Семейная реликвия. Месть нерукотворная - Александр Сапсай

Вот она и терпела. И боролась. И духом не падала. Сражалась даже. За сына. За правду. За справедливость, в конце Концов. Если бы не дочка, не осилила бы, наверное, этот груз, не смогла бы перенести весь тот ужас, который на нее свалился. Александр Иванович, как только все это случилось, слег с инфарктом в больницу. Вот и разрывались они вместе с Ольгой между Бутыркой, больницей и адвокатской конторой. А что было делать? Вскоре занедужила и слегла и она. И все тогда легло на плечи Ольги…

Звонок телефона прервал ее мысли.

— Наверное, Саша звонит? Волнуется, видимо, как я добралась.

Однако это был не Саша.

— Татьяна Алексеевна! — услышала она в трубке взволнованный голос соседки. — Это я, Евгения… Как вы там? У вас в доме все в порядке?

— Да. А почему, собственно, вы спрашиваете?

— Вы же знаете, Татьяна Алексеевна, у меня на даче племянник с женой живут постоянно. Вот они и рассказали, что недавно, буквально на днях, какие-то незнакомые молодые ребята подъехали на джипе, а потом довольно долго ходили вокруг вашего дома. В окна, племянник говорит, заглядывали, все вокруг осматривали. Юрке, племяннику, даже показалось, что двое из них в дом входили… Подумайте, может, стоит милицию вызвать, Татьяна Алексеевна? Вы бы проверили на всякий случай, ничего у вас не пропало?

— В общем-то непохоже, чтобы кто-то посторонний был в доме… Но я посмотрю повнимательней. Да у нас и брать-то, сами знаете, особенно нечего… Не волнуйтесь, Евгения Николаевна. Спасибо вам!

— Может быть, вы к нам придете, переночуете?

— Нет, дорогая. Не волнуйтесь. Еще раз вам большое спасибо! Спокойной ночи…

— Вы не стесняйтесь, звоните, если что, в любое время…

Татьяна Алексеевна положила трубку. Чувства покоя после такого звонка как не бывало. Прошлась, не торопясь, по комнатам. Посмотрела на вещи, особенно в гостиной, более внимательно, пристально даже. Все вроде стояло на своих местах. Татьяна тогда заспешила наверх, на второй этаж. Что-то в ее спальне все же было не так… Да — коврик на полу немного сдвинут в сторону. Книги на комоде лежат не в том порядке, как их оставили. Да и занавеску она полностью никогда в жизни не задергивала…

— Неужели дневник? — лихорадочно подумала она. Бросилась стремглав смотреть. Дневника на его привычном месте не было…

Обнаружив это, она просто взмокла от волнения. Потом обессиленно опустилась на кровать…

«Все ясно теперь. Я почему-то так и думала. И уж точно чувствовала… Значит, наша икона где-то здесь, совсем рядом, — сразу же подумала она. — Во всяком случае, очевидно, что не где-нибудь далеко, а в России, в Москве. Причем у того, кто знает о ней больше, чем надо, и очень хочет знать много больше, а может, и все… Да, это очень и очень опасно. Опасней не бывает. Не о том ли предупреждала в свое время бабушка? Значит, хватит мне здесь сидеть. Пора. Нужно срочно, без промедления возвращаться в Москву…»

ГЛАВА 13

Месть нерукотворная

«Роллс-ройс», слегка шелестя шинами, плавно подкатил к Жуковке, потом повернул по дороге налево. Один-два километра — и дача.

«То ли дело теперь, — подумал Вогез и заулыбался. — Кто бы знал, что ближе к концу жизни я резко изменю не только образ ее, но и сам смысл своего существования».

Теперь он уважаемый всеми предприниматель. Несколько рынков, ресторанов, салонов по продаже иномарок лучших стран мира, а уж загонов с «жигулями», «нивами», «москвичами», автозаправок, автостоянок, автосервисов и моек, разбросанных по всей стране, и вовсе не счесть. А еще хлопковая биржа, которую недавно учредил вместе с узбекским авторитетом Бакирханом — внуком известного басмача Ибрагим-бека… А теневой бизнес — наркотики из Афгана, оружие на Ближний Восток, предприятия по переработке хлопка-сырца, металл в Европу…

О Таких метаморфозах в своей жизни Вогез, и в прежние времена отличавшийся особой предпринимательской жилкой, не мог даже мечтать. И что вовсе удивительно, ни его криминальное прошлое, ни его запачканная донельзя биография в этих условиях никому не помешали. Для всех братков и даже товарищей по школе, — тех, с которыми в рыночных условиях отношения сложились уже на новом уровне, он стал уважаемым, успешным бизнесменом, с ним не чурались вести дела даже высокопоставленные чиновники из Белого дома; Администрации Президента, из крупных отечественных и западных фирм, нефтяные магнаты и многие другие — когда-то он не смел даже подумать, что сможет встретиться с ними хотя бы или пообедать в ресторане. Очень нравилось ему это неожиданно свалившееся на него счастье: в дружках и товарищах у него не кто-нибудь, а сначала — Генеральный секретарь ЦК КПСС, потом — первый Президент Российской Федерации. Такого он, завершивший все-таки свою учебу в школе и получивший, несмотря ни на что, аттестат о среднем образовании, но не познавший к шестидесяти годам, кто такие Маркс и Энгельс, чью теорию он должен был подтверждать своей жизнью, не мог себе представить даже во сне. Портреты, конечно, видел на лозунгах и плакатах, в газетах и на транспарантах, особенно в красный день календаря, но что они такого сделали замечательного, чтобы он молился на них, как на Бога, так и не узнал. А теперь уже и не нужно даже догадываться об этом.

«Наша взяла», — подумал он, размышляя по дороге обо всем этом и имея в виду не только себя, но и многих нынешних предпринимателей, с которыми теперь встречался чуть ли не ежедневно, ведя утомительные переговоры о развитии своего крупного по нынешним меркам бизнеса.

Ему самому было до крайности интересно видеть не во сне, а наяву свои сказочные превращения, свою роль в обществе, значимость в собственных глазах, в конце-то концов, что также было совсем немаловажным обстоятельством. Однако до сей поры Вогез, с детства склонный к философским размышлениям в оценке своих поступков, никак не мог объяснить себе этого. Он почему-то внутренне продолжал завидовать своим школьным товарищам, имевшим когда-то рыбок, из-за которых и начались все его бесчисленные приключения. Скитания по колониям, лагерям, тюрьмам, в каждой из которых нужно было не только постоять за себя, всегда заново завоевывая авторитет среди старших по возрасту, но и заставить их, видавших виды, уважать себя. Причем все, что он делал, все свои поступки в дальнейшем, после того как менты уволокли его со ступенек пруда в парке имени Кирова в Ташкенте, где он ловил ведром водяных блох — дафний, он по какой-то необъяснимой для него причине все время сверял с оценкой тех ребят, с которыми ему довелось учиться в школе на улице Шота Руставели.

Вот и сейчас он с гордостью подумал о том, как бы отреагировали они, узнав про его огромное состояние. Особенно посмотрев новый дом в Жуковке, взглянув на все его золото, костюмы из бутиков Парижа, Вены, Рима, которые он приобрел всего за несколько лет. А картины выдающихся мастеров, которые скупал со страстью коллекционера, прежде всего, конечно, обожаемых им импрессионистов. Да и пара небольших полотен сецессионистов были совсем недурными. А уж от висевшей над камином иконы Спаса Нерукотворного все бы они просто писали кипятком. Особенно девки. Вот это было бы да.

«Да только чтобы увидеть этот момент, — подумал довольный Вогез, — стоило жить. Вот был бы класс. Надо как-нибудь поехать в Ташкент, собрать в ресторане всех бывших школьных товарищей, посидеть с ними, заодно и узнать, кто кем стал, как сложилась жизнь, может, и помочь. Кому нужно будет, помогу. Вот решу сейчас с иконой, обязательно так поступлю. Стоит, несомненно. От этой мысли ему стало до глубины души приятно и даже как-то чересчур радостно на душе. Тем более, рассказывают, что жизнь в Узбекистане остановилась еще лет десять назад. Многие выехали за рубеж: кто в Америку, кто в Израиль, кто в Германию. А что делать, работы не стало… Те, кто остался, небось бедствуют, живут всего на несколько долларов в месяц. Поймут наконец-то, кто такой Вогез и что может значить в их жизни близкое знакомство с ним».

Он даже вспомнил, как исключительно из зависти к прошлому и даже из непонятно почему обуявшей его злости, вернувшись после первой отсидки, когда его школьные товарищи все до одного учились в институтах, он пригласил случайно встретившуюся ему как-то на улице Инку Басманову поехать с ним отдохнуть на Ташкентское море. Она спокойно согласилась. К этому моменту дочка директрисы вокзального ресторана училась на втором курсе музфака пединститута, у нее были свои «Жигули», своя, хорошо отделанная и модно обставленная квартира, в которой она жила одна с домработницей, и много еще такого, о чем Вогез и не мечтал тогда. Зато у него были деньги, с которыми в отличие от нее он расставался легко и без всякого сожаления, что для Инки было просто недосягаемо.

Поехали они на следующий день рано утром, по прохладе, на Инкином белом «Жигуле». Взяли с собой бутербродов, зелени, пару бутылок коньяка. Тормознули подальше от всех купающихся, на довольно пустынном берегу илистого водохранилища, называемого почему-то морем. Инка прихватила с собой большую махровую простыню, несколько китайских полотенец, спальный мешок, чуть ли не ящик газировки и много всего другого, пригодившегося на отдыхе. Потом, расстелив простыню на выгоревшей траве возле самой воды, положила на нее развернутую газету, на которую вывалила пакеты с заготовленным провиантом. Аккуратно разложила все на этом столе: поставила картонные стаканчики, насыпала из баночки соли, порезала огурчики, помидоры, положила сваренные вкрутую яйца, несколько кусков черного ноздреватого хлеба с копченой колбасой и конечно же, как он и подозревал, разрезанные пополам и густо намазанные сливочным маслом и красной икрой булочки, которые продавали только в буфетах на городском вокзале. Потом, дав ему в руки трехзвездочную бутылку армянского коньяка, стоившего тогда чуть больше обыкновенной водки с белой головкой, и раскрывающийся нож «Лисичка» с довольно длинным лезвием для того, чтобы он открыл плотно притертую желтую металлическую пробку, стала переодеваться в ярко-желтый купальник, встав для этого босыми ногами на расстеленный спальник. Вогеза Инка не стеснялась совсем. Глядя на него, она сбросила свою летнюю сатиновую кофточку, потом сняла юбку, а потом и все остальное. В таком виде — только две черешенки на веточке из купленного по дороге ведра повесила для форсу на правое ухо, — осторожно ступая ногами по колючей траве, подошла поближе к возившемуся с бутылкой Вогезу.