ваша сказка — целая история. Несомненно, в них присутствует аллегория, но еще и магия и поэзия. Эти сказки не только для детей.

Особенно меня захватила последняя — «Жена рыбака». Она полна чувства, как будто написана сердцем. И так напоминает нашу жизнь, когда мы ломаем голову над сложностями любви, не ведая, что она гораздо проще, чем нам кажется.

Я обратила внимание на тот факт, что Вы изменили окончание «Жены рыбака». Изначально история завершалась тем, что дух воды жертвует собой ради того, чтобы рыбак живым вернулся домой. Очень благородный финал. Но в напечатанной версии Вы заставили духа воды бороться за любовь Люсинды. Он дает ей шанс сделать собственный выбор. Возможно, такой вариант не столь благороден, зато ближе к реальности и преисполнен сожаления и надежды.

Мне известно, что сказки в этой книге — не единственное Ваше творение. Более двух десятков лет назад Вы написали историю любви в письмах. Эта история любви столь же волшебна, как Ваши сказки, или даже более, поскольку она случилась в реальной жизни. Но у этой истории нет окончания. Она прерывается на очень благородной ноте, оставляя слишком много вопросов. Двадцать три года спустя вопросы по-прежнему без ответа.

Мне кажется, Вы бы могли дописать эту историю. Вы один из двух лучших писателей, которых я знаю.

С искренним восхищением,

Лондон, Англия

5 октября 1940 года

Дорогая мисс Данн!

С тех пор как я впервые написал эти три слова, прошла, кажется, целая жизнь. Эта жизнь вела меня через океан и окопы, в ад и обратно, однако труднее всего мне дался тот «благородный финал». Неудивительно, что в конце концов я передумал.

Первоначальный вариант существовал в единственном экземпляре. Прошу Вас, напишите: как она?

Эдинбург

8 октября 1940 года

Дорогой мистер Грэм!

Она задается вопросами и последние двадцать три года гадает, почему Вы перестали писать. Почему Вы не отвечали на письма, которые она посылала Вам после возвращения Йэна? Почему Вы исчезли? Моя мать никогда не рассказывала мне ни о Вас, ни о своей жизни до моего рождения. Но я видела, как давят на ее плечи бремя сожалений и годы вопросов и ожидания. Эта война потрясла маму. Заставила вспомнить ту, другую войну, так она сказала. Заставила вспомнить то, что нашла и потеряла. По ее словам, война импульсивна, и можно остаться ни с чем, кроме призраков.

Может быть, с моей стороны слишком большая смелость писать незнакомому человеку, но у меня такое ощущение, будто я знаю Вас. Это потому, что я прочитала все письма, которые мама прятала в стене с тех пор, как закончилась прошлая война. Мы с Вами никогда не встречались, но мне представляется, что мы похожи. Я так же любознательна, так же бесстрашна, так же ищу свое место в мире. Мне кажется, я понимаю Вас. И я могу понять, когда задают вопросы, но когда уходят, даже не оглянувшись на прощание, — не понимаю. Почему Вы так сделали?

С уважением,

Лондон, Англия

11 октября 1940 года

Дорогая Маргарет!

Я не переставал писать ей. Я не мог. О «благородном финале» я пожалел в тот же миг, как сочинил его. Я писал ей письмо за письмом, но безответно. Да и зачем ей было отвечать, когда к ней вернулся муж? Зачем, когда у них появился второй шанс? Зачем ей было отвечать, когда у нее появилась дочь — Вы?

Она никогда больше мне не писала, зато написал он, Йэн. Попросил прекратить. Попросил больше не слать ей письма.

В письме говорилось, что, когда он вернулся, она обрела счастье. Они начали все заново, оба очень стараются, и у них даже есть ребенок, чего она, по словам Йэна, очень хотела.

И все это звучало очень логично. К чему ей мальчишка вроде меня? Мальчишка, который никак не может успокоиться и повзрослеть? Который не хочет заводить семью, как хотелось бы ей? Разумеется, она обрадовалась, когда Йэн вернулся домой.

