Чужая роза (СИ) - Росси Делия

Я открыла рот, собираясь возразить, но посмотрела на герцога, заметила острый взгляд синих глаз — и промолчала. Не стоит привлекать внимание. Я еще придумаю, как забрать камень.

— Что ж, прошу за мной, — угодливо поклонился Сантони, и, закрыв сокровищницу герцога на все запоры, повел нас к очередной зачарованной двери.

Алессандро Абьери

Он подошел к двери и прислушался. В комнате, смежной с его спальней, слышались тихие шаги. Алессия еще не легла.

Абьери нахмурился. Что-то было не так. Он думал, девушка будет рада получить статус его конреди, но чужестранка сумела удивить. Она никак не отреагировала на лестное предложение. Только прикрыла на миг свои удивительные глаза, а когда снова посмотрела на него, оказалось, что он ничего не может по ним прочитать. Ровный золотистый свет надежно скрывал эмоции и мысли. Правда, в какой-то момент ему показалось, что Алессия расстроена, но уже в следующую минуту она потребовала самый большой камень из его сокровищницы, и он понял, что ошибся. Или нет?

К дьяволу! Хватит мучиться сомнениями. Сейчас он войдет в эту проклятую дверь и убедится в том, что между ними все по-прежнему.

Абьери рванул на себя ручку и вошел в просторную спальню.

— Ньор герцог?

Алессия застыла посреди комнаты, но тут же опомнилась и поклонилась, а его будто в грудь ударили.

— Не смей так делать, — преодолев разделяющее их расстояние, резко произнес Абьери и ухватил тонкую руку. — Слышишь? Не нужно никаких поклонов, — уже спокойнее добавил он и выдохнул, сам удивляясь тому, что так бурно отреагировал на привычное действие.

— Как скажете, ньор герцог, — почтительно ответила Алессия, а ему захотелось ее встряхнуть.

Где та девушка, что отвечала на его страсть с неподдельной искренностью и свободой? Где та Алессия, что пылала в его руках? Откуда взялась холодная и равнодушная почтительность?

Внутри полыхнул гнев, но Абьери привычно сумел взять себя в руки.

— Тебе нравится твоя новая комната?

Он отпустил Алессию, и та тут же отступила на шаг назад. А его снова накрыло волной раздражения. Боится? Избегает?

— Да, ньор герцог, — ровно ответила конреди.

— А одежда?

Он заказал дюжину изящных платьев, десяток тончайших рубашек, пять кружевных головных покрывал и несколько пар туфель. И предвкушал, как красива будет его конреди в великолепном алом бархате или в переливающемся синем шелке. Вот только Алессия оставалась в своем прежнем наряде, даже не подумав переодеться. Интересно, почему? Показная скромность? Или демонстрация пренебрежения?

— Она очень красива, — спокойно ответила Алессия.

— Тогда почему ты ничего не примерила?

— Вы не приказали.

А в янтарных глазах светится непокорное пламя. Что это? Бунт? Похоже на то.

Злость улеглась. Внутри появилось предвкушение.

— Что ж, хорошо, я приказываю сейчас, — опустившись в кресло и закинув ногу на ногу, небрежно произнес Абьери.

Алессия едва заметно вздрогнула, но тут же взяла себя в руки и распрямила спину. Он уже не раз замечал это непокорное движение. И оно ему нравилось. Очень. Было в чужестранке что-то живое, настоящее, то, что отличало ее от всех остальных женщин и надолго приковывало взгляд. Сила, независимость, ум, воля, и при этом — невероятная женственность. Удивительное сочетание. Редкое.

— Как скажете, ньор герцог.

Алессия говорила вроде бы покорно, но чуткое ухо уловило в ее словах едва заметную насмешку.

— Зови меня Алессандро, — велел Абьери.

Он положил руки на подлокотники и откинулся на спинку кресла. В душе зрело предвкушение. Интересно, Алессия сумеет оправдать его ожидания?

— Хорошо, Алессандро, — по губам девушки скользнула легкая улыбка, и он почувствовал, как тесно стало в штанах.

Проклятье… Никогда так сильно не реагировал на женщин. Не иначе, околдовала его чужестранка — нежным голосом, волосами огненными, плавными движениями гибкого стана. Ведьма… Но какая прекрасная ведьма!

