Дюна: орден сестер - Брайан Герберт

– Я разочарована. – Лицо Доротеи застыло. – В Зимии идут ожесточенные споры, но я ожидала, что все сестры придут к верному заключению: такая технология опасна и не нужна. – Доротея смотрела на свой почти пустой стакан. – Все, что делают машины, могут сделать и люди.

– Я говорила об опасностях технологий, но некоторые сестры не слушают. Сестра Хиетта и сестра Парга, например, приводят древнее изречение: нельзя выплескивать ребенка вместе с водой. Они говорят, что нужно использовать некоторые мыслящие машины, чтобы помочь людям, дать им больше времени для более важных занятий. Конечно, это ерунда.

– За время после возвращения я ничего такого не слышала. – Доротея отставила стакан. – Как широко распространены такие мнения?

– Хиетту и Паргу поддерживают примерно двадцать пять сестер, не очень много – и сторонниц жестких мер примерно столько же. Большинство сестер предпочитают держаться в стороне, но никто не сможет вечно избегать этой темы.

– Кое у кого память коротка, а косное мышление ведет к ошибкам, – заметила Доротея. – Но орден сестер не использует мыслящие машины, так что спор беспредметный.

Ингрид сморщилась, осмотрелась и понизила голос.

– Ходят слухи о компьютерах на Россаке!

Доротея едва не подавилась ягодой.

– Что?

– Информация о рождениях, которой располагают сестры, огромна. Ни один человеческий мозг – даже несколько ментатов – не в силах охватить и сохранить ее всю. И некоторые из сестер пришли к выводу, что для этого используются компьютеры.

– Если это правда, у нас проблема, и очень серьезная.

– На Лампадасе я слышала разговоры о батлерианских группах, разыскивающих и уничтожающих машины, – продолжила Ингрид. – Было бы позором, если бы подобное произошло здесь.

Аппетит у Доротеи пропал.

– Значит, нужно постараться, чтобы этого не случилось. Если на Россаке есть компьютеры, мы должны сами найти их и уничтожить.

Любовь ждет, а плоть нет. Нужно испытать все счастье, какое возможно за короткую жизнь.

Вориан вернулся на Кеплер в сопровождении девяти военных кораблей, предоставленных императором Сальвадором, чувствуя себя триумфатором, отягощенным заботами. Мариелле не понравятся связавшие его обязательства, но ему пришлось принять их. К тому же прожившему столько лет на одной планете Вориану, может быть, действительно пора сняться с места.

Вспоминая воодушевление толпы и приветственные крики, которыми его встретили на Салусе Секундус, он понимал, что у императора есть основания для беспокойства. Вори использовал весь свой авторитет, чтобы достичь разумного решения: обе стороны чем-то недовольны, но вынуждены согласиться.

По крайней мере Кеплер будет в безопасности. Близким Вори ничто не будет угрожать.

Корабли, остатки Армии Человечества, будут постоянно находиться на орбите, отпугивая работорговцев. Через двенадцать месяцев имперские воины, из которых состоят экипажи, будут отозваны на Салусу Секундус, но корабли останутся. К тому времени на Кеплере подготовят боеспособную замену. Жителей больше никогда не застигнут врасплох, и никто не посмеет думать, что это отсталый мир, который легко захватить.

Но Вори не желал покидать Кеплер; ему хотелось бы, чтобы Мариелла улетела с ним, но на это он не слишком надеялся. Она состарилась, к тому же здесь ее дети и внуки; здесь все воспоминания, здесь ее место, и будет очень нелегко от всего этого оторваться.

Вори посадил свой корабль на покрытом стерней поле в долине, и к нему бросились с приветствиями люди. Они приготовили приветственные транспаранты и плакаты, и у Вори при звуках аплодисментов в груди словно что-то оттаяло. Местные жители как будто считали освобождение от рабства не меньшим подвигом, чем победа над мыслящими машинами.

Он смотрел на знакомые улыбающиеся лица, которые в последний раз видел на рабском рынке на Поритрине. Видел свою дочь Блонду – с собачкой, купленной в Новой Страде для пущей маскировки.

Он видел рабочих, строительные механизмы, груды леса. Дома и пристройки, поврежденные во время набега, уже были восстановлены или восстанавливались: жители работали сообща, укрепляя поселение. И все приветствовали его. А для него это значило больше, чем развлечения и парады в Зимии.

На глаза Вори навернулись слезы. Вориан любил эту планету и этих людей, и ему ненавистна была сама мысль о расставании с ними. Но он согласился на это условие ради безопасности Кеплера. Справедливый обмен. Ни Родерик, ни Сальвадор не упомянули о проблеме, которую представляли свирепствующие пираты-работорговцы, но Вори больше беспокоил его дом… дом, который вскоре придется оставить.