Но извиниться я все же попытался, причем лично. Пусть Йэн не хотел, чтобы я снова виделся с ней, пусть и сама она, как я думал, больше не хочет меня знать, но Сью стоила того, чтобы сделать попытку. После перемирия, как только меня освободили, я всеми правдами и неправдами насобирал денег, чтобы добраться до Ская. Я должен был услышать все от нее самой.

Мне подсказали, как добраться до коттеджа ее родителей. Подойдя к нему, я услышал смех. И этот смех заставил меня остановиться. Ведь я никогда не забывал, как смеется Сью. Я пошел на звук, обогнул коттедж и увидел ее. Она была с Йэном и маленькой девочкой. Йэн качал малышку над ручьем, и она заливисто хихикала. Этой девочкой были Вы. Вам втроем было так весело. Я заколебался. Сью вдруг оглянулась в мою сторону, и я подумал, что она увидела меня. Но потом опять раздался детский веселый визг. Больше я не смог сделать ни шага вперед. Я не посмел разрушать картину семейного счастья. Не посмел разрушить ее новую жизнь. А потом ушел и больше никогда не пытался связаться с ней.

Все те письма, что я писал ей из лагеря, остались без ответа. И за столько лет она ни разу не захотела найти меня. Зачем что-то менять сейчас?

Эдинбург

Понедельник, 14 октября 1940 года

Дорогой мистер Грэм!

Я просмотрела все письма, которые она хранила. Они перестали приходить в тот день, когда Йэн вернулся домой. Вы говорите, что писали ей. Если бы она получила те письма, разве не сохранила бы и их?

Что, если мама никогда их не видела? Йэн мог уничтожить их. Их писали Вы — тот человек, который завоевал ее сердце с помощью всего лишь ручки. Конечно, он бы не допустил, чтобы письма дошли до нее.

Она говорила, что Вы всегда оставались для нее единственным. Вы были ее любовью, ее музой, ее поэзией. Когда умер Йэн, она рискнула так же, как рискнули в свое время Вы. Послала Вам письмо и скрестила пальцы. Она написала Вам, что переезжает в Эдинбург и что будет каждый день ждать Вас в соборе Святой Марии — там, где вы встречались раньше. Она была уверена, что Вы приедете. Получите ее письмо и приедете за ней.

Уверена настолько, что ждет Вас там и сейчас, как ждала каждый день все эти годы. Она не отступилась и не согласилась на благородный финал.

Лондон, Англия

17 октября 1940 года

Дорогая Маргарет!

Ждет в Святой Марии все эти годы?

А знаете, я не удивлен. Она всегда отличалась завидным упорством. Элспет никогда не отступалась — даже когда ей следовало отступиться от меня.

То письмо, где она пишет о переезде в Эдинбург, не попало ко мне сразу. Я отыскал его лишь сейчас. Только мое ослиное упрямство помешало мне прочитать его раньше. Видите ли, Сью вложила это письмо в свою книгу «Из хаоса», которую послала мне. Название сборника — «Из хаоса» — относилось, как мне показалось, к тому, что случилось с Йэном. Это ведь он живым вернулся домой из окопов и плена, а его единственный соперник остался за колючей проволокой. Это ведь он вернулся из хаоса в мир и покой.

С того момента как мы с Йэном встретились в том лагере для военнопленных, все усложнилось. Он понял, что не все потеряно, пока я нахожусь в плену, а я понял, что у нас с Элспет возникли проблемы в связи с тем, что ее муж жив. Когда-то я пообещал ей, что не буду мешать, если Йэн вернется.

Я работал над планом побега с несколькими другими заключенными. Из подкладок, простыней, кусков одеял мы сшили несколько комплектов фрицевской формы. Наш план состоял в том, чтобы надеть эту форму и просто выйти из главных ворот. План отчаянный, но таков уж я был в те годы. Йэн прослышал о нашем плане и захотел участвовать. Мои единомышленники спасли меня от необходимости отказывать ему. Они сказали, что для него нет места. Они сказали «нет», чтобы этого не пришлось говорить мне.