Война во времени - Александр Пересвет

Саша с хозяйским видом обошёл вокруг это растение, вместо названия которого в голове, словно песенка, звучали слова: «куст-сосна-дерево, будет скоро весело». Покачал, погнул одну из веток. Кстати, смех смехом, а как-то он не подумал, что здешняя зелень может быть ядовитой. Слыхал же он — то ли читал? — что полно зелёных насаждений в ранешные времена травили людей — только в путь! Вспомнилось, как мама в детстве всегда пугала его «волчьей ягодой». Красная, соблазнительная — и не вздумай трогать, отравишься!

Ладно, то ж ягоды, а то — дерево. Небось не эта… алоя, что ли… хищная, что космонавта чуть не съела на Венере. Как её, книжку эту, что папка заклинал осторожнее в руки брать — дескать, его детская реликвия, первая фантастика, что он прочитал. «Планета бурь», во! Сашка, естественно, мимо отцова завета пройти не мог — книгу тут же прочёл. Ничего особенного, стандарт приключений. Не «Властелин колец».

Тем не менее действовать он стал осторожнее. Выбрал веточку поперспективнее, отмерил где-то с метр длины. Три своих локтя, если быть точным. Расчистил место среза от хвои-листвы. Ягоды тут, кстати, тоже были — красные, сочные, мясистые. И какие-то слизистые, как показалось, когда Сашка сорвал несколько, решив показать дома старухе-ведунье. Может, их есть можно. Сам он попробовать не решился, снова вспомнив мамино предостережение.

Эх, мамочка, как бы тебя теперь увидеть…

Но пригорюниваться было некогда. Вернее, Саша сам себя одёрнул. Здесь вам не там. Здесь можно рассчитывать только на себя. И на друзей ещё. И пусть там Антоха раненый лежит, но динозавров они замочили! И именно потому, что вместе действовали. А Штырчику в школе рассказать! Не поверит, собака! А здесь его не хватает. Со Штырчиком они бы тут порядок навели…

Хотя и тут вон парни суровые. Про вождя вообще речи нет. Да хоть и Рог — сразу видно, какой мужик, как только по саванне с ним пошли. Или не саванна это? Неважно. Пошли и всё. Только вот не шли эти ребята, а словно текли. При этом только трава и шевелилась, а так ни одного кустика не шелохнулось.

В отличие, кстати, от него, от Сашки. В смысле — у него-то сейчас куст не то что шевелится — мечется просто, пока он пытается приладиться, чтобы срезать ветку в нужном месте. И шум опять же — в отличие от охотников здешних. То есть естественно, что ему приказали затихариться в засаде: он ведь течь по траве, как они, не умеет, всех зверей бы распугал.

А может, и к лучшему. Зато он нашёл деревце нужное. Сейчас лук соорудит, потом стрелы надо… Где-то он слышал, что из сосны их лучше делать. Замучаешься строгать. Хоть и ножиком этим, не каменным скребком. А ещё ж оперение надо. Птицу какую подстрелить. Или изловить. А подстрелить — лук нужен. От его копья и голубь улететь успеет, не то что местные лесные пичуги… А остриё стрелы из чего? Камень привязать? Как, чем?

Такие мысли неспешно сменяли друг друга в голове мальчика, пока он отрезал подходящую ветку от этого непонятного куста-дерева. Наконец, он выпрямился, держа в руке подходящий полуфабрикат для лука. Этакая мощная хлыстовина, не слишком податливая на сгиб, упругая. Надо только её окончательно от всего расчистить, от зелени этой — и можно начинать думать, из чего сплести тетиву.

Показалось ему или нет, что за краем глаз что-то шевелится?

Если отвлечься от всё равно смущавших её взглядов, церемония Алькиного освящения прошла на диво интересно. Хотя и не без сложностей. Особенно неудобно было раздеваться под водой. С другой стороны, этот сложный процесс заставил плюнуть на условности и довершить процесс уже на берегу. И… ничего не случилось. Ничей взгляд не изменился, никто не начал показывать пальцем и глумиться. Действительно — словно перчатку с руки сняла.

Зато всё остальное было сначала любопытным, затем странным и под конец завораживающим.

Колдунья начала с того, что обмазала мокрую Алину землёй. Получилась грязная мокрая девочка.

Вокруг них ходил хоровод, издавая довольно ритмичные звуки. Звуки шли откуда-то очень глубоко из глоток этих людей, так что казалось, что они курлыкали. Похоже на горловое пение, которое показывали по телевизору, но — не оно. Там было просто некое скрипение, хотя по-своему и мелодичное. А здесь похожие, но всё же, так сказать, «гласные» звуки исходили откуда-то из глубины груди, а в горле затем резонировали, приобретая разные тона. А весь «хор» в целом раскладывал уже эти «ноты» на разные лады. Так что на выходе получался чуть ли не органная мелодия. Как в филармонии на Триумфальной, куда Алину недавно водила мама, решив вплотную заняться культурным воспитанием дочери.

А на фоне хорового пения колдунья выводила какой-то речитатив, то проговаривая что-то совсем утробно — в унисон с самыми глубокими звуками хора, то поднимая тональность ввысь. Хотя, конечно, до Селины Дион не дотягивала. Мягко говоря. Этакая престарелая Алла Пугачёва в попытке спеть что-то тонкое.

В общем, уже через несколько минут Алину всё это действо заворожило в самом буквальном смысле.

Затем ей предложили лечь на землю. Грязь к грязи, что называется…

Колдунья встала над головой девочки, раздвинув ноги. А затем, делая небольшие шаги назад и громко вскрикивая, прошла на Алиной и остановилась у неё в ногах. После чего крикнула что-то радостно, победно.

Аудитория отозвалась такими же криками.

Алину это так удивило, что сил удивляться дальше просто не осталось. Уже не сопротивляясь, она позволила ведунье вновь завести себя в озерцо, где та начала поливать её из ладоней, продолжая свой речитатив. При этом сама периодически заходила в воду по пояс и делала движения руками, словно подгребая к девочке всё озеро со всеми его духами.

Затем они снова вышли на берег, подошли к костру. Гонув что-то скомандовала, две девушки с разных сторон кинули в огонь по охапке каких-то трав. Потянуло сладким и горелым, в небо прыгнул густой дым. Потом две охапки бросили туда же двое мальчишек. Дым стал белёсым, к прежним запахам добавились новые, непонятного… вкуса, что ли… Голова у Алины пошла немножко кругом.

Колдунья вытащила из костра две горящих на конце ветки и стала водить ими вокруг девочки, практически касаясь её огнём. Как ни странно, он не обжигал совершенно, хотя от самого костра жаром тянуло.

Огоньки на концах палок постепенно затухали, ведунья периодически опускала их снова в костёр, затем вновь «оконтуривала» тело освящаемой, хор гудел и вибрировал. Алина начала впадать в некий восторженный транс. Казалось, она стала различать некий шёпот, который исходил вроде бы из ниоткуда, но в то же время принадлежал всему. Шёпот этот сначала принимал вопросительные интонации — и Алина что-то мысленно ему отвечала, сама не понимая, что. Но отвечала честно, ибо ни хитрить, ни врать не хотела… да и не могла бы, наверное. Затем шёпот стал одобрительным, дружеским. А в конце — утешающим и обнадёживающим.