В толпе он увидел лицо, которое больше всего хотел увидеть: поблекшее с годами, морщинистое, в обрамлении седых волос, но с яркими глазами – перед ним стояла Мариелла. И взирая на нее не глазами, но сердцем, Вори по-прежнему видел красавицу, в которую влюбился много десятилетий назад.

На протяжении столетий судьба трижды благословляла Вориана глубокой и верной любовью. В далекой молодости он искренне, хотя и целомудренно любил легендарную Селену Батлер… а следующей стала Лероника Тергейт с Каладана. Двое его сыновей от Лероники давно создали свои семьи и покинули Каладан. А потом на полвека с лишним центром его вселенной стала Мариелла.

Он помнил их всех и по-прежнему любил, помнил их лица, но время и множество человеческих жизней плыли за ним, точно воды бурного потока, а он стоял посреди этого потока, как скала. Иногда любимые – Лероника, Мариелла – плескались в волнах рядом с ним, но со временем и их уносило течение. Он видел, до чего постарела Мариелла.

В молодости Вориан жил замкнуто и в безопасности, вместе со своим ближайшим другом независимым роботом Сератом связываясь с усовершенствованными копиями Омниуса по всем Синхронизованным мирам. Чтение воспоминаний Агамемнона убедило его в том, что он понимает свирепых хищных людей и их убогую жизнь. Ему очень хотелось, чтобы отец был им доволен.

Остальные двенадцать сыновей Агамемнона выросли, прошли подготовку и все были убиты генералом кимеков. С самых юных лет Вориан мечтал тоже стать кимеком, пусть бы его мозг извлекли из биологического тела, и, став кимеком, он мог бы вечно жить рядом с титанами – Агамемноном, Юноной, Ксерксом и Аяксом. Но этого не произошло.

Напротив, когда Вори одержал большую победу над людьми, генерал Агамемнон привел его в лабораторию кимеков; Вори привязали к столу и мучили зондами, жгучими химикалиями и острыми инструментами. Пережив эту нестерпимую боль, Вори прошел и процедуру продления жизни. Агамемнон пожелал, чтобы его тринадцатый – и последний – сын стал в буквальном смысле бессмертным.

– Я даровал тебе многие столетия, – сказал он потом Вори. – Потому и цена высока.

Впоследствии Вори признал, что нестерпимая боль – поистине небольшая плата за столь долгую жизнь, хотя и в исходном, человеческом теле. Однако в последовавшие трудные времена у него возникли сомнения. На Кеплере он не менялся, а все вокруг старели.

Не обращая внимания на толпу, он обнял Мариеллу и привлек к себе: хотелось крепко прижать ее к груди и не отпускать. Она прильнула к нему.

– Я рада, что ты дома. Спасибо за то, что сделал.

Люди вокруг требовали внимания Вори, и, хотя торжества и чествование его не интересовали, семья и соседи настояли. Подошли радостные Бонда и Тир; Бонда подняла собачку, чтобы та могла лизнуть Вори в щеку.

Тот с улыбкой вскинул руки, прося тишины, и сказал:

– Отныне вы все в безопасности. Я договорился с императором Коррино. Все в империи знают об указе, по которому эта планета становится недоступной для работорговцев. Над нами на орбите находится эскадра боевых кораблей, и уже организована доставка дополнительного оружия, чтобы вы могли защищать свои дома и семьи. Никто больше не посягнет на эту планету.

Судя по крикам и свисту, никто не ждал меньшего от великого Вориана Атрейдеса. Теперь все решат, что обязаны благодарить его за спасение: станут помогать на фирме, готовить ему еду, шить одежду, даже если в этом не будет нужды. Он никогда не видел своих соседей такими счастливыми.

И у него щемило сердце из-за необходимости покинуть их, никому ничего не сказав… кроме Мариеллы.

Когда поздно вечером они вернулись домой, устав от танцев, разговоров, пиров и гремевшей повсюду музыки, Вори заметил, что крышу, пострадавшую от пожара, устроенного работорговцами, починили, покрыли свежей дранкой. А дом заново покрасили.

Мариелла устало зашла в гостиную, опустилась в кресло и набросила на колени плед.

– Наш дом казался таким одиноким, Вори. Только твое возвращение наполнило его жизнью.

Он вскипятил воды на чай и сел рядом с женой, глядя ей в лицо, будто стараясь запечатлеть в памяти каждое мгновение с ней.