В военном воздухе суровом - Василий Емельяненко

Я возражал против включения Колесникова в боевой расчет, но в конце концов вынужден был уступить и поставить его рядом с собой справа. Поскольку воздушные стрелки тоже не горели желанием лететь с Колесниковым, то ему выделили сохранившийся одноместный самолет. Перед вылетом я напутствовал Колесникова:

- Смотреть будешь только в мою сторону, выдерживай дистанцию и интервал. Сектором газа резко не шуруй... Головой зря не верти, полетим с надежным истребительным прикрытием, будет Покрышкин. Истребители сами обнаружат и отгонят "мессеров".

Петя согласно кивал, но заметно побледнел. На земле ему все было понятно, а как только поднялись в воздух, то стало ясно: оставлять этого летчика в середине строя нельзя. Никакие мои подсказки по радио не помогали: самолет то вспухал над строем, то резко проваливался под него.

При полете к цели командами по радио летчика пришлось буквально выманивать из середины строя, пока он не занял место крайнего. "Пусть там и болтается", успокоился я. И вроде все пошло нормально.

Отштурмовали мы колонну машин у Курчанской и уходили на бреющем. Я оглянулся - Колесников сильно отстал от группы. Пришлось набрать высоту, чтобы он нас быстрее заметил. Летчик догнал нас, находясь значительно ниже, а потом круто пошел вверх. Вместо того чтобы снова занять место крайнего, он вроде бы начал целить в середину строя на прежнее место между мной и Злобиным. "Занимай место с краю!" - повторял я несколько раз, но Колесников будто оглох.

И вот у меня на глазах самолет Колесникова рубит винтом штурмовик лейтенанта Ивана Злобина со стрелком сержантом Николаем Мухой. Оба самолета, Злобина и Колесникова, вспыхнули и, беспорядочно кувыркаясь, упали на окраине станицы Бараниковской.

И надо же такому случиться - после успешного выполнения боевого задания, когда мы уже пересекли линию фронта...

Вот и сидел я, пригорюнившись, рядом с майором Галущенко, с которым мы не виделись несколько дней, - летал он в Невинномысск за самолетом и только что вернулся. Он успокаивал меня:

- Не кисни, Василек. Видишь сам, что и так все носы повесили. - И тут Галущенко хлопнул ладонью по своему пухлому планшету, стянутому резинками от парашютного ранца, и шепнул на ухо: - Командир батальона из Невинномысска кусок сала для Кожуховского передал. Давай его на глазах у самого батьки съедим, со всеми ребятами!

- Обидим старину...

- Мы и ему потом кусочек оставим, разделим по-христиански. А веселая беседа - не хуже обеда.

Галущенко, напустив на себя суровость, громко скомандовал:

- Летный состав, ко мне! - и направился в штаб. Пришли в комнату, расселись на скамейках, притихли: "Может, боевое задание?" Последним в узкую дверь протиснулся Федор Васильевич - на ловца и зверь бежит.

Галущенко сдвинул на середину столик, поставил два стула, усадил меня и громко объявил:

- Сейчас мы вам покажем... - кивнул он в мою сторону и в абсолютной тишине выдержал томительную паузу. Потом закончил неожиданно: - Покажем, как нужно сало есть! - и повертел над головой извлеченным из планшета большим квадратом сала. Находившиеся в комнате дружно засмеялись, и лишь один Федор Васильевич, сидевший позади всех, беспокойно заерзал на скамейке.

После краткого вступительного слова о пользе сала Галущенко приступил к демонстрации самого опыта. Он долго и сосредоточенно резал кусок на маленькие дольки, затем расщепил головку чеснока, очистил дольки от шелухи. Голодная братия исходила слюной. Наконец он взял первый кусочек, предварительно потер салом вокруг губ, чтобы аппетитно блестело, а уж потом послал его зубчиком чеснока себе в рот. Второй кусочек он протянул мне. Прежде чем его употребить, я предварительно потер поджаристую корочку чесноком. Галущенко в это время прокомментировал мои действия:

- Вот видите, товарищи, и так тоже можно есть. Он подходил к каждому летчику с крошечной порцией и торжественно вручал пробу.

Кожуховского Галущенко обошел стороной, а потом начал вслух сокрушаться по поводу того, что он, наверное, просчитался при дележе и кому-то одному не достанется. Федор Васильевич проявил признаки беспокойства. Порцию он все же получил, но последним. Когда он ее проглотил, тут-то Николай Кириллович и нанес ему "сокрушительный удар":

- Товарищ начальник штаба, прошу написать расписку...

- Какую расписку?

- Что сало, переданное командиром БАО через майора Галущенко, вами получено.

Сколько смеху было в этот день, да и потом! Вместе со всеми заразительно смеялся и Федор Васильевич. Смеяться-то смеялся, но позже стало известно, что во все окрестные батальоны аэродромного обслуживания, откуда снабжали его этим продуктом, он с летчиком звена связи разослал "циркуляр", чтобы впредь сало пересылали только через надежных лиц.

Спустя много лет после войны получил я от Кожуховского очередную поздравительную открытку к Дню Победы. Написана она была женским почерком, только знакома размашистая подпись наискосок. Прочитал я в открытке трогательно срифмованное четверостишье, авторство которого с Кожуховским оспаривать никто не будет.

Милый Федор Васильевич оказался в душе еще и поэтом, которому все однополчане каждый раз на встречах низко кланяются до самого Киева.

В Донбассе

К концу сентября положение на Южном направлении снова резко ухудшилось Фронт широкой волной начал откатываться на восток - к Харькову, Донбассу, Ростову, - пока не задержался на следующем оборонительном рубеже по рекам Северный Донец и Миус.

Нашему полку приходилось часто перебазироваться. Гуляй-Поле, Нелидовка, Луганское, Николаевка, Ново-Александровка, хутор Смелый, совхоз имени Шмидта, Новая Астрахань, Шахты - вот неполный перечень тех полевых аэродромов, с которых пришлось вести боевые действия в Донбассе.

Я должен перечислить эти пункты, хоть они и малоизвестны читателю и не на всех картах даже обозначены. Но как дороги эти наименования сердцу моих однополчан! Они, как вехи, помогают восстановить в памяти боевой путь полка в самый тяжелый период войны.

В Донбассе нам пришлось воевать с осени сорок первого до июля сорок второго.

Десять месяцев подряд - это уже не сорок пять суток, как на Западном направлении, - полк вел непрерывно боевые действия в Донбассе и не отводился в тыл на переформирование. Сказался накопленный боевой опыт. Среди летчиков и техников появились настоящие мастера своего дела, совершенствовалась тактика и система взаимодействия авиации с сухопутными войсками, упорядочилось комплектование авиационных частей, все больше и больше самолетов начали выпускать эвакуированные на восток авиационные заводы.

...Разве мог я не назвать Селидовку? Хотя там мы и находились всего неделю после Гуляй-Поля, но зато какие радостные вести пришли к нам, в Селидовку! Каждому тогда хотелось сохранить на намять газету, но их было мало. Они переходили из рук в руки и возвращались к бдительным владельцам уже истрепанными и замасленными. В "Правде" и в "Красной звезде" было опубликовано два Указа Президиума Верховного Совета от 4 октября. Один был о награждении полка высшей правительственной наградой - орденом Ленина, второй - о присвоении звания Героя Советского Союза командиру полка майору С. Г. Гетьману. А вслед за этим было еще сообщение от Вершинина: тридцать два летчика и техника удостоены боевых орденов и медалей.