Девушка, тем временем, медленно потянула тесемки рубашки, словно невзначай оголила плечо и позволила ему увидеть нежную кожу груди. Ее руки коснулись пояса, и вот уже юбка скользит на пол, открывая стройные ноги. Следом на полу оказывается и рубаха, которую Алессия сняла таким гибким и чувственным жестом, что у него разом сбилось дыхание. А внутри зазвучала мелодия, под которую они недавно танцевали, и ему показалось, что Алессия тоже ее слышит. Раз… Два… Три… Движения тонких рук изящны, как у танцовщицы фалько. Мягкие губы приоткрылись. На щеках загорелся румянец. Плавные движения бедер завораживают, приковывают внимание и уже не отпускают, заставляя сердце стучать все сильнее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Абьери почувствовал, как сбилось дыхание, и с трудом усидел на месте. Ему до зуда в пальцах хотелось потянуть конреди на себя, сорвать с нее оставшуюся одежду, просунуть руку между бедер и убедиться, что она желает его так же сильно, как он желает ее. Но нет. Он подождет. Подождет и посмотрит, что будет дальше.

Алессия, словно прочитав его мысли, понимающе улыбнулась. Потом как бы невзначай провела пальцем по нижней губе и так посмотрела на него из-под ресниц, что он с трудом усидел в кресле. Проклятье! Эта женщина его с ума сведет!

А конреди, словно не догадываясь о том пожаре, что бушевал у него внутри, легко переступила через сброшенную одежду, оставшись в короткой нижней рубашке, и чуть подалась вперед.

— Алессандро?

Сияющие тягучим янтарем глаза оказались прямо напротив, и в грудь ударила тяжелая волна. Все. Дольше ждать он уже не мог.

— Сними, — коротко приказал Абьери, понимая, что проигрывает битву с собственным телом.

— Хорошо.

Тонкий стан изгибается, рубашка летит к остальной одежде, Алессия поднимает руки к волосам, и тяжелая копна рассыпается по плечам, а он рывком вскакивает с кресла и делает шаг вперед, к манящему янтарю, к дурманящему аромату роз, к алой спелости губ… И пропадает, едва коснувшись их поцелуем.

***

Первые лучи рассвета скользнули по лицу спящей девушки, и Алессандро не удержался, невесомо провел костяшками пальцев по мягкой щеке. Нежная, как самая отборная ротелла, выращенная в садах Навере. И такая же яркая и душистая, будто поцелованная солнцем.

Алессия спала, а он так и не смог уснуть, не хотел терять ни одной минуты удивительной ночи. Страсть и нежность никогда не пересекались в его сердце, но тут непонятным образом сошлись и сплавились воедино. Странно. Дожил до своих лет, но ни с кем не испытывал того, что пробудила в душе Алессия. Чужестранка... Откуда в ней столько огня и страсти и, в то же время, сдержанности и благородства? Нет, она не простолюдинка. У простолюдинки не может быть таких нежных рук и маленьких узких стоп. Но тогда кто? И откуда? Сарития? В эту сказку Абьери больше не верил. Пусть он не мог прочитать память своей конреди, но вполне способен был понять, что она не саритянка.

«Кто же ты, чужеземная роза? Из каких далей занесло тебя в мой дворец?»

Алессия вздохнула во сне и подвинулась, доверчиво уткнувшись щекой ему в руку, а он почувствовал, как тепло стало на сердце. Мадонна…

Абьери замер. Что эта странная женщина с ним сделала? Почему он ощущает то, на что не считал себя способным? И почему все внутри восстает при одной только мысли, что кто-то или что-то отберет у него чужестранку?

Алессандро вглядывался в безмятежное и непривычно открытое лицо, и в его душе рождалось что-то новое, неизведанное, и оттого опасное.

Осторожно, стараясь не разбудить, он вытащил руку из-под щеки Алессии и поднялся. А потом бесшумно открыл дверь и вышел из комнаты, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не оглянуться, но на пороге не выдержал и все же обернулся.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Алессия Пьезе

Прошло три недели моей новой жизни, а я так и не смогла разобраться ни в собственных чувствах, ни в намерениях Абьери. Каждую ночь он проводил в моей спальне, и что это были за ночи! Герцог знал о женском теле все. Я думала, что смогу держаться холодно и равнодушно? Какой там! Он не дал мне такой возможности. Наша страсть была настолько сокрушительной, что не оставляла места мыслям и расчетам. Абьери горел сам и заставлял гореть меня. В его руках я становилась совсем другой — не прежней Лесей, не нынешней Алессией, а раскованной и ненасытной незнакомкой, умеющей одинаково принимать и дарить наслаждение. Герцог открыл какую-то новую меня, и я еще сама толком не понимала, кто она, эта женщина, горящая в одном пожаре с неутомимым и изобретательным мужчиной.