Семейная реликвия. Месть нерукотворная - Александр Сапсай

— Ура! — прокричали мгновенно повскакивавшие со своих мест гости, до дна опорожнив хрустальные бокалы.

— За Иннокентия Викторовича всем нам выпить пора! — вновь закричал стоявший в конце стола молодой человек в белом костюме и переливающемся фиолетовом галстуке.

— Гип-гип, ура! Гип-гип, ура! Гип-гип, ура! — троекратно подхватил многоголосый хор собравшихся в доме Ряжцевых людей.

Иннокентий, аккуратно поставив бутыль перед собой и положив на стол микрофон, налил себе сам здоровенный хрустальный фужер «Кремлевской-2» и мгновенно опорожнил его досуха, даже не закусывая. А потом, под гром аплодисментов, повторил с видимым удовольствием еще раз. И уже закусил.

После этого он вновь встал из-за стола. Теперь уже без микрофона и достаточно спокойно, вытирая рот, замасленный после жирного с хрустящей розовой корочкой куска поросятины, дополнил свое предыдущее выступление:

— Еще раз напоминаю вам, господа! Эта водка изготовлена по самым что ни на есть старинным, исконно русским рецептам времен самого Ивана Грозного. Скажу больше, они считались давно утерянными. А я не пожалел времени и нашел их. Договорился с историками, с архивистами, с производственниками. Заплатил большие деньги. Можете себе представить, сколько мне все это стоило! Но перекупил же, перекупил. В том числе и известный всем вам завод по производству ликеро-водочных изделий в Подмосковье, за который уже долгое время шли, можно без преувеличения сказать, настоящие смертельные бои.

А теперь, дамы и господа, прошу любить и жаловать: моя законная супруга Галина Олеговна! Представляю я ее вам сейчас не потому, что вы ее не знаете. Каждому, кто здесь сегодня находится, Галочка хорошо известна. Представляю потому, что она и есть владелец основного производства нашей замечательной «Кремлевской водки-2», которая, уверен, под ее чутким руководством завоюет рынок страны много быстрей, чем пресловутая «Гжелка», «Русский стандарт» или «Белое солнце», а тем более новоявленная «Смирновка», паразитирующая на старом российском бренде «Поставщика Двора Его Императорского Величества» водочного короля России Петра Арсентьевича Смирнова с его и по сей день знаменитым «Товариществом водочных заводов». Мы уж как-нибудь постараемся в будущем переплюнуть и эту марку. — Еще раз пробуем, господа! Только до дна.

Все, и стар и млад, не задерживаясь, махнули по третьей, после чего восторженная, звенящая тишина сменилась веселым всеобщим гомоном.

— Ай да Иннокентий, ай да сукин сын! — сказал достаточно громко седоватый пожилой мужчина с депутатским значком на лацкане пиджака своей игривой соседке, на пальцах, в ушах и на шее которой сияли внушительного размера украшения из белого золота с огромными бриллиантами. — Вот это ход, молодец, придумал. Миллионы ежемесячно потекут в его карман. И ни к чему при этом не подкопаешься. Ну и голова! Хитрец. Проныра, в хорошем смысле этого слова. Представляете, сам остается на своем месте в Белом доме, а жена управляет производством. Да еще каким! А у него все тип-топ. Никаким бизнесом он не занимается, никаких акций не имеет. Работает себе и работает, как рядовой клерк. Обыкновенный правительственный чиновник. И этим все сказано. Нам бы так. Но это еще нужно суметь. Голова, конечно, у него светлая! Ничего не скажешь. За это, думаю, надо выпить отдельно.

Соседка депутата по столу согласно кивнула головой, попросив официанта наполнить ее рюмочку.

— А вы пробуйте, пробуйте, господа, не стесняйтесь. Когда вы у нас, считайте, что вы у себя дома. Учтите, эта водочка освящена в храме. Мало того, она обладает особыми целебными свойствами, — продолжал Иннокентий рекламировать свою продукцию. — Она настояна на святой воде, экологически чиста, как слеза ребенка. Возьмите в рот глоток и не торопитесь его выпивать. Закройте глаза, и вы почувствуете аромат российских полей, букет диких трав, привкус еловых шишек, запах весеннего леса, услышите весенние трели птиц, ощутите прилив бодрости духа и тела, к вам вернется молодость. Чувствуете? А теперь, думаю, можно и выпить.

