Том 4. М-р Маллинер и другие - Пэлем Вудхауз

— Это я от себя. Я же ей послал телеграмму, пригласил в «Баррибо»!

При этом слове Джо дернулся, словно невидимый зверек укусил его в нежное место.

— А вообще-то ничего страшного, — продолжал мистер Лльюэлин, заметно светлея. — Женщина простит, если ты раз ее надуешь, но два — ни в коем случае. Взъерепенится, как мокрый гусь. Шекспир бы сказал, свершилось то, о чем благоговейно не смел помыслить. Очень хорошо. Замечательно.

Джо не разделял его оптимизма.

— Сколько вы знаете Веру Далримпл? — спросил он.

— Недели две. А что?

— То, что вы ее не поняли. Вы думаете, она прольет скупую слезу и примирится с потерей. А если нет? Если она явится сюда и обработает вас зонтиком? Мне она не очень нравится, но женщина она пылкая, на многое способна. Вы и чихнуть не успеете. Подумайте об этом.

Если он хотел, как сказала бы училка, чтобы у его патрона замерла кровь и очи, словно звезды, с орбит сорвались, он своего не добился. Лльюэлин был совершенно спокоен.

— Я подумал, — сказал он. — Когда узнаете меня лучше, вы поймете, что у меня есть черты великого стратега. Видите дверь?

Джо ее видел.

— Если эта Вера сюда проникнет, я ныряю туда, а ее предоставляю вам. А, — заметил он, — звонок! Стратег не рискует зря. Привет, привет!

Он нырнул в дверь, словно утка в воду, тогда как Джо ощутил то, что ощущает начинающий укротитель львов, впервые входя в клетку. Отношения его с мисс Далримпл мы не назвали бы сердечными, и были причины подозревать, что сейчас она, скажем так, еще менее приветлива.

Боялся он зря. Перед ним стояла не Вера Далримпл, а Салли Фитч. Как и Дафна Долби, она отличалась профессиональной честностью. Должна взять сегодня интервью — значит, бери, что бы ты там ни получила в наследство.

ГЛАВА VIII

В последнем раунде любительского матча (средний вес), когда противник обратился в истинного осьминога или, вернее, осьмирука, загнанный в угол Джо ткнул куда-то наугад и попал в ту самую точку подбородка. Долгое время этот миг был высшим в его жизни, но сейчас он сдвинулся на второе место.

Как мы уже знаем, он полагал, что Салли просто не хочет его видеть; но один-единственный взгляд показал ему, что гипотеза эта неверна. Глаза ее сияли, лицо светилось и общий вид был примерно такой, словно она нашла клад на том конце радуги. Если уж это не значит, что она рада его видеть, признаки радости нам неизвестны.

— Можете вы меня простить? — сказала она. Простить он мог.

— Я объяснила бы, но выйдет еще хуже.

— Зачем объяснять? Я и так все знатю. Вы шли к «Баррибо», когда на вашем пути оказались большой грузовик и златовласая девочка. Ее вы спасли, он вас толкнул, вы только что из больницы. Правильно?

— Не совсем. Я заснула.

— Простите, что вы сделали?

— Устала, села в кресло, как последняя идиотка, и проснулась в два часа. Сколько вы ждали?

— Около часу.

— Ой, какой ужас!

— Ничего, ничего. Он промелькнул незаметно.

— Нет, какая я гадина!

— Поверьте, я совсем не пострадал. Но если вас грызет раскаянье, можете возместить ущерб.

— Как?

— Пойдемте туда вечером.

— Очень буду рада.

— Так, в полвосьмого?

— Хорошо. А еще лучше, что вы не сердитесь.

— Что вы, я понимаю. Спать полезно. Учительница мистера Лльюэлина сообщила бы вам, что сон неслышно распускает клубок забот.

— Лльюэлина! Да, конечно. Объясните мне тайну, от которой я просто поседею. Почему здесь вы, а не он?

— Потому что я у него служу.

— Кем?

— Душехранителем.

— Замечательно! Значит, из конторы вы ушли?

— Да, сегодня.

— Вот это хорошая новость!

— Я тоже рад.

— А он ничего?

— Истинный ангел.

— Я слышала, он очень лютый.

— Ничего подобного. Да, швыряется кашей, это бывает, но во всем прочем — ангел. Вот он, судите сами.

Дверь чуть-чуть приоткрылась за полминуты до того, и, убедившись по голосу, что это не Вера, хозяин решился выйти.

— Просим, просим, — радушно сказал Джо. — Мисс Фитч, из газеты.

— Мы договорились, — прибавила Салли.

— Помню. Что ж, приступим. Идите, Пикеринг, вам надо вещи перевезти.

— Так не забудьте, — сказал Джо, — полвосьмого.

— Не забуду.

Когда Джо вернулся, Салли уже не было, а Лльюэлин курил сигару, как курит ее человек, всласть поговоривший о себе.

— Ничего пупсик, — сказал он.

На эту тему его душехранитель мог говорить со всею властью.

— Лльюэлин, — сказал он, — выбирайте выражения. Это прекраснейшая девушка в мире. Заметили, какие глаза? Я сказал бы, звезды. А улыбка? Сладость и свет. А голос? Серебряный колокольчик на освещенном луной лугу. Характер соответствующий — добрая, кроткая, нежная. Сегодня мы идем в ресторан.

— Да? — удивился мистер Лльюэлин.

— Да. Пойду распакуюсь. Где моя комната? Прекрасно. Заметили ямочку на левой щеке? Как сказал поэт, земля не создала подобной красоты.[38] Несомненно, ваша училка сообщила вам эти строки.

Оставшись один, мистер Лльюэлин выглядел так, как выглядит актер на пробах, когда режиссер просит изобразить беспокойство. К Джо он искренне привязался, воззрения АХ — буквально впитал, а потому разговоры о ямочках и колокольчиках чрезвычайно обеспокоили его. Именно такие разговоры побудили бы Траута с собратьями сурово поджать губы. Ах, Траут! Если бы он был здесь! Кто-кто, а он-то знает, как спасти Пикеринга.

Именно в этом месте его раздумий послышался звонок и Лльюэлин пошел к телефону, подкрепляя себя мыслью, что, услышав голос Веры, он может бросить трубку.

— Алло! — сказал он.

— Здравствуйте, Айвор, — сказал Эфраим Траут. Мистер Лльюэлин затрясся от лысины до подметок. Прямой ответ на молитву часто действует именно так.

— Эфф! — закричал он. — Это вы!

— А кто ж еще?

— Где вы, Эф?!

— В Лондоне, отель «Дорчестер». Вызвали по делу, и я звоню вам. Спешу узнать, как вы справляетесь. Пошли к Николзу, Эрриджу и Трубшоу?

— Конечно, сразу, — сказал Лльюэлин, считая излишним рассказ о Вере Далримпл. — Видел младшего партнера, тоже Николза.

— Душехранителя он дал?

— Вот об этом я и хочу поговорить.

— Когда именно?

— То есть как «когда»?! Сейчас.

— Я собирался зайти к Сотби, на выставку первых изданий.

— К черту! Какие Сотби? Какие издания? Через двадцать минут вы здесь. Иначе уйду к Джонсу, Джуксу, Дженкинсу и Джернингему.

— Хорошо, Айвор, — сказал Траут, и через семнадцать минут сидел в кресле, а его друг говорил: «Так вот», — намереваясь очистить сердце от непосильнейших сердечных тягот, как выразилась бы училка, хотя могла бы знать, что приличные люди не суют в одну фразу «сердце» и «сердечных».

— Так вот, — сказал Лльюэлин, — у нас тут проблема. Мистер Траут всполошился.

— Сделали предложение?

— Конечно, нет.

Слово «конечно» могли бы счесть излишним, но Траут удержался.

— Ну, слава Богу, — сказал он. — А то я видел сон…

— К черту! Какие сны?

— …такой сон, будто вы выходите из церкви с шестой женой, а режиссеры держат над вами арку из сценариев. Значит, все в порядке.

— Нет. С Пикерингом плохо.

— А кто это?

— Душехранитель.

— И вы за него страдаете? Вы его так полюбили?

— Да, полюбил.

— Но работает он плохо?

— Очень хорошо. Дело не в том.

— А в чем?

— Он влюбился.

— Да, не ко времени. Может вам внушить всякие мысли.

— Вот тут вы не правы, Эф. Дело не во мне, а в нем. — Он что, ваш утраченный сын?

— Он мне вообще не родственник, но я его люблю, как сына. Подружились с первого взгляда. Я не могу смотреть, как он себя губит. Ему всего двадцать пять, нельзя так рано жениться.

— В шестьдесят пять тоже рано.

— Поговорите с ним!

— Это можно.

— У вас такой опыт!

— Да уж, опыт у меня есть. Мы только и возимся в АХ с этими Ромео.

— Они к вам ходят?

— Нет, это мы к ним ходим. Услышим, что молодой кретин собирается жениться, и говорим: «Наш случай». Обычно успеваем вовремя. Хотя, бывает… Знаете Отиса Бьюстриджа?

— Нет.

— Наследник картофельных чипсов. Мы пытались его уговорить, чтобы он не женился на четвертой певичке, а он дал в ухо нашему представителю. Болезнь далеко зашла, патологический случай. У Пикеринга еще не так?

— Почти так. Не глаза, говорит, а звезды.

— Ай-яй, — яй-яй!..

— Голос — колокольчики на лугу.

— Ах ты, Господи!

— Ямочка какая-то…

— Мне это очень не нравится. Кроме того, есть опасность инфекции. Нет, нет, не спорьте! Словом, поговорить надо. Кто там пришел, не он?

Действительно, молодой голос пел за дверью что-то веселое, и не успел Лльюэлин сказать: «Он», — как вошел Джо, похожий на кабатчика из комической оперы в старом стиле.