Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория невроза - Карен Хорни
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отвращение невротика к самому себе достигает таких размеров, что он не может смотреть на себя. Он должен защищать себя от презрительного отношения к самому себе только посредством усиления чувства самодовольства, выполняющего роль своеобразной брони. Самая незначительная критика, пренебрежение, отсутствие особого признания могут мобилизовать его презрение к самому себе и поэтому должны быть отвергнуты как несправедливые. Он вынужден поэтому экстернализировать свое презрение к самому себе, т. е. начать обвинять, ругать, унижать других. Это, однако, бросает его в утомительный порочный круг. Чем больше он презирает других, тем меньше он осознает свое презрение к самому себе, и последнее становится более сильным и безжалостным, чем более он ощущает свою безнадежность. Борьба против других является поэтому вопросом самосохранения.
В качестве примера этого процесса служит описанный ранее случай с женщиной, которая обвиняла своего мужа в нерешительности и захотела чуть ли не буквально разорвать себя на части, узнав, что на самом деле она была в ярости от своей собственной нерешительности.
После всего сказанного мы начинаем понимать, почему садисту так необходимо унижать других. Кроме того, мы теперь способны понять внутреннюю логику его компульсивного и часто фанатичного стремления переделывать других и как минимум своего партнера. Поскольку он сам не может приспособиться к своему идеализированному образу, то это должен сделать его партнер; и та безжалостная ярость, которую он испытывает в отношении самого себя, направляется на партнера в случае малейшей неудачи последнего. Невротик может иногда задавать себе вопрос: «Почему я не оставлю своего партнера в покое?» Однако очевидно, что подобные рациональные соображения бесполезны, пока существует и экстернализируется внутренняя битва.
Садист обычно рационализирует давление, которое он оказывает на партнера, как «любовь» или интерес к «развитию». Нет необходимости говорить, что это не любовь. Точно так же это и не интерес к развитию партнера в соответствии с замыслами и внутренними законами последнего. В действительности садист пытается переложить на партнера невыполнимую задачу реализации его — садиста — идеализированного образа. Самодовольство, которое невротик был вынужден развивать в качестве щита против презрительного отношения к самому себе, позволяет ему делать это с щеголеватой самоуверенностью.
Понимание этой внутренней борьбы позволяет нам также глубже осознать другой и более общий фактор, необходимо присущий всем садистским симптомам: мстительность, которая часто просачивается подобно яду сквозь каждую ячейку садистской личности. Садист не только является мстительным, но и обязан им быть, потому что направляет свое неистовое презрение к самому себе вовне, т. е. на других. Поскольку его самодовольство мешает ему увидеть свою причастность к возникающим трудностям, то он должен почувствовать, что является именно тем, кого оскорбили и обманули; поскольку он не способен увидеть, что источник его отчаяния находится в нем самом, то он должен считать других ответственными за это состояние. Они погубили его жизнь, они должны ответить за это, именно они должны быть согласны на любое обращение с ними. Именно эта мстительность больше, чем любой другой фактор, убивает в нем всякое чувство симпатии и жалости. Почему он должен испытывать симпатию к тем, кто испортил его жизнь и к тому же живет лучше, чем он? В отдельных случаях желание отомстить может быть осознанным; он может осознавать его, например, в отношении к своим родителям. Тем не менее он не осознает, что это желание представляет всеобъемлющую черту своего характера.
Невротик с садистскими наклонностями, каким мы его видели до сих пор, — это невротик, который из-за того, что ощущает себя исключенным и обреченным, выходит из себя, с яростью и слепой мстительностью набрасываясь на других. Мы теперь понимаем, что, заставляя страдать других, он стремится облегчить собственные страдания. Но едва ли это можно считать полным объяснением. Одни только деструктивные аспекты поведения невротика не объясняют всепоглощающей страсти большинства садистских действий. В таких действиях должна заключаться какая-то позитивная выгода, выгода, которая представляет для садиста жизненную необходимость. Это утверждение, как может показаться, противоречит допущению, что садизм является результатом чувства безнадежности. Как может потерявший надежду человек надеяться на что-либо позитивное и, что самое важное, стремиться к нему с такой поглощающей страстью?
Суть дела, однако, состоит в том, что, с точки зрения садиста, существует нечто важное, чего следует добиваться. Принижая достоинство других, он не только ослабляет невыносимое чувство презрения к самому себе, но в то же самое время развивает в себе чувство превосходства. Когда он подчиняет жизнь других удовлетворению своих потребностей, то испытывает не только возбуждающее чувство власти над ними, но и находит, хотя и ложный, смысл жизни. Когда он эксплуатирует других, то обеспечивает также себе возможность жить эмоциональной жизнью других, уменьшая тем самым чувство собственной пустоты. Когда он разрушает надежды других, то испытывает приподнятое чувство победителя, которое затемняет его собственное чувство безысходности. Это страстное желание мстительного триумфа является, возможно, самым сильным мотивирующим фактором садиста.
Все действия садиста направлены также на удовлетворение потребности в сильном возбуждении. Здоровый, уравновешенный человек не нуждается в подобных сильных волнениях. Чем он старше, тем меньше у него потребность в таких состояниях. Но эмоциональная жизнь садиста пуста. Почти все его чувства, за исключением гнева и желания победы, подавлены. Он настолько мертв, что нуждается в сильных возбуждениях, чтобы почувствовать себя живым.
Последним, но не менее важным обстоятельством является то, что отношения с другими дают возможность садисту почувствовать силу и гордость, усиливающие его бессознательное ощущение всемогущества. В процессе анализа аттитюд пациента к своим садистским наклонностям претерпевает глубокие изменения. Когда он впервые осознает их, то, по всей вероятности, критически оценивает их. Но это критическое отношение не является искренним; скорее это попытка убедить аналитика в верности принятым нормам. Периодически он может иметь вспышки ненависти к самому себе. Тем не менее, в более поздний период, когда он находится на грани того, чтобы отказаться от садистского образа жизни, он может внезапно почувствовать, что теряет что-то очень ценное. В этот момент впервые он сможет испытать осознанное приподнятое настроение от своей способности общаться с другими так, как ему нравится. Он может выразить озабоченность, чтобы анализ не превратил его в презираемое слабовольное существо. Очень часто такая озабоченность имеет основание: лишенный власти заставлять других служить своим эмоциональным потребностям, садист воспринимает себя как жалкое и беспомощное создание. Со временем он начнет осознавать, что чувство силы и гордости, которое он извлекал из своих садистских устремлений, представляет жалкий суррогат. Оно представляло для него ценность только потому, что реальная сила и подлинная гордость были недостижимы.
Когда мы понимаем природу той выгоды, которую садист предполагает извлечь из своих действий, то видим, что не существует никакого противоречия в том, что потерявший надежду невротик может фанатически стремиться к чему-либо еще. Однако не еще большую свободу или еще большую степень самореализации он стремится обрести: все делается для того, чтобы его состояние безнадежности оставалось неизменным, и он не надеется на подобное изменение. Все, чего он добивается, это поиск суррогатов.
Эмоциональная выгода, которую получает садист, достигается за счет того, что он живет чужой жизнью — жизнью своих партнеров. Быть садистом означает жить агрессивно и большей частью деструктивно за счет других людей. А это представляет единственный способ, которым человек с таким сильным расстройством может существовать. Безрассудство, с которым он добивается своих целей, является безрассудством, рожденным отчаянием. Не обладая ничем, что он может потерять, садист может только выигрывать. В этом смысле садистские влечения обладают позитивной целью и должны рассматриваться как попытка восстановить утраченную целостность.
Причина, по которой эта цель так страстно преследуется, состоит в том, что празднование победы над другими дает ему возможность избавиться от унизительного чувства поражения.
Деструктивные элементы, присущие садистским желаниям, не могут тем не менее остаться без какого-либо отклика со стороны самого невротика. Мы уже указывали на усиление чувства презрения к самому себе. В равной мере важной реакцией является рождение тревоги. Частично она представляет страх перед возмездием: садист боится, что другие начнут обращаться с ним так, как он обращается с ними или как намеревается обращаться. Осознанно эта тревога выражается не столько как страх, сколько как само собой разумеющееся мнение, что они «заключили бы с ним нечестную сделку», если бы смогли, т. е. если бы он не препятствовал им, находясь в постоянном наступлении. Ему следует быть бдительным в предвидении и предупреждении любой возможной атаки настолько, чтобы быть практически защищенным от любого планируемого против него действия.