Господа почувствовали вскоре все это сполна. Многие, несмотря на обилие закусок, довольно быстро захмелели, но продолжали веселиться и выпивать дальше. Водка и впрямь была преотличная, мягкая, не перенасыщенная всякими там ароматизаторами и добавками, как другие изделия современных производителей алкогольной продукции. При этом она, конечно, обладала еще и своим особым, неповторимым ароматом и вкусом. В немалой степени это способствовало тому, что она шла хорошо, без сучка и задоринки. Знатоки чувствовали великолепное качество очистки от различных примесей, в том числе полное отсутствие известных всем сивушных масел, достигаемое только на самом современном оборудовании. Вдобавок ко всему определенную уверенность в качестве внушал, конечно, изображенный на этикетке золоченый стилизованный российский герб — двуглавый орел — извечный символ державности, православия и народности, выделявшийся с противоположной стороны штофа в прекрасном стеклянном исполнении.

Алла сидела довольно близко к президиуму стола, поставленного как бы буквой «Т», на расстоянии примерно трех-четырех гостей от Галины. Однако поговорить с ней и рассказать о своем внезапном открытии, чего ей безумно хотелось как можно быстрей, за все это время так и не смогла. Она все ждала удобного, подходящего момента, готовая в любую минуту сорваться и сообщить Галке то, что совсем недавно узнала. К тому же, как она представляла, всему их разговору должен был, предшествовать определенный торг. Поэтому говорить за столом она не могла никак. Нужно было обязательно уединиться. То, что это неминуемо произойдет, и довольно скоро, она не сомневалась ни на йоту. Она прекрасно представляла себе, что, предварительно сказав Галке несколько слов о тайне, заинтриговала ее дальше некуда. Можно даже сказать, Алла забросила тот крючок, который Галя заглотила вместе с леской.

Алла не скучала, сидя за столом и выжидая свой момент, но речи Иннокентия на нее особого впечатления не произвели, а тем более откровенное ликование всех, сегодня собравшихся по этому поводу. Она и не могла, как ни старалась, припомнить, когда пила водку в последний раз. Может, только на выпускном вечере в школе, да и то сомнительно. Хорошие французские, итальянские, испанские и даже чилийские вина она любила. Ну еще разве только виски, и то не всякого производства. Джин с тоником, с лимончиком и со льдом иногда даже предпочитала другим напиткам. А вот водку… Такое ей не могло прийти даже в голову. Не тонко это, считала она, не стильно и не современно даже, а в чем-то простонародно, наконец. «Я же не слесарь-сантехник Пупкин», — говорила она, когда ей предлагали выпить самого почитаемого русским народом напитка, и этим все было сказано. Все знали — не ее это стиль и не ее напиток.

Сегодня, посмотрев на толпу гостей, восхищенно прославлявших «Кремлевку-2», она немного подумала и решила наконец, что одна-другая рюмка ей вовсе не повредит, тем более в деловых переговорах с подругой, а может, и поспособствует им, сняв определенное, возникшее неожиданно напряжение. В конце концов, можно и изменить своему правилу. Поэтому, скептически пропустив первый тост Галининого мужа, она все же нехотя налила себе небольшую рюмочку из стоявшей прямо напротив нее заиндевевшей хрустальной бутылки. Потом, спокойно проткнув маленькой пластмассовой шпажкой несколько кружков лимона, посыпанного сахарной пудрой, под не особенно приятный ее слуху крик гостей «Гип-гип!» и провозглашенный очередной раз тост за Иннокентия Викторовича, залпом выпила свою рюмку. Именно так учил ее в свое время пить водку папаша — большой любитель и знаток всех процедур, связанных с потреблением обожаемого им напитка. Потом, согревшись, налила себе вторую, которую также опрокинула одним махом. А затем и третью, помня батюшкино выражение о том, что расстояние между тремя первыми рюмками должно быть короче автоматной очереди. Едва проглотив ее содержимое, Алка мгновенно почувствовала, что ей становится плохо. Голова кружилась. Лоб покрылся липким потом. Ее стало страшно мутить и в глазах появилась чернота.

Она начала проваливаться куда-то в пустоту. Перед ее глазами неожиданно возник. Серега-Албанец, правая рука Вогеза, ее новый любовник, который, по не понятной ей причине, почему-то сновал по ее квартире, даже не замечая при этом бегавшего из угла в угол мужа.

«А Серега-то тут откуда взялся? — подумала она. — Да еще к тому же совершенно, голый. Вот это да. И мужа даже, болван, не стесняется. Надо же. Да еще полностью готов заниматься со мной любовью при нем. Ну и дела пошли, Господи. Да еще в лес меня почему-то зовет, убить, что ль, хочет? А в окне-то, в небе, Вогез на ковре-самолете, как старик Хоттабыч с Волькой, летит, только не в середине его сидит, а у самого края, схватившись одной рукой за толстый край китайского ковра с драконами, а в другой держит громадную икону. Вот-вот, того и гляди, вместе с ковром грохнется прямо на стол с гостями, а то и на лысину Иннокентия